Свечи

— Мы будем праздновать рождество? Альфред смотрит, хлопая зелёными глазищами, улыбается иронично краешком рта. Герберт им любуется. Его мальчик взрослеет. Его мальчик становится старше и увереннее в себе, он все ярче и красивее с каждым годом — Герб восхищается им таким, поражается изменениям. Он не знает, как так бывает. Альфред учится жить в том мире, в котором живёт Герб, в который он пытается вести его не за собой, нет — держа за руки, идя плечом к плечу. У него выходит. Это странно и непривычно, видеть такого вот Альфреда — родного и наивного, но чуть более саркастичного, чуть менее испуганного. Герберт улыбается, заправляя волосы за ухо. — Разумеется, дорогой, — он сидит на полу по-турецки, чувствуя это вот непривычное, но такое нужное доверие человеку, который рядом. — Есть мысли? Ал пожимает плечами и привычно краснеет, заливается горячим румянцем, когда Герб тянет его к себе для поцелуя. В этот момент он все тот же — доверчивый смущенный мальчишка, которого хочется обнимать. Больше они об этом не говорят — до того момента, пока Герберту не приходит в голову очередная странная идея. Он перебирает шёлковистые русые пряди, лениво поглаживая Ала по волосам, когда небрежно спрашивает: — Как мы праздновали в твоих снах? Ему кажется это хорошей мыслью. Он не верит где-то в глубине души — все эти идеи о том, что что-то их век за веком сталкивает друг с другом, кажутся невозможными, ненастоящими. Так ведь не бывает. Впрочем, Альфреду это важно, Альфред в это в е р и т без шуток, и потому — Герберту несложно верить Альфреду. Так почему бы не сделать ему такой, невозможный, ненастоящий подарок? Альфред поднимает на него взгляд — неожиданно по-детски грустный, растерянный. Только по голове такого гладить, если честно. — Мы не праздновали, — он ведёт плечами немного извиняющимся жестом. — Это ведь христианство, а у тебя на веру была самая настоящая аллергия. Вампиры, все дела. Поэтому ты, ну, просто сидел у себя в склепе и тосковал. Герберт касается губами его щеки. Ему вдруг хочется подарить Алу праздник — настоящий, с салютами и фейерверками, с ёлкой и кучей подарков под ней. Словно попросить прощения за те годы, что снятся ему во снах — за все сны, которые не сбылись и не срослись. Альфреду хочется отдать весь мир, и то, что он, та версия, что видится Алу во снах, не мог сделать для него такой малости, уничтожает немного. Именно поэтому Сару он не слушает, уходя полностью в свои мысли. — Что-то с Алом? — Сара, милая, родная Сара перегибается через стол, обеспокоенно глядя в глаза. За Ала она трясётся почти так же, как сам Герб. Он мотает головой, в задумчивости наматывая прядь на тонкий палец. — Нет, все хорошо. Я просто... Я не знаю, что ему подарить. Сара на секунду задумывается, кусая нижнюю губу острыми зубками — и тут же радостно вскидывается. — Ты ведь помнишь его сны, да? Он не мог тебе не говорить, — она болтает воодушевленно, радуется, что придумала как ему помочь. Герберт терпит укол ревности — он же ей говорил, то же самое говорил про свои сны. Тот факт, что Альфред когда-то встречался с Сарой, ему пережить не так-то просто, как выясняется. — Так вот. Давай замутим что-то тематическое, а? Бал вряд ли успеем, это не так легко, все же, но вот какие-то прикольные подарки... Герберт поднимает голову, чувствуя, как у него загораются глаза, как губы тянутся в заговорщицкой улыбке. Сара умеет его поддержать. — Губку! — Сара вздрагивает от неожиданности. — Ты подаришь ему губку, а я томик стихов, и, может, челюсти игрушечные, как намёк на вампиризм. Герб фонтанирует идеями, думая о том, как загорятся зелёные альфредовы глаза. Он все же очень верит в эти свои странные мысли. Герберту тоже иногда хочется в них верить— так похоже на тёплое новогоднее чудо. Сара мягко накрывает его пальцы своими, тонкими и аккуратными. — Не потеряй его, милый, — она поднимается и ласково целует Герба в щеку. — Ты с ним очень счастливый. Ал, когда Герберт дарит ему книгу со следами зубов и ласково щёлкает игрушечными зубами возле изящной шеи, улыбается неверяще и восхищенно. И целует совсем по-взрослому, непривычно властно и горячо. И Герберт им снова л ю б у е т с я.