***
— Катя Позова нас на день рождения пригласила. Выграновский выгибает бровь, отрываясь от экрана телефона. — С хуя ли? — фыркает, глядя на то, как Арсений заливает кипятком чай. — Сказала, что раз мы с тобой часто видимся, то вполне можем вдвоем прийти, — пожимает плечами Попов, придвигая одну кружку Эду. Ему на самом деле до жопы интересно, откуда Катя такую информацию нашла, но он делает вид, что все так и должно быть, будто ничего необычного не происходит вообще. — Ясно, — Скруджи скребёт ногтями по тату на шее, снова утыкаясь в телефон, а Арсу хочется перегнуться через стол и обновить засосы на свободной от рисунков коже. Арсу хочется его заклеймить, пометить блядскую территорию. И это не круто. Это хуево, он уже это проходил, хватило по горло, если честно. — Захлопнешь дверь, когда будешь уходить. Чай пить уже не хочется, поэтому он выливает его в раковину, мечтая так же легко вылить на какую-нибудь помойку остатки своего сраного сердца, которое ещё почему-то упорно продолжает что-то чувствовать. — Окей. Позвонишь потом, пересечёмся.***
Арсений не звонит. И не потому что подыхает от депрессии, а потому что просто заебывается так, что хватает сил лишь на то, чтобы поесть вечером и завалиться спать. Съёмки отнимают все силы, хотя бы потому что приходится светить улыбкой целый день. Серёжа звонит пару раз, спрашивает: «чё, как?», но Попов боясь ответить: «херово, блять, Серёг», говорит мол, окей всё, потом позвоню. Про день рождения Кати он вспоминает лишь поздно ночью одинадцатого числа. Глупо пялится в стенку, раздумывая: стоит ли вообще звонить ему, напоминать об этом? А потом шлёт все сомнения нахуй, потому что внутри все скручивает только от того, что он видит на дисплее пару букв: «Эд». — Бля, ты время вообще видел? — хрипит Выграновский после шести гудков (Арсений считал). — Я соскучился. Вот так вот просто. В два ночи. Без привет, пока. Ставит перед фактом, осознавая, что ляпнул, лишь после того, как тишина начинает давить на виски. Охуенно, блять, Попов, соточка тебе за проеб. Закусывает костяшки, чтобы с губ не сорвалась ещё какая-нибудь глупая фразочка. Эд наконец отмирает, шуршит чем-то, хлопает дверью, вроде даже закуривает. Арсу хочется спросить: какого хера ты вообще молчишь, хотя бы одно блядское слово сказать можешь? Но он терпеливо ждёт, кусая костяшки ещё сильнее. — Подарок купил? — неожиданно спрашивает Выграновский, заставляя Арсения едва ли не подпрыгнуть на кровати. — Что? — глупо переспрашивает он, поворачивая голову в сторону окна, в которое светит фонарь, освещая комнату почти наполовину. — Подарок, Арсений. Кате. Или ты передумал идти? — со смешком спрашивает Эд, выдыхая сигаретный дым. — Нет, я замотался, не подумал как-то. Я был уверен, что ты меня нахуй пошлёшь. — Хорошо, что я вчера по дороге заехал и купил какой-то херни. Кстати, — он замолкает на пару секунд, а потом будто выталкивает из себя эти несчастные несколько слов, — Я тоже скучал. А дальше следовала тишина. Не напряжённая, не неловкая, скорее обречённая. Они будто молча просили друг друга не переходить черту, просили не делать этого шага. Они говорили тишиной, как бы странно это не звучало. — Заеду завтра за тобой после съёмок, — не выдерживает первым Выграновский, от чего Арс почти вздрагивает. Он не надеялся уже его услышать. — Буду ждать, — от чего-то улыбается Попов, будто они только несколькими минутами молчания разрушили сотни стен, которые так сильно мешали.***
На самом деле нет, не разрушили. Арсений все ещё не целует в губы, а Эд все ещё почти не смотрит в глаза. Выграновский, как и обещал, забирает его со съёмок. В машине пихает в руки какой-то пакет, хмыкая в ответ, на немой вопрос Арса. — Малой подаришь. Думаю, она будет рада, — пожимает он плечами, выезжая из парковки. В пакете упаковка с какой-то супер навороченной куклой и парой шоколадок. — А сладкого ей много не будет? — с усмешкой спрашивает Попов, кидая взгляд на сосредоточеное на дороге лицо. — А я ебу что ли? Купил то, че придумал, — фыркает в ответ Эд, и Арс надеется, что с подарком Кате он не проебался. — Я Диме позвонил, спросил, че Кате подарить, — будто читая мысли, договаривает парень. Попову хочется почему-то извиниться за ночной звонок, но он отворачивается к окну. Ему на самом деле эту тему поднимать не хочется. Ему пока и так отлично. Главное не поворачиваться вообще в его сторону, не залипать на пальцы, сжимающие руль или, не приведи господь, на его шею с множеством татуировок и почти не видными уже засосами. Главное не поворачиваться, Арсений.главное не дать сломать стены.
У Позовых шумно, весело, и Арс сам не замечает как втягивается в атмосферу. Подарок они с Эдом дарят и впрямь дельный. Катя рада — это главное. Выграновский сразу же забивается куда-то в угол дивана со стаканом лимонада и печеньками (какой же он все-таки ребенок), пока Арсений дурачиться с Окс и Журавлем или подкалывает Шаста. Попову хорошо. Попову охуительно прекрасно. Поэтому он не прекращает улыбаться Эду во все тридцать два. Антон даже шутит о том, что им, похоже, пора уединиться, а то ещё парочка таких улыбочек и пизда рулям. Точнее пизда Поповской заднице. Арсений пихает его в плечо, заливаясь смехом. Думает про себя: «интересно, насколько уебищно это выглядит со стороны?», но Выграновский улыбается в ответ, и такие мысли идут нахуй. Попов вдруг понимает, что ради этого пацана, он готов светить улыбкой двадцать четыре на семь, как бы плохо ему не было, похуй. Он готов улыбаться для него. Кто-то врубает «розовые розы», а вино неожиданно ударяет в мозг, поэтому уже на припеве Арсений танцует так, будто у них здесь новый сезон «Танцев». Ловит пару раз на себе взгляды Эда, улыбается ему, двигает бедрами активнее. Разум воет сиреной: «здесь, блять, ребенок, кусок долбоеба», но с сегодняшней ночи Арс почему-то забивает хуй на него, на разум. Поэтому и подходит уже который раз к Выграновскому, с попытками вытащить его танцевать. Парень в ответ лишь раздражённо хрустит печеньем (уже можно сборник доказательств заводить, почему он ребёнок), а Арсений наигранно-обиженно дуется. — Идём, — наконец отвечает Эд, и Попов даже спешит обрадоваться, но его тянут вовсе не танцевать, а на кухню. На тихую, спокойную кухню. — Что такое? — возмущается Арс, наблюдая за тем, как Выграновский приземляется на диванчик, а затем хлопает себя по коленям. — Иди сюда. Это… Это, блять, ебанная черта. Адекватное мышление машет Арсению ручкой, как только он делает шаг вперёд. Всего один блядский шаг, а кажется, будто он прошел километров десять. Это что, игра «давай разрушим нахер все наши барьеры за один сраный вечер»? Попов останавливается возле дивана, медлит, но Выграновский тянет его на себя, вынуждая усесться на свои колени. Обнимает. И Арсений едва держится, чтобы не ткнуться в шею носом, чтобы не забраться пальцами под футболку, чувствуя под кончиками пальцев горячую кожу. Он застывает, не двигается, не говорит ничего, пока Эд устраивается удобней на диване. У Попова лишь один вопрос: какого хера происходит? И какого хера он, собственно, так сильно бежит от всего этого. Ведь если разбили сердце один раз, то не факт, что второй раз произойдет тоже самое. Ведь если дать хоть маленький шанс себе и всему этому, то возможно, ничего страшного не произойдет. Ведь если сейчас лечь сверху, на его грудь, оставить поцелуй на шее, то метеорит не упадет на Землю. Арсений жмурится, как перед прыжком. Арсений ныряет в этот омут с головой. И они снова разговаривают тишиной, только в этот раз Попов оставляет многочисленные поцелуи на его лице, а Эд смотрит прямо ему в глаза, пытаясь распробовать, угадать каждую эмоцию. Дима, который заходит на кухню за очередным блюдом, ничего не говорит. Хмыкает, доставая из холодильника ещё и бутерброды, оставляя их на столе. Арс, кажется, вообще не обращает на него внимания. Он слишком сосредоточен на крушении (какое громкое слово) своих стен, ему сейчас не до вот этих вот неловких ситуаций, а Выграновскому просто поебать. Дима думает, что Катя была права: они друг для друга идеальное лекарство, просто нужно подождать, пока оно начнет действовать.