Хористы

Анна вышла на улицу. Щеки пылали от негодования и пушистые снежинки мгновенно таяли, едва касаясь их. Она быстрым шагом пересекла больничный двор, оказалась за воротами и тут же поймала извозчика. На строгое грязно-желтое здание с белыми колоннами она даже не взглянула — прочь отсюда, чем дальше, тем лучше. Ей снова отказали. Конечно, за эти полгода ей отказывали так часто, что она почти привыкла и каждый раз с интересом ждала — какую новую отговорку придумает главный врач на этот раз? К сожалению, ученые мужи не блистали изобретательностью: кто-то из них тихо, словно извиняясь, говорил, что вакантных мест нет и он может предложить только место сестры милосердия. Другие же заявляли прямо — женщина-врач им не нужна, и не стоит даже пытаться показывать диплом и прекрасные характеристики. Барышня доктором быть не может и точка. Некоторые дополнительно советовали не распылять себя в столь земном и неженственном занятии. Она каждый раз ожидала отказа, но подсознательно надеялась, что ее все-таки примут на работу. Она обошла, казалось, все больницы Петербурга, но везде находила лишь усмешки и снисходительный тон. Даже здесь, в Александровской, где вечная нехватка врачей! Анна ехала по заснеженным улицам и думала, что, пожалуй, хватит с нее столицы. В конце концов, империя большая, доктора нужны везде, особенно в отдаленных ее уголках. Там никому дела нет до того, мужчина ты или женщина, главное, чтобы ответственно и четко выполнял свою работу. Об этом с восторгом писала из села в Костромской губернии ее однокурсница, уехавшая в сентябре прошлого года. Звала ее в помощники. Тогда Анна отказалась, а сейчас… правда, почему бы и нет? Шесть лет назад Анна решила, что непременно станет врачом. Она была убеждена, что доктора, наблюдавшие мать, упустили время, назначили неверное лечение и в итоге не смогли спасти ее. Анна дала себе слово, что будет совсем другой — она не допустит, чтобы из-за ее ошибки или бездействия страдала семья больного. А после был гимназический выпуск и прошение на Высочайшее имя о позволении держать вступительные экзамены в Женский медицинский институт, вопреки тому, что слишком юна для поступления. К прошению Анна приложила свой аттестат с отличием и не забыла добавить, что она — дочь героя Русско-Японской войны, отважного капитана, отдавшего жизнь за Отечество. Она не поверила своим глазам, когда прошение было удовлетворено и она вместе со множеством других девушек пришла на первый экзамен. После успешно пройденных вступительных испытаний Анна не заметила, как пролетели пять лет. Она прилежно учила нормальную анатомию, несколько видов химий, патологию и фармакологию, часто засыпая за столом с учебниками и конспектами к неудовольствию брата Георгия. На старших курсах старалась научиться отличать систолический шум в сердце от диастолического, влажные хрипы в легких при пневмонии от хрипов при сердечной недостаточности. Она старалась найти общий язык даже с самыми упрямыми пациентами и внимательно их слушала, стараясь ничего не упустить. И вот прошлым летом она, наконец, получила диплом с единственной четверкой по глазным болезням. Настало время для настоящего дела, где она могла бы показать себя, но прошло уже полгода, а она по-прежнему не работала. Вот и дом. Расплатившись с извозчиком, Анна толкнула дверь и оказалась в полутемной прихожей. Повесила одежду на вешалку, и подошла к столику для бумаг с несколькими телеграммами и открытками, которые не успела прочесть с утра. Первая телеграмма была из Костромской губернии от однокурсницы. Она поздравляла ее с рождением и в конце вновь интересовалась — не решила ли Анна бросить, наконец, чопорную столицу и приехать к ней помощницей? — Что ж, скоро я, наверное, соглашусь, — сказала Анна, распечатывая следующий конверт. Остальные поздравления также оказались от гимназических подруг, затем — открытка от сослуживца отца, и еще одна от друзей семьи, Лавровых. Анна еще раз перечитала все бумаги, с улыбкой вернула их на место и пошла к себе. Подумать только — ей уже двадцать три. Еще вчера она, Георгий и дочь Лавровых Александра, Алекс, играли в индейцев и пиратов, строили плот, мечтая уплыть в кругосветное путешествие — и обязательно уплыли бы, не поймай их вовремя отец, — и Анна ждала оставленную после уроков Алекс, — и вот они выросли. Ей двадцать три и у нее медицинский диплом, Георгий теперь — блестящий красавец-поручик, а Алекс уже окончила Бестужевские курсы и преподавала в гимназии, где когда-то училась сама. Анна взглянула на стоявшую на ее столе фотографию — бравый морской капитан с пышными усами сидел, закинув ногу на ногу, а позади, положив руку ему на плечо, стояла светловолосая женщина. Видели бы они ее сейчас, с грустью подумала девушка. Семь лет назад отца, капитана первого ранга, забрала Цусима, не осталось даже могилы, которую можно было бы навестить. Анна плохо запомнила тот май и последующее лето. Экзамены в гимназии прошли как в тумане. Тогда ей очень помогла Алекс — она все время была рядом, старалась ее отвлечь и развеселить, она же была в роли слушателя, когда Анне хотелось выговориться и поплакать. К осени жизнь постепенно стала возвращаться на круги своя, но тут случилась новая беда — заболела менингитом и скончалась мать. Тогда, в январе тысяча девятьсот шестого года, стоя на кладбище, Анна и решила связать себя с медициной. После смерти родителей Лавровы заменили ей семью и за это она всегда будет им благодарна. Анна тряхнула головой, собираясь с мыслями, и громко сказала: — Ну хватит. У меня сегодня праздник, не надо думать о грустном. Осталось только помочь Катерине с праздничным ужином.

* * *

К вечеру все было готово, и Анна в скромном темном платье и появившийся ранее Георгий, облаченный в парадный мундир, встречали немногочисленных гостей. Первыми приехали Лавровы. Дядя Роман по-отечески обнял ее, затем Анна поприветствовала его жену и последней заключила в крепкие объятия Алекс. После того, как Георгий проводил всех к столу, приехал очередной и последний гость, старый адмирал Михаил Александрович: в парадной форме, с шапкой седых волос и, несмотря на праздник, с печальным лицом. Впрочем, он всегда выглядел расстроенным, сколько Анна его помнила. Когда, наконец, все были в сборе, Георгий попросил тишины. Он высоко поднял бокал с шампанским и произнес длинную витиеватую речь, в которой сначала желал сестре здоровья и счастья, а затем выразил надежду, что Анна встретит человека, которому он сможет спокойно ее доверить. Пока он говорил, девушки переглянулись и закатили глаза — каждый год Георгий говорил одно и то же. Затем Анну поздравили остальные и, наконец, вручили подарки. От брата она получила новое платье — кремового цвета, хорошо сшитое, но совершенно Анне не понравившееся. Сюрпризы от остальных оказались значительно приятнее — дядя Роман с женой подарили ей красивые серьги, а Михаил Александрович — серебряный браслет. Алекс же протянула подруге тяжелый прямоугольный сверток из плотной бумаги и сказала: — Думаю, тебе это пригодится. Анна поспешно развернула бумагу и увидела последнее издание справочника внутренних болезней. Анна давно обратила на него внимание, но жалела денег на покупку. Георгий обошел стол, взял справочник, повертел в руках и с усмешкой отложил. — Я думал, это хотя бы роман. А ты опять… Анна почувствовала, как внутри поднимается раздражение, но взяла себя в руки и холодно ответила: — Мы уже говорили об этом. А сейчас я прошу не портить вечер. Михаил Александрович примирительно положил на плечо юноши крепкую руку. — Джорджи, перестань. Аннушка хочет заниматься любимым делом, к тому же — весьма благородным. Что в этом плохого? — Отец бы умер на месте от стыда, узнав, что у него выросла медичка! Которая, к тому же, — Георгий посмотрел на сестру так, словно она совершила что-то очень постыдное, — хочет зарабатывать сама. Анна с досадой поняла, что еще немного — и она перестанет сдерживаться. На глазах выступили слезы, но не от обиды, а от злости. — Этого мы уже не узнаем — отец погиб, — отчеканила она. — Если бы дожил, его бы обязательно хватил удар. Капитан Лавров улыбнулся и попытался разрядить обстановку: — Аня его бы спасла, и он бы все понял. Но Анна не отреагировала. Кем брат себя возомнил? Несмотря на молодость, он рассуждает словно ровесник Михаила Александровича. Где тот Георгий, с которым они в детстве были неразлучны? Неужели армия его настолько изменила? И почему он считает, что может все решать за нее? Он ей не отец! И старше всего на два года. — Вы не правы, дядя Роман. Отец был настоящий мужчина, который чтил традиции и считал работающих женщин… — Георгий вдруг замялся. Анна вскинула голову и с вызовом посмотрела на него. Правой рукой она так крепко сжала бокал с шампанским, что тот треснул. — Ну? Говори, мы ждем! Нам всем интересно. — Он не считал их порядочными. Капитан покачал головой. Анна заметила, что, хотя он и казался спокойным, уши у него покраснели и теперь отлично сочетались с рыжими волосами. — Ты плохо знал отца, Георгий. — Александра тоже работает, — вдруг заговорила жена капитана. Голос ее возмущенно звенел, казалось, еще немного — и она отвесит Георгию пощечину. — Значит ли это, что ты тоже считаешь мою дочь… — Это другое! — Отнюдь. Юноша, запомните: Александра моя дочь, а Аня — все равно, что дочь. И если вы позволите себе еще подобные слова в их адрес, я буду разговаривать с вами по-другому. Я в вас ошиблась. Вечер был испорчен. Георгий провел еще какое-то время за столом, но вскоре исчез наверху. Гости едва притронулись к праздничному пирогу и принялись торопливо расходиться. Стоя в прихожей, Алекс посоветовала не обращать на брата внимания — мол, если человек дурак, то это не вина Анны. А на дураков не обижаются. Капитан с женой напоследок еще раз обняли девушку и напомнили, что она всегда может рассчитывать на их поддержку. Когда за Лавровыми закрылась дверь, в прихожей остались только расстроенная Анна и невозмутимый Михаил Александрович, предложивший выпить еще чаю. Какое-то время они сидели молча, только иногда старый адмирал звенел чашкой о блюдце. Наконец, он заговорил — мягко и участливо: — Не принимай это близко к сердцу, Аннушка. Джорджи сказал это не со зла, просто он все такой же вредный мальчишка, каким я его знал. Относись к нему как к неразумному ребенку, пусть даже он носит усы и ему двадцать пять. — Я понимаю, — сказала Анна и ответ получился чуть резче, чем следовало. — Извините меня. Все как-то непросто последнее время… Она вдруг почувствовала огромное желание выговориться человеку, который дружил с отцом всю ее жизнь и которого она всегда считала кем-то вроде доброго дядюшки. Хотелось рассказать, что в этот день она особенно скучает по родителям и жалеет, что они не могут быть рядом; что ей нужна поддержка в ее начинаниях от родного человека, но от Георгия она постоянно слышит насмешки, и это страшно надоело. И, наконец, хотелось поделиться тем, как она устала за последние месяцы от отказов в работе. Анна открыла было рот, чтобы продолжить, но в последний момент передумала. Лучше все же промолчать, не стоит тревожить адмирала. Раз уж так вышло, что она осталась одна — Георгий не в счет, а Лавровы, хоть и заменили ей семью, но все же не ее семья, — она должна со всеми проблемами справляться сама и по возможности не просить помощи. У окружающих и без нее хватает забот. Михаил Александрович смотрел на нее, ожидая продолжения. Но Анна уже решила, что продолжения не будет. — Но это все временно, — нарочито бодро сказала она. — Все как-нибудь устроится. — Согласен, Аннушка. Я как раз хотел поговорить с тобой об этом. Ты ведь пока не нашла работу? Анна покачала головой. — Нет. Но я думаю о том, чтобы уехать в земство. В любое. Там никому не будет дела до моего пола. — Правда? — у Михаила Александровича даже вытянулось лицо от огорчения. — Жаль. А я хотел порадовать тебя. Я нашел тебе место. Видишь ли, я уже двадцать лет попечитель хорового лицея. Мой Глеб учился там. Но он умер, наследников у меня больше нет, и я решил, что мои деньги мальчикам будут нужнее, — он печально улыбнулся и Анна поспешно сказала. — Я знаю этот лицей. Пару месяцев назад мы с Алекс были на катке и оказывали первую помощь мальчику оттуда. Представляете, он оказался графом. Он вел себя так, словно находился на сцене и играл драматическую роль. Михаил Александрович рассмеялся и закивал: — Я знаю, кого вы встретили — юный граф там всего один, и это сын второго попечителя, Уварова. Но речь не о нем. Лицейский доктор, мой хороший знакомый, уходит в отставку… Анна скептически приподняла бровь: — Потому что умирает от скуки? — Нет, по здоровью. Он ищет себе замену, и я мог бы порекомендовать тебя. Что скажешь? Анна замялась, не зная, что ответить. С одной стороны, все складывалось как нельзя лучше — нашлось место, куда ее могли взять, тем более, за нее может поручиться сам попечитель, адмирал Лазарев. Наверняка и жалование будет достойное. Но с другой — разве она училась пять лет для того, чтобы обрабатывать разбитые коленки и гонять на уроки прогульщиков-симулянтов? Она хотела сложных и интересных случаев, а ей предлагают спокойно сидеть в кабинете, изредка отвлекаясь на очередную ссадину или простуду. И кроме того — этот лицей мужской, и вряд ли там будут рады девушке-доктору. — Я буду с вами честной, — медленно заговорила она, глядя прямо в светло-голубые глаза. — Я не знаю, что вам ответить. Я готовилась совсем не к этому. Там слишком спокойно и я полагаю, мне это будет не слишком интересно, а еще этот лицей… — Значит, нет? Она молчала. Отказывать милому Михаилу Александровичу, решившему в очередной раз принять в ней участие, не хотелось. По крайней мере, прямо сейчас. — Нет, вовсе нет. Я просто не знаю… — Анна почувствовала, как кровь приливает к щекам, и отвела глаза. — Можно мне подумать три дня? Через три дня я дам вам точный ответ. Адмирал коротко кивнул и поднялся со стула. — Согласен. Хорошо подумай над этим, Аннушка, и, пожалуйста, не руби с плеча. А сейчас я вынужден тебя оставить — время уже позднее. — Я провожу вас. После того, как за Михаилом Александровичем закрылась дверь, Анна, несмотря на протесты Катерины, вызвалась ей помочь и следующие полтора часа они провели в уборке столовой и мытье посуды. Катерина попыталась возразить: молодая хозяйка не должна этим заниматься, но Анна пожала плечами и ответила, что не видит ничего предосудительного в помощи. Когда они закончили, часы как раз пробили одиннадцать. Анна поднялась к себе и без сил рухнула в постель. Неудачный визит в Александровскую больницу, подготовка к ужину и сцена, устроенная братом, сделали ее совершенно разбитой. А тут еще предложение Михаила Александровича. Оно было столь внезапным, что Анна совсем растерялась и никак не могла определиться с ответом. Ей срочно нужно было с кем-то поговорить, и на эту роль как нельзя удачнее подходила лучшая подруга.

* * *

Они встретились с Александрой на следующий день. Девушки неспешно прогуливались по расчищенным от снега дорожкам Михайловского сада, Алекс подставляла круглое веснушчатое лицо по-весеннему теплому солнцу и увлеченно рассказывала о гимназии и своих ученицах. Но вскоре она спохватилась, вспомнив, что Анна хотела поговорить и, возможно, спросить совета. Выслушав сбивчивую речь подруги, она повернулась к ней и удивленно вскинула рыжие брови. — А что тут думать? Конечно соглашайся! — Ты так считаешь? Алекс зачерпнула с ближайшей скамейки снега, скатала снежок и легко запустила им в Анну, но промахнулась. — Ты слишком много сомневаешься. Ты же так долго искала работу, и вот бог тебя услышал. Давай я тебе сейчас все объясню. — Давай, — охотно согласилась Анна и взяла подругу под руку. — Это хороший лицей и, я уверена, у тебя будет хорошее жалование. А еще ты можешь общаться с предыдущим доктором и, если надоест, он может порекомендовать тебя в больницу — у него наверняка остались многие связи. Ну и в конце концов у тебя уже будет кое-какой опыт. — Работы с детьми, — усмехнулась Анна. — Зря ты так, дети очень непредсказуемы, говорю тебе как учительница. И еще — ты помнишь того мальчишку с катка? Он же лицейский. Так что скучать тебе точно не придется. Ну а кроме детей, в лицее есть преподаватели. Мало ли, что может с кем-нибудь случиться, — подмигнула подруга и Анна не смогла не улыбнуться. — Все верно. Но знаешь, чего еще я боюсь? Этот лицей все-таки для мальчиков, там вообще повсюду одни мужчины. Вдруг директор посчитает, что девушке, пусть и доктору, там не место? — Насчет этого не волнуйся, — Алекс ободряюще приобняла ее за плечи. — Я уверена, Михаил Александрович все уладит. Анна недоверчиво посмотрела на Александру. Где-то высоко громко каркнула ворона, заставив девушек вздрогнуть от неожиданности. — Ты правда так думаешь? — Ну конечно. Поэтому успокойся и соглашайся. Анна задумчиво потерла лоб, не переставая хмуриться. Наконец, лицо ее прояснилось, и она осторожно сказала: — Да, пожалуй. И спасибо тебе большое за поддержку — ты молодец. Алекс демонстративно погладила себя по голове и сказала: — Конечно, я молодец, как ты могла сомневаться! Обе девушки звонко рассмеялись, и Анна попросила подругу продолжить рассказ о том, что натворили ее гимназистки на этот раз. На душе стало вдруг очень легко и солнечно — главная проблема последних месяцев разрешилась, она даст ответ Михаилу Александровичу и уже совсем скоро начнет работать, как и мечтала. Анна шла, наслаждаясь ярким солнцем, слушая эмоциональный рассказ подруги и вдыхая полной грудью чистый воздух, в котором уже отчетливо чувствовалась приближающаяся весна.

* * *

В тот же день Анна написала адмиралу письмо всего из двух слов — «Я согласна», а еще через пару дней они оба — Михаил Александрович уверенно, а Анна — несмело и с часто бьющимся сердцем, — переступили порог лицея. В коридорах было пусто, только со второго этажа доносились звуки фортепиано и пение, в котором нельзя было разобрать слова. — Репетируют, — пояснил адмирал и повел Анну в левое крыло первого этажа. Они оказались в просторном директорском кабинете. Над столом помещался портрет государя, а напротив — портрет господина, очень похожего на директора. Сам директор, мужчина лет сорока, с бородкой и темными глазами, поприветствовал Анну, затем представился как Эдуард Владимирович Вяземский и указал на свободное кресло. — Присаживайтесь, Анна Николаевна. Признаюсь, нечасто встретишь юную барышню-врача. Анна крепче сжала подлокотники, но сидевший напротив адмирал ободряюще кивнул ей, словно говоря — подожди, все хорошо. — Михаил Александрович рассказывал о вас. Он говорил, что вы — очень разумная и серьезная девушка, и желаете помогать ближним. — Да, это правда. Анна глубоко вдохнула, пытаясь унять волнение и легкую дрожь в пальцах, но ничего не вышло. Тем временем лицо Вяземского приобрело выражение глубокой задумчивости, и он скрестил руки на груди. — Я также слышал, что у вас были определенные трудности с поиском работы. Во рту сразу стало сухо, как в пустыне. — Уверяю вас, это не связано с моими профессиональными качествами. Он с готовностью закивал. — Понимаю, понимаю… И могу сказать вам, что кто угодно на моем месте ответил бы сейчас, что у нас все-таки мужской лицей. Старшим ученикам шестнадцать-семнадцать лет и такая красивая девушка будет их смущать. Анна почувствовала, как сердце на мгновение замерло и куда-то провалилось. Ну вот и все. Она же говорила. Сейчас Вяземский скажет, что ему, конечно, очень жаль, но он вынужден отказать. Она кивнула и постаралась, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее: — Да, я все понимаю. — Анна поднялась на ноги под удивленный взгляд обоих мужчин. — Прошу прощения за свою самонадеянность и за то, что отняла ваше время. — Постойте! Присаживайтесь, пожалуйста, я не договорил. Это сказал бы любой, но не я. Я против предрассудков, Анна Николаевна. Анна почувствовала, как ноги перестают ее держать и с готовностью опустилась в мягкое кресло. Затем с трудом перевела дух и позволила себе робкую улыбку. — Если наши ученики отвлекаются, то дело в них, а не в вас. Могу я взглянуть на ваш диплом? — Да, разумеется! — все еще не смея поверить в услышанное, ответила Анна. — Вот, держите. Вяземский быстро просмотрел столбик с отметками, одобрительно хмыкнул и перешел к характеристикам. Анна ожидала его ответа, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику. Наконец, Вяземский отложил бумаги в сторону и обратился к девушке: — Все в порядке, Анна Николаевна. Позвольте вас поздравить с новой должностью, — темные глаза директора сузились в улыбке. — Все формальности мы уладим позже, а пока, я думаю, вы должны познакомиться с нашим Николаем Николаевичем — это тот, кого вы замените. Если будет угодно, я провожу вас. Михаил Александрович поднялся на ноги. — Не стоит, господин Вяземский, я сам. — Что ж, это ваше право. Напоследок я хотел бы вам сказать, что вы приступаете к своим обязанностям с начала следующей недели, а до этого я подготовлю необходимые документы и вы их подпишете. До свидания, доктор Гранина. Анна покраснела, — теперь уже от удовольствия, — попрощалась с директором и вышла из кабинета вслед за адмиралом. В коридоре она засыпала его благодарностями, на что Михаил Александрович неловко отмахнулся и заверил, что помочь дочери покойного друга — его священный долг. Через пару минут они оба стояли в лазарете, и Анна с интересом рассматривала своего предшественника. На вид ему можно было дать лет пятьдесят или чуть больше, он был коренастым, с большой круглой головой и частой проседью в темных волосах. На тонком клювообразном носе сидело старое пенсне, за которым скрывались серые глаза, смотревшие почти не мигая. Анна подумала, что этот доктор очень напоминает мудрую сову и еле сдержалась, чтобы не расхохотаться, когда он представился: — Николай Николаевич Филин, к вашим услугам, — он подозрительно посмотрел на с трудом сохраняющую невозмутимость Анну, и добавил. — Это настоящая фамилия. — Что вы, я и не думала… — Ученики каждый год удивляются и не верят. А как ваше имя, милая барышня? Анна назвалась, а затем Филин обменялся крепким рукопожатием с Михаилом Александровичем. — Очень приятно. Я наслышан о вас и рад, что наконец-то увидел вас воочию. Вы уже были у директора? Все хорошо? Анна заверила, что все просто замечательно. — Славно. Давайте, я вам все здесь покажу и отвечу на вопросы, если будут. — Я полагаю, я тут лишний, — подал голос адмирал. — Я подожду вас в вестибюле, хорошо? Анна согласилась. В следующий час Филин показал ей смотровой кабинет и местонахождение всех необходимых инструментов, две палаты — одну для учеников и одну для учителей, комнаты, в которых Анна будет жить, и, наконец, мертвецкую. Доктор выразил надежду, что Анне никогда не придется ею пользоваться. — Если вас это утешит, в моей практике было только два подобных случая за последние двадцать пять лет, — сказал он, показывая Анне почти пустую комнату с единственным столом посередине. — Мальчик почти в самом начале моей работы — он упал с дерева, и сын Михаила Александровича двадцать лет назад. — Что с ним случилось? — тихо спросила Анна, внутренне содрогнувшись при мысли, что у нее может умереть кто-нибудь из учеников. — Скоротечная чахотка. Но остальные мальчишки до сих пор в это не верят и придумали себе какую-то легенду. Да вы сами как-нибудь увидите эти ночные паломничества к мертвецкой. На храбрость себя проверяют, видите ли. В этом году тоже приходили. Пойдемте отсюда. Кстати, хотите чаю? — Не откажусь. Вскоре они сидели за небольшим столом в смотровой, где витал слабый запах карболки и спирта, и Анна, грея холодные руки о горячую чашку, слушала следующие наставления доктора. — Вы, Анна Николаевна, ведите себя с ними построже. Только дай слабину, они вам на шею сядут и будут ходить сюда толпой, чтобы вы нашли у них болезнь, и они прогуляли урок. — Не беспокойтесь, я сама не так давно училась в гимназии и знаю все их уловки. Поверьте, девочки от мальчиков в делах прогулов не слишком отличаются. Я тоже непростая. — Это хорошо. Что же до взрослых, то наши учителя редко сюда заглядывают, разве только в случае простуды. Правда, сдается мне, сейчас они станут здесь появляться гораздо чаще, как и старшие ученики, — Филин лукаво улыбнулся и взглянул на Анну из-под пенсне. Анна догадывалась, в чем дело, но все же осторожно спросила: — Почему? — Потому что меня, старого филина, заменит юная и красивая девушка. — С этим, я думаю, тоже справлюсь, — Анна рассмеялась. Филин отставил чашку и поднялся на ноги. Выглядел он очень довольным и удовлетворенно заключил: — Ну и хорошо. Я в вас верю. Приятно знать, что отдаю это место и мальчиков в хорошие руки. Идемте, я провожу вас к выходу.

* * *

На следующий день после их совместного с адмиралом визита в лицей, Анна приехала туда одна, подписала все необходимые бумаги, и только после этого окончательно поверила, что ее действительно приняли. Оставшиеся дни до понедельника Анна провела в прекрасном расположении духа. Даже Георгий не смог испортить ей настроение своими едкими замечаниями. Он говорил, что, раз женщины недостаточно умны, то Анна уморит мальчиков и парочку преподавателей в первую же неделю. Она отмахивалась от брата, как от назойливой мухи, и продолжала чтение «Внутренних болезней». Анна была счастлива. Наконец-то после стольких месяцев она смогла вздохнуть с облегчением. Ее взяли, все хорошо, а будет, наверняка, еще лучше. А если кто-то, как Георгий, будет сомневаться, то она им обязательно докажет, что честно заработала свой диплом и ничем не отличается от остальных. С этими мыслями вечером воскресенья Анна уложила в чемодан все необходимые вещи, тепло простилась с Катериной, сдержанно кивнула Георгию и уехала. Наблюдая из окна кареты, как дом постепенно скрывается за снежной пеленой, слушая завывание ветра, Анна чувствовала, как внутри разрастается чувство безотчетной радости. Прочь из пустых холодных комнат, от Георгия и тяжелых воспоминаний — теперь у нее начнется совершенно новая жизнь. Она прибыла в лицей вечером. Уроки и репетиции уже закончились, окна четвертого этажа светились желтым светом и в них мелькали маленькие черные силуэты. Однако во дворе Анне встретились несколько старших мальчиков, проводивших ее полными любопытства взглядами. Она слышала, как они спорили за ее спиной. Прислуга помогла донести вещи до ее скромных комнат, и весь оставшийся вечер Анна потратила на то, чтобы расположиться и устроиться. Открыв небольшой шкаф, она обнаружила в нем форменный халат и, не удержавшись, надела его. Анна подошла к зеркалу и оценивающе взглянула на себя — серьезную девушку в белом халате. Увиденное ей очень понравилось. Она — настоящий доктор! В настоящей форме, официально принятая сюда и уже завтра начинающая работу. Анна повернулась пару раз перед зеркалом, оценивая себя с разных сторон, и осталась полностью удовлетворена, даже порозовела от гордости. Она закончила с разбором вещей только глубокой ночью, но спать совершенно не хотелось, хоть она и догадывалась, что наутро об этом пожалеет. Раз уж заснуть не получалось, Анна прошла к двери, ведущей из ее комнаты прямо в смотровую, и толкнула ее. В кабинете она зажгла лампу и принялась изучать содержимое шкафчиков и ящиков. Ничего необычного или серьезного она не нашла, а из инструментов ей больше всего понравились неврологический молоточек — маленький, тяжелый, с блестящей ручкой и резиновыми бойками, — и, конечно, стетоскоп. После краткой ревизии лазаретного инвентаря Анна потянулась к журналу обращений, лежавшему на столе. В нем также не было ничего примечательного — в основном мальчики обращались с простудой и кашлем, только один раз, в январе, обратился учитель — некий Синицын, — с повышенным кровяным давлением, да в записях за декабрь прошлого года Анна наткнулась на знакомую фамилию. — «Уваров Владимир, 11 лет, ушиб голеностопного сустава», — прочитала она шепотом и улыбнулась: юного графа она нескоро забудет. Она остановилась на записях за ноябрь и закрыла журнал — часы в коридоре уже пробили час после полуночи, нужно было немедленно ложиться, иначе завтра она точно не встанет.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Анна не сразу поняла, где находится. Только как следует рассмотрев комнату, она поняла, что уже не дома, и все вспомнила. Нужно было приводить себя в порядок и идти завтракать. Она немного нервничала — как на нее отреагируют остальные? — но в итоге решила, что, если не выйдет из комнаты, то так никого и ничего и не узнает, и поэтому решительно направилась на завтрак. Она слегка растерялась, когда переступила порог столовой — в глазах зарябило от мальчиков в темно-синих матросках, а множество голосов словно оглушили ее, — но продолжила идти и, наконец, оказалась за преподавательским столом. Строгая пожилая дама, представившаяся как фрау Грише, указала ей на место между собой и молодым мужчиной в пестром старомодном галстуке — учителем арифметики Королевым. Дежурный мальчик, маленького роста и с большими торчащими ушами, — Анна вдруг узнала в нем одного из друзей пострадавшего на катке графа, — прочитал молитву, и все приступили к завтраку. Фрау Грише с интересом повернулась к ней. — Вы к нам взамен господина Филина? — Да, фрау Грише. Суровое, словно высеченное из камня, лицо фрау вдруг озарилось улыбкой, и Анна подумала, что, возможно, она не такая уж и мрачная. — Волнуетесь? Только не надо лгать, я этого не люблю. Все волнуются в первый день. Я ведь тоже была точно как вы, разве что постарше. Переживала страшно. — Правда? — Я расскажу вам подробнее, если хотите, но вечером. Приходите ко мне, если будет время. Мы с вами тут единственные женщины, нам надо ладить, как вы считаете? — Полностью с вами согласна, — осторожно ответила Анна и вернулась к каше. А еще она продолжила с интересом рассматривать остальных присутствующих. Почти никого из учеников она не знала, кроме ушастого дежурного, а также графа Уварова и кудрявого мальчика за столом младших. Из учителей же ей были знакомы только директор и теперь еще фрау Грише. Затем она заметила учителя, находившегося ближе всех к младшим, и что-то строго внушающего одному из них. Сидевший по правую руку от нее Королев о чем-то негромко беседовал со своим соседом — длинным худым мужчиной в очках. Никто из тех, кого Анна смогла разглядеть, не выказывал ни малейшего удивления или неудовольствия ее присутствием, кроме, разве что, маленького пожилого учителя с полностью седой головой. Анна видела, как он что-то говорил соседу — пожалуй, самому молодому из всех учителей и самому беззаботному на вид, — и иногда с сомнением посматривал в ее сторону. Ну, это ничего, подумала она. Привыкнут. Наконец, с завтраком было покончено, и Анна отправилась к себе. Она рассчитывала еще немного полистать книги и справочники, которые взяла с собой на всякий случай, но не успела — не более, чем через четверть часа от начала первого урока, в дверь постучали. Анна вздрогнула. Кто мог пожаловать так рано, а главное — зачем? Она очень удивилась, увидев на пороге фрау Грише. Анна поняла, что вряд ли она решила продолжить рассказ о первых днях работы — выглядела она очень встревоженной. — Снова здравствуйте, фрау. Что-нибудь случилось? — Случилось. Вы не могли бы взглянуть на одного моего ученика? Он вернулся из дома только сейчас и выглядит он неважно. Впрочем, сами все увидите. — Конечно, зовите. Фрау выглянула в коридор, сказала кому-то: «Самарин, заходи», и Анна с изумлением узнала в нем еще одного старого знакомого. Мальчик тоже ее узнал — он поднял на нее округлившиеся глаза и выдохнул: — Анна Николаевна? — Вы знакомы? — Я потом вам расскажу, фрау Грише. Самарин… Михаил, кажется? — спросила Анна. Мальчик осторожно кивнул и тут же поморщился. Анна, прищурившись, оглядела его с ног до головы. Невысокий, худой, в больших круглых очках Михаил был совсем не похож на того счастливого здорового мальчика, с которым она познакомилась два месяца назад. Сейчас перед ней стоял болезненного и даже несколько помятого вида ребенок: бледный, слегка заторможенный, на правой части лба, рассекая бровь, и правой скуле запеклись глубокие, почти свежие, ссадины, к которым Михаил изредка подносил руку. — Проходите вот сюда, — Анна указала на кушетку. — Присаживайтесь. Ну, Михаил, рассказывайте: что с вами случилось? — Все в порядке, — ответил он, не поднимая головы и не глядя на Анну. — Вчера я поскользнулся на льду и упал. — Самарин, перестаньте врать доктору, — резко сказала фрау. — Он пришел в таком виде на урок из дома. Ни на чем не может сосредоточиться, шагает нетвердо, возможно, кружится голова. — Неправда, все хорошо. Можно, я пойду? Анна взглянула на фрау. Возможно, мальчик ее просто стесняется или боится, не будет ли лучше поговорить с ним наедине? Анна попросила фрау оставить их ненадолго и заверила, что обязательно сообщит о результатах осмотра. После того, как фрау Грише ушла, Анна подтащила стул поближе и села напротив Миши. — А теперь, Михаил, давайте начистоту. Я вам не враг, и впечатление на меня производить тоже не нужно. От того, что вы храбритесь, лучше никому не будет. — Я знаю, — протянул он, продолжая обращаться к полу. — Просто скоро концерт, у нас много репетиций, я не хочу все пропустить. Я один из солистов, понимаете? — Конечно, понимаю, — с улыбкой ответила Анна. — Но здоровье у вас одно, а концертов еще будет много. Миша осторожно поднял голову и застенчиво, почти шепотом, сказал: — Я Володе то же самое говорил перед Рождеством. Вы его помните? Вы так ловко иммо… им… в общем, замотали ему ногу шарфом и помогли нам. — Разумеется, я его помню. Как он, кстати? Нога в порядке? — Да, и я не хочу уступать ему свои соло, — упрямо повторил Миша. — Но он вам свои, наверняка, уступил и не расстроился? — В общем, да… — Вот видите. Поэтому довольно переживать, вы еще все наверстаете, и давайте, я вас осмотрю. Голова не болит? Только честно. Миша со вздохом кивнул и вновь поморщился. — Потеря сознания? Тошнота? Рвота? Голова кружится? На все вопросы Анна получала новый кивок. Плохо дело, подумала она, и взялась за понравившийся ей вчера молоточек. Она попросила Мишу снять очки и следить глазами за молоточком, поводила им несколько раз влево-вправо и сдержала досадливый вздох. Затем поочередно ударила молоточком по плечам, предплечьям и ладоням, а потом попросила Мишу лечь на кушетку и достать подбородком до груди, сама же положила руку ему на затылок. Наконец, она проверила зрачки и убрала со лба Миши волосы, осматривая ссадину. — Лоб, бровь и щеку мне вчера обработали, — сказал он. — Так что, Анна Николаевна? Я могу идти? — Боюсь, что нет, Михаил. У вас сотрясение мозга.