***
Монтроуз даже не особо разглядывала помещение. Бывала она здесь давно, если уж память не подводит. Все тот же дубовый стол на половину кабинета, все тот же кожаное серое кресло с высокой спинкой, все тот же мрамор, что и в вестибюле. Все то же окно с толстым подоконником. Все те же кресла, тоже, кстати, кожаные, что стоят напротив стола. На одном из них восседает президент, на другом Жаклин. Лайтвуд опустился за стол, руками пробегает по подлокотникам. — С этого дня тебе запрещено выходить из здания. Что?! — Твоя связь с Натали неоспорима, поэтому, в целях безопасности ты должна будешь оставаться под нашим надзором. «Твоя связь с Натали неоспорима» — после этой фразы хочется плюнуть ему в лицо. — Она убила мою одноклассницу. Моя связь с Натали косвенная. — Осипшим от напряжения голосом, поясняет. Президент ее как-то даже не волнует. — Ты останешься здесь, тренируешь других и занимаешься сама. Другого от тебя не требуется. — Но моя другая одноклассница, моя мать, мой отец… — Ты им не поможешь, просто не сможешь… — Терпеливо говорит Ворон, а Кира всеми силами сдерживает себя от опрометчивого поступка. Жаклин предостерегающе смотрит на подопечную. — Да, сэр… — Пепельноволосая кивает. Слишком механически. Слишком наигранно. — Вот, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Спрашивает он, обходя стол. — Счастливой. — Как-то глухо выходит, президент кашляет в кулак, чтобы сбавить напряжение, но оно только нарастает и нарастает, будто снежный ком. — Ты не поняла вопроса… — Вы не поняли ответа…***
Кира сидит в бездействии неделю. Ей даже не позволили пойти на похороны ее подруги. Ей буквально запрещают все. Теперь за ней следят, кажется, все время. Сколько бы мать не скреблась у двери. Сколько бы не просила открыть ей двери девушка молчала. Кэри… Аида до сих пор с ней не разу не обмолвилась словом. Одноклассница не приходила все это время в столовую. Жаклин же отложила спарринги с Лайтвудом, сама занялась ее подготовкой. Сказала, что Монтроуз надо голову чем-то занять и все пройдет. Женщина стала приходить к ней уже с сигаретами. Единственное место, где можно посмотреть на улицу и подышать свежим воздухом — черный выход, где все по периметрам ограждено колючей проволокой. Полвторого ночи. Изабель тихо посапывает в кровати, периодически открывая глаза, что бы проверить наявность напарницы. Кира зашла специально на кухню, куда можно попасть со столовой в надежде найти что-то спиртное, что-то, что может заглушить звон в ушах. Но похлопав дверцами ящиков и тумбочек не нашла ничего кроме черного чая. Обжигается один раз кипятком, второй, насыпает сахар в чашку, тщательно перемешивает, трясясь, берет в руки напиток и наконец отпивает. На глаза наворачиваются слезы и девушка несмотря на чай бросает чашку на пол. Обхватывает руками голову и оседает на пол. Можно, конечно, вытерпеть кучу испытаний, а потом сорваться из-за того, что чай недостаточно сладкий. Она снова проснулась от кошмара. Только в этот раз картинки сна все еще стоят в голове. Кира сидит в трансе уже несколько минут, может даже час, но это как-то совсем не важно. Она тогда не могла заплакать, а теперь просто нет смысла. Она до сих пор чувствует эти все взгляды на себе. Такие… знаете, жалостливые, такие… хм, противные… Девушка медленно встала, решила начать собирать осколки. Стоило уже расслабится, наконец подобрать последний осколок, как нога на что-то наступила. На что-то очень острое. Что-то, от чего у нее сразу же пошла кровь. даже гадать что это было у нее нет. Чертова стекляшка впилась в ее ступню. В темноте, знаете ли, не очень удобно вытаскивать инородные предметы из своей кожи. Только сейчас это было даже не больно. Нет, безусловно она ощущала нечто неприятное, но это болью не назовешь. И это не апатия у нее. Нет, совсем нет. Это просто наконец дала ей пинка под зад. Хотела почувствовать боль? Вот, держи, наслаждайся. Опустилась снова на пол. Чай передумала пить давно, но возвращаться в комнату не комильфо. Кира так думала, пока рядом с ней не опустилось тело парня. Не абы какого, а Александра. У него, как кстати, в руках была бутылка «Jack Daniels». — Поделишься? — Спросила Кира, уже протягивая руки к бутылке. Он же отвел ее в сторону. — Только если заваришь мне чай. — Она нахмурила брови, а потом, кажется, ухмыльнулась. Если это просьба то, больше она не будет у него в долгу. Девушка встрепенулась, поднялась неуклюже на ноги. Парень хмыкнул, но промолчал. Упростил этим самым значительно задачу.***
— … а ты вспомни, — она фыркнула, — Ты меня тогда так толкнул, что я упала и ударилась головой об мат! — Оно и видно. — Коротко шепнул он. — Что ты сказал?! — Аида возмущенно захлопала ресницами. — Я говорю, обидно, — вывернулся Алек, слегка улыбаясь. Брюнет передал ей бутылку алкоголя, сразу же получив взамен чай. Странное, однако, пожелание. Их разговор начался совсем не с того. Точнее со слов Киры, а если еще точнее, то со слов «вот ублюдок», когда Лайтвуд сказал: «отработай выпивку». «А чай тебе не катит?!». Он тогда покачал головой. «Ты же мне должна. Не забывай» — возмущение вытеснило все ее обиды на несправедливую жизнь. «А чай?!» — Он выбросил брови. «Это был обмен» — тогда ответил он. Она до сих пор сидит у него на коленях, черт возьми. Да, именно это было его желание. Несправедливое желание. Впервые она не вспомнила об Эрли. Впервые не думала о Натали. Но впервые была смущена таким вот условием. И ладно это был бы кто-то другой, но это же гребаный Александр. — Отдай виски уже… — Проворчал брюнет, пытаясь дотянуться через тело сидящей на нем к бутылке. Только пальцы по прежнему хватали лишь воздух. Другой же рукой едва касался ее талии. После выпитого им чая, он снова и снова делал несколько глотков «Джек Дэниэлс», она же не отставала. И так до тех пор, пока напитка не осталось всего чуть-чуть. Аида постоянно хихикала уже после нескольких маленьких глоточков. В первый раз она, конечно, закашлялась, но уже потом не обращала совсем никакого внимания на горькость во рту. Потом стало все-равно, сидит она у него на коленях или нет, прижимается она к нему или нет, опаляет ли ее кожу шеи его дыханием или нет, действует ли на нее запах Лайтвуда взбудораживающие или нет. Ей даже хорошо. Непривычно хорошо. И он, кажется, не против такому повороту событий. Она же почему-то совсем не стесняясь, прижимает спиной к его груди. Она даже не замечает, как в помещении становится душно или же как он тяжело дышит. Это же дикость! Что бы ее хотел сам Лайтвуд!.. Он же сам не понимает, почему сказал ей сесть ему на колени. Просто чтобы что-то доказать? Может быть. Но что доказать, вот в чем вопрос! Доказать, что хочет попробовать ее на вкус или доказать обратное, что ему она чужда?! Эрика сегодня была разбитая, ему как-то не хотелось быть рядом, тем более утешать. Зато сейчас сидеть под Аидой, в прямом смысле слова, которую странным образом утешает — вполне нормально. Эрика, наверное, до этих пор пьет. Ох, он помнит, как тогда сказал из вредности: «страдай с одной бутылкой, зная, что захочешь еще». И после этого вытащил из мини бара в Своей Личной комнате виски. Чего он поперся в столовую и уж тем более на кухню — сейчас задается вопросом. Как не странно, но ему хорошо. Ему и прежде было не очень то и плохо, но эти вечные бумаги, тренировки, выяснения отношений с разными другими убийцами… это надоело. Это достало. И тело это женское совсем не помогало. Осложняло, если точнее быть. Ее серебристые волосы пахли вкусно, не иначе. Шампунь такой… с запахом ореха, так ведь? Миндаль или что-то в этом роде. Он не разбирался в этом. Постоянно руки его тянулись обвить талию, постоянно хотелось прижаться носом между лопаток ее, чтобы она вздрогнула, чтобы прошептала что-то нечленообразное. Надо же… мысли вон какие посетили! И главное, недотрахом он не болеет. Когда она разворачивается лицом к нему, он сдерживает порывистый вздох. Не дергалась бы лучше. Не крутилась бы и не терлась бы о его бедра своими. Они оба, кажется, пьяны. Нет, не как в тех любовных романах. Нет, они не пьяны друг другом. Вовсе нет. Девушка слишком пристально посмотрела ему в глаза, бутылку поставила на пол. Он лениво прошелся взглядом по Аиде, отмечая, насколько она близка к нему. Она что-то говорила до этого. Вроде бы… Алек даже не заметил, как одна рука переместилась ей на талию, как другая убрала прядь светлых волос ей за ухо. Примерно также как она любит это делать. Только обычно сероглазая наклоняет при этом голову в бок, глаза прикрывает. Всегда так. Но сейчас она замерла. Вглядывался в черты его лица. «Это Аида! Это, черт побери, Аида! Уйди, оставь ее одну!» — Но вместо этого брюнет руку положил ей на затылок, приблизил лицо к своему, так, что осталось от силы два сантиметра. Она облизала губы. Она, блять, облизала губы! Кира прикрыла глаза, слегка приоткрыла рот, вдыхая запах одеколона. Он ей нрави-и-ился! Запах что надо. Монтроуз даже не сразу поняла, что ее целуют. Слепо уперлась руками о грудь, нет, не отталкивая, а просто, чтобы чувствовать. Ее шея пылала, и, кажется, даже соприкосновение с краем футболки в том месте, где он касался, возбуждало. Адски. Она его хотела. Она хотела чертового Лайтвуда! Это неправильно. Но голос разума спал глубоким сном, а алкоголь блуждающий в организме сильнее затуманивал рассудок. Что он делал с ней. И этот поцелуй… на грани укусов. Это было сладко, горячо. Они оба этого хотели. Чертов алкоголь. Парень отстраняется, смотрит на ее опухшие губы, улыбается кончиком рта. Проводит рукой вверх, по талии, по ребрам, от чего пепельноволосая вздрагивает, напрягается, слегка трясь о его бедра. Он выдыхает, опять притягивает к себе. Сейчас ее руки покоятся на его плечах, смыкаются вокруг шеи, пальцами зарываясь в темные волосы Алека. Кира прижимается к нему всем телом, целуя, языком проходясь по его, прикусывая иногда, по случайности, губу. Его язык скользит внутрь, вызывая у нее еле слышный всхлип. И так постоянно. Глубже, вылизывая покусанную им же губы, сталкиваясь снова и снова с ее языком. Слишком горячо. Слишком для них неправильно. Но им можно сейчас. Они пьяны. Им ведь плохо. Это ведь веская причина, не так ли? Его сводили с ума ее руки, которые тянули волосы время от времени, кажется, специально, от напряжения. Она делала это так, будто хотела большего. Сводило его с ума ее тело, прижатое к нему вплотную. И то, как она выгибалась, постанывая между поцелуями… Он сошел с ума. Он целует Аиду. Он точно сошел с ума. Он хотел ее, а она это чувствовала. Кира выгнулась в его руках, когда случайно задела плоть, которую разделяла с ней ткань черных джинс и ее тоненьких пижамных шорт. Она снова качнулась вперед и в этот раз простонал уже он. И тут она очнулась. Распахнула глаза, выдохнула воздух прямо в его рот. Руки на ее талии остановились, напряглись, свои же она вынула из черных волос. Александр тоже открыл глаза, посмотрел на нее взглядом полным жара, причиной которого стала она. Боже… Они смотрят друг на друга в неком неверии. Обухом по голове, будто кто-то стукнул. Пьяные они были только что, да? В легких шпарит от напряжения, разум проясняется. — Прости… — Шепчет ее губы, когда он наконец отводит взгляд. Она посмотрела на бутылку виски и отметила, что ей раньше казалось, будто там осталось всего-то на донышке. Сейчас же видит, что выпили они с Алеком только половину. Аида хатко встает с него, хоть, когда парень ее обнимал, когда прижимал к себе, было намного более тепло, было слишком хорошо. Саймон никогда так не прикасался к ней… Теперь Монтроуз стоит к нему спиной, опирается двумя руками о столешницу, вот-вот задрожит. Ступню, к ее удивлению и крайнему недовольству, начало саднить. Лайтвуд уже встал, бутылку поставил на стол, сам подошел к ней вплотную. Сероглазая было не заурчала, подумывая спиной снова прижаться к нему. Усилием воли сдержала себя, сквозь зубы выдохнула, голову не подняла. — Иди спать. — Сипло говорит он, отходя назад; — Ладно. — Согласилась она, но не сдвинулась с места. Нога все еще болит и кровь, наверное, уже выступила с новой силой, ибо когда твердо ступила на пол, ощутила нечто неприятное, мокрое, липкое. — Так чего стоишь? — Руки на груди скрестив, спросил. — Иди лучше вперед, я пойду туда через минуту. — Она пойдет к себе в комнате, это так, но не хочет, чтобы он видел, как она морщится от боли. — Нет, я провожу туда. Иди давай. — Раздраженно отзывается он, подталкивая ее вперед. Кира ступает своими босыми ногами и тут же начинает прихрамывать, а на мраморном полу остаются кровавые отпечатки. — Лайтвуд вскидывает брови, смотрит на след, и в следующее мгновение берет ее под колени и плечи, теперь она на его руках. — Ау… — произносит от неожиданности, но не пытается слезть. Пусть несет. Так ему и надо. Совратил значит, вот пусть и несет. — Не хотелось бы, чтобы ты замарала своей кровью такой красивый пол. — Говорит он, вроде как поясняя.***
Разбудила ее утром Изабель. Брюнетка была при полном параде. С красной помадой на губах, уложенными волосами, в откровенном топе, лосинах с прозрачными вставками. И с улыбкой на лице… — Эй, ты чего? Под мертвяка косить будешь? — Хохотнула девушка, а у самой взгляд уж слишком печальный. Ей сегодня надо будет отвести Макса на первую его тренировку. Кира промычала сама не зная что в ответ сказать. Кажется, гудящие чувство в голове и полный сушняк, звон в ушах называют похмельем. Это так называется? Вот это ненормальное, до ужаса неприятное ощущение называется просто «похмелье»?! Да ее наизнанку сейчас вывернет. Раньше она пила. Раньше даже пьянела, но никогда по утрам у нее не было нечто подобного. — Идем завтракать. — Донеслось до ее ушей. Аида снова заворчала, натягивая одеяло поверх головы, но его вырвали из цепких пальцев сразу же. Пепельноволосая застонала. — Я спущусь, спущусь! Чуть позже, еще чуть-чуть, пожалуйста… — Ноет она, а Иззи смеется. Она смеется! Вот сука! — Мы ждем тебя внизу! — Крикнула Лайтвуд перед тем как захлопнуть дверь. — Ахр… — Убейте ее.***
— Сестра, скальпель! — Ты можешь свою сестру хоть раз по-человечески попросить нож передать. — Но это скучно-о-о! — Воскликнул в очередной раз Макс, под смех Джейса. Тот собственнически прижал к себе Клэри, с опаской косясь на Себастьяна, который напряженно следил за каждым движением Изабель. Она профессионально делала вид, будто не чувствует его взгляд на себе. «Ох, как знакомо» — пронеслось в голове Киры. В голове тут же вспыхнул момент, когда целовал ее, когда прикасался, когда тянул на себя, позволял ей запустить пальцы к себе в волосы. Румянец вспыхнул на ее щеках, пока она подходила к столику друзей. Таблетку аспирина она приняла сразу же, когда выпила воды из-под крана, ибо эта сухость во рту до гибели довести могла. Самого Александра она не видела. Это было таким облегчением, что она не побоялась расслабится. Сейчас девушка даже не стала заморачиваться, пытаясь найти что-то нормальное в здешнем ее гардеробе. Обычно вещи берет у Изабель. У той их просто валом. Половина из них, кстати, валяется в шкафу Аиды. У той они банально уже не помещаются. На ней была толстовка некогда ее отца. Серая, уже порядком изношенная, но удобная и с капюшоном. — … нет, ты понимаешь, что это просто пиздец… — доходят до нее обрывки фраз кого-то из друзей. — Эй! Тут ребенок! — Говорит это Изабель, судя по всему. — Ой, да этот твой ребенок тот еще… — Монтроуз перестает фокусироваться на разговоре. Ее спину опять неприятно покалывает от взгляда. Нет, нет, нет. Просто, пожалуйста, нет! На лице настоящая мука виднеется. Только не он. Ну, не сегодня! Через пару лет, хотя бы. Но проходит несколько минут и никто не подходит. Только расслабляться она даже и не думает. Сегодня, как назло она забыла свой кофе. Ну, что за день! Как она теперь тут просидит?!***
Алек продолжает буравить её взглядом, чувствуя копошащихся змей в районе желудка. Он стоит рядом с Эрикой одну минуту, две… Блондинка смотрит на него спокойно, думает, когда он наконец расскажет, но он молчит. — Просто сделай, что хочешь. Задолбал уже. — Устало просит она, дает ему в руки кофе без сахара. — На, вот тебе и предлог. — Он кивает. Спустя еще одну минуту не выдерживает. Быстро пересекает столовую, с глухим звуком ставя стакан купленного пару минут назад кофе прямо перед ней, едва не проливая половину и игнорируя все недоуменные взгляды, направленные на них. — Выглядишь так, словно сейчас сдохнешь, — бросает, так же быстро проходя мимо, и скрываясь за дверью. Отрицательно заряженные частицы всегда отталкиваются. И Кира не будет спорить с фактами. Вот только физику она терпеть не может ещё со средней школы. А губы автоматически шепчут что-то вроде «спасибо».