Соль со льдом

 — Аида, черт побери, быстрее! — Вопила Жаклин, держа в руках секундомер. Кира же молча бежала по трассе, то и дело перепрыгивая преграды, залезала на балку или на что-то вроде этого, местами пролазила через турникет. Уже четвертое, такого плана занятия, с усиленной подготовкой, а Монтроуз даже не пискнула. Это единственное место, куда ее допускали за пределы здания — стадион. И то… он тоже огражден всеми различными способами. Ей бы отвлечься. Ей бы просто тренироваться до потери сознания. Подъем в шесть утра ровно. Кира, правда, первое время отказывалась вставать так рано, но Жаклин поставила условие: либо в шесть и до семи, либо в пол восьмого до девяти тридцати. Все бы ничего, да только Лайтвуд в восемь тренируется, а с ним встречаться у Киры нет ни малейшего желания. Тренировки, время от времени, не дают мыслить в не том направлении. Об Эрли ни одна живая душа еще ничего не упомянула, будто знали, что оно того не стоит. Здесь, честно, никого не колышет личная жизнь других «охотников», всем плевать, кого убили, кого застрелили, или чья это сестра, дочь, подруга… Всем проще забыть. А ей нет. Ей тяжело забыть ее, хотя бы из уважения, а кошмары ей помогают закрепить память о холодном, безжизненном теле ее одноклассницы.  — Где ты была сегодня ночью? — Спросила кураторша, когда Монтроуз наконец добежала третий круг. — Ты хоть спишь? — Голубые глаза смотрели на нее с нескрываемой злостью. Кажется, Кира уже забыла, с каких пор та перестала смотреть на нее как на личность, как на жалкое существо. Причину такой смены настроения Аида знать не хочет. Ей все-равно уже. Женщина не сочувствовала, как делала прежде, не лезла не в свое дело, когда считала нужным. С Клариссой Аида перестала видеться, причем из-за жалости кое-кого. «Рыжая-глупая-девочка» — так в тайне Кира ее обозначала для себя.  — Спала. — Коротко ответила Аида, собирая свои вещи. Отвечать на вопрос «Где ты была сегодня ночью?» было бы бессмысленно. Хотя бы по причине, что Жаклин прекрасно все знает. Каждую чертову ночь она просыпается от чертовых кошмаров. И каждую, сука, каждую чертову ночь она просыпается из-за чертового Лайтвуда во сне. И поэтому, из-за этих двух чертовых причин она идет в чертов тренировочный зал и избивает чертову грушу до чертовой боли во всем теле. «Это нормально. Все нормально» — говорит себе пепельноволосая, когда Кэри не отвечает на сотый звонок, когда отец закидывает ее сообщениями с вопросами «Ты как?» или «Ты жива?», когда мать не выходит из комнаты целыми днями, когда Изабель с синяками под глазами и дрожащими руками смотрит в стену, в то время пока ее младший брат в камере пыток, просто из-за непослушания, когда Скотт, частенько начал выходить из себя. Скотт, понимаете?! Когда Джейс по утрам тенью ходит по зданию, просто из-за ночного патруля. «Да, все нормально» — уверяет она сама себя. — Завтрак уже начался. — Ага. — Такие разговоры уже не в новинку. Все слишком сухо. За их столом постоянно тишина. Чашка горького кофе по привычке стоит на краю стола. Александра по-прежнему нет рядом и девушке хочется взять его за ворот чертовой рубашки и приволочь его к сестре, потыкать пальцем и прокричать на ухо «Сделай что-то, идиот!». Только подходить она к нему не собирается. Аида садится на пустой стул, к себе притягивая чашку с уже остывшим напитком. Изабель же сидит скрестив руки, спиной опираясь о стену. — Вокруг полно прекрасных девчонок, но найти интересного парня — настоящее испытание. Такое ощущение, что вы рождаетесь с индивидуальностью тапка. — Изабель многозначительно вздохнула. Ее глаза внимательно оглядывали помещение. — А может, ты просто ведешь себя как сука? — Себастьян сверкнул глазами, переводя взгляд с брюнетки на Стайлза, сидящего рядом и пускающего слюни на Лидию, пока та убирает излишки помады, параллельно смотря в зеркало. — О, безусловно. Но это не делает вас интереснее. — Развела руки девушка, переведя взгляд подобно Моргенштерн на друзей. — Хотя… — Лайтвуд потерла в задумчивости подбородок. Перевела взгляд на Себастьяна. — А нет, показалось. — Аида переглянулась с Джейсом, будто говоря: «ну да, конечно. Заливай дальше». Клэри на его коленках, махнула волосами, ударив тем самым своим рыжим хвостом парня. — Клэри! — Шикнул он. «Все так и должно быть» — шепнула Кира, отпивая кофе, пытаясь высмотреть макушку угольных волос и тату на шее, проходящих мимо парней…

***

 — Алек, блин, ну идем! — Заныла Эрика, кидая в брюнета подушку. Тот с ловкостью увернулся и снова укутался одеялом. — Алек… живо идем или я пойду к Аиде… — Угрожающим голосом продолжила она. Тот нехотя перевернулся на другую сторону  — Задрала, серьезно.  — Ну вот что ты тут убиваешься? — Убиваюсь? Ты сейчас, блять, серьезно? — Серьезно-серьезно… — Перекривляла его Райес. Брюнет снова перевернулся на другую сторону. — Пошла вон отсюда. — Беззлобно проговорил Лайтвуд. — Иди и наори на нее или… Ооо… — Блондинка замолчала. — Что, зависла? — Насмешливо спросил, залазя в тумбочку за телефоном. — Ага, перезагружаюсь. Так вот. У нее же сейчас траур. Подруга умерла и бла-бла-бла… А ты, знаешь такой, рыцарь, вытащишь ее из депрессии и дело с концом. Трахнешь ее — бросишь и еще одно сердце будет разбито. Как тебе такая идея? — Ахуенная идея, Эрика. — Хмуро прошептал охотник, плетясь на свою личную кухню. У него, можно сказать, личная квартира. Мало того, что живет на третьем этаже организации, так еще и в отремонтированной комнате, с двуспальной кроватью, кухней, ванной, понятное дело, и плюс ко всему еще с красивым видом из окна. Окна! Только вид красивым не назовешь, но это не имеет никакого значения. скажем, у него самая лучшая комната из малолетних "охотников". Он же, как никак, будущий заместитель и, скорее всего, владелец "Сумеречных охотников" после Роберта. Эрика в тайне надеялась, что парень в нее когда-нибудь влюбится. Просто из интереса, какой Лайтвуд, если он влюбленный? Хотя, ей и такого Алека достаточно. И неважно, что ее называют его «подстилкой» и «личной шлюхой». Ей все-равно. К тому же, он ей как родной брат. Практически. Ага, не считая инцеста. Кхе. Неважно. Блондинка смотрит вслед парню, теребя пальцами замок дизайнерской сумочки. — Ладно. — Шипит себе под нос она, выходя на лестничную площадку. Что-то толкает ее в спину и та в последний момент успевает зацепиться за поручень. — Что за? — Начинает она, пока не видит перед собой Аиду с круглыми серыми глазами. Аида? — Снова ты? — Хмыкнула насмешливо блондинка, демонстративно оглядываю девушку с головы до ног. Ага, все еще в трауре. Черная толстовка, черные спортивные штаны и волосы завязаны в пучке на макушке. Раз уж Лайтвуд ничего не делает, то значит Райес это сделает. — Че стала? К Алеку идешь ублажаться? — Смотрит, как потухшие глаза охотницы загораются, продолжает: — Ой, знаешь, я только что от него. Ему не до тебя. — Шепчет Эрика, растягивая губы в улыбке, казалось бы, искренней. Только здесь нет и капли искренности. Ни у кого. Здесь. Нет. Искренней. Улыбки. Пора это запомнить. Есть только хорошие актеры. Только Аиде это невдомек. Она же Милосердная. Некоторые ее, кстати, так и называют, ибо убивает она всегда честно, позволяет сказать свои последние слова. Не всегда, конечно, но такое тоже бывает. Говорят, убивает быстро, безболезненно, что не скажешь о некоторых. — Мне все-равно. Пропусти, мне надо к Ворону. — Райес цокнула языком. — Так вот, девочка, перестань строить из себя недотрогу, всегда гордую, напыщенную курицу. Не идут тебе эти образы. — Зато тебе подходят на все сто процентов. — Эрика хмыкнула. Пора заканчивать спектакль. — Тебе нужно извиниться передо мной. Я из-за тебя чуть ноготь не сломала. — Едко заметила блондинка. — Обойдешься. — Сквозь зубы проговорила Аида, разворачиваюсь и шагая назад. Эрика звонко рассмеялась. Наигранно, но красиво. — Жалкая, слабая девочка… — Пропела Райес, разворачиваясь на своих высоченных шпильках, тут же натыкаясь на хмурого Скотта. — Зачем ты это делаешь? — Охотница было не прикусила губу. Черт, он слишком горяч. Он слишком ей нравится. Сейчас, в полутьме, его глаза недобро светятся, а тело… Ах, это тело… Она до сих пор помнит, как прикасалась к этим руками, к этим плечам, к этому торсу под обтягивающей майкой. Помнит, как зарывалась руками в его волосах. Черт побери! Александр был прав. Нельзя так зацикливаться на одном человеке. Ты его тогда или полюбишь навечно, либо возненавидишь до конца жизни. — Потому что могу. — Но правда в том, что она не ненавидит его. Вот совсем. Если Лайтвуд ненавидит Аиду, потому что она что-то глубоко внутри него задела, то у Эрики все совсем не так. Она слишком долго вязла в этом чертовом болоте своих сомнений, переживаний, самолюбований. МакКолл подошел ближе, наклонил голову в боку, пригляделся. — Ты не такая. — Откуда ему вообще знать какая она?! Нет, ну правда! Да еще и слова Алека повторил. — И ты не такой. — Хрипловато сказала Райес, взглядом цепляясь за его губы. Она усмехнулась, когда губы парня дрогнули, приоткрылись. Сразу отошла назад. Нет, не так все должно быть. Скотт не сдвинулся с места, опустил голову. — Вали-ка ты к Элисон Арджент, она заждалась тебя. — Натянуто рассмеялась, качая головой. Один шаг. Второй шаг. Третий. Четвертый. — Подожди. — Ее хватают за руку, с силой тянут на себя, поворачивая к себе лицом. — Что еще, малыш Скотти? — Насмешливо просит брюнета. — Перестань… — Морщиться от прозвища он, ближе подходя к блондинке. — Так заткни меня, если сможешь. — Цедит, сквозь сжатые зубы. Вот-вот расплачется. Пусть валит к своей Элисон. Он воспользовался ее чувствами к нему, она же поддалась, так пусть теперь идет на все четыре стороны. Да, он именно такой. Все его считают примерным мальчиком, да как бы не так! Он разбил ее, а теперь что?! Парень смотрит на нее, желваки на лице ходят ходуном. Что, сказать нечего?! Думает, сейчас отпустит и она уйдет, но вместо этого Скотт притягивает к себе, пальцы в ее волосы запуская. Пальцем большим другой руки по губе нижней проводит. А она стоит и смотрит на него во все глаза. Тут же камеры! Тут же люди могут быть. А потом запоздало думает. Ее ведь все-равно все считают шлюхой. Он наконец-то целует ее. Целует ее так, как она давно хотела. Эрика цепляется своими ногтями в его руки. Нет, пусть он не уходит. Пусть это будет не сон. Он же теперь за талию ее держит, максимально к себе прижимая. Она ответила ему! Она отвечает на его ласки! Да, черт возьми! — Скотт? — Голос Элисон доносится как из тумана, и не сразу понимает, что его зовут. Эрика ощетинивается, понимает, что сделала, замирает и отскакивает назад в тоже мгновение на своих шпильках, пока Арджент не подошла ближе. — Не смей! Не смей, слышишь, не смей больше подходить ко мне! — Со слезами на глазах Райес скрывается в темноте коридора. А он стоит и думает, какого черта, только что произошло.  — Скотт? — Элисон с улыбкой на губах, подходит ближе, обнимает за шею любимого. — Соскучился?

***

Аида идет по коридору. Мисс Великолепие, кажется, вспомнила о своем таланте бесить людей. Пепельноволосая впервые за все время так сильно почувствовала жажду убийства. При чем, вывести ее на такое состояние было равносильно пяти процентам. И Мисс Великолепие и этот Лайтвуд — пусть идут они все в жопу. И пусть Роберт провалится со своим вызовом. «Каким бы не был закон — это закон» — Пусть провалится со своим законом! Только стоит ей подойти к кабинету Ворона, как вся ее уверенность быстро улетучивается. Стучит робко в дверь.  — Входите! — По другую сторону двери слышится голос Роберта. Она входит, руки по швам опустив, голова приподнята, смотрит прямо, пустым взглядом солдата.  — Проходи, садись… — Спокойно продолжает мужчина.  — Да, сэр…  — Знаешь, мы тут подумали и решили, что тебе не помешало бы отвлечься. — Девушка впадает ступор, тупо моргая, глядит на Главного. Тем временем, он продолжает:  — Сегодня поступила к нам новая девочка. Думаю, из нее толк выйдет. А потому хочу поведать тебе одну… очень интересную новость. Я посмотрел, как ты тренировала Клариссу, эту прекрасную девочку, и я подумал, что тебя, Аида, стоит занять чем-то большим, нежели обычными тренировками в здании. — Кира встрепенулась. Что он говорит? При чем здесь она и что это за новая девочка?! — И ты станешь куратором… — Куратором. Куратор… Твою мать. Новость ударила обухом по голове. А как же Жаклин? Как же ее окончания договора через два года? Ей же всего семнадцать! Какой куратор, блять?! — Почему я? — Вышло не хрипло, не шокировано, не удивленно. Вау, кажется, она вышла на новый уровень актерского мастерства. — Она сама выбрала тебя. Она думает, что ты милосердна. — Кашлянул мужчина, выпрямляясь. — Милосердная? — У Монтроуз дрогнули губы в улыбке. — Раз так, то она слабачка. — Человек желающий результата за короткое время, в особенности, если это спортивные тренировки, если человек нуждается в настоящих результатах, то ему нужно отнюдь не милосердие, только дисциплина, только строгость. Ее сейчас стошнит от этой ситуации. — Аида… — Снова повторил Роберт, но уже строго. Монтроуз даже забыла об официальном тоне. Она обернулась. Девочка лет тринадцати стояла в паре метров от нее. И когда Кира сфокусировала свой взгляд, увидела малышку с короткими светло-фиолетовыми волосами и ярко голубыми, широко распахнутыми глазами. И Монтроуз резко сорвалась с места, в мгновение она переместилась прямо на несколько метров, теперь она стояла напротив той самой девочки, видимо, ее подопечной. С этих пор девчонка будет страдать. И в этом не будет вины Киры. — Что ты видишь во мне? — С вызовом говорит пепельноволосая, а девочка пытается разглядеть что-то в совершенно непроницаемом лице. — Ненависть и боль? — Как бы утвердила и одновременно спросила малышка. Монтроуз воздержалась от смешка. — Нет, это презрение и злость. Урок первый: я не милосердна и буду относится к тебе так, как ты того заслуживаешь. — Пепельноволосая снова прошлась оценивающим взглядом по своей новой ученице. Наивна и невинна. А так ли это? — Я могу идти, сэр? — Аида посмотрела на Роберта, который холодно наблюдал за этой «милой» картиной.  — Да, можешь. Но не забывай — ты теперь отвечаешь не только за себя…  — Да, сэр. — Так же холодно согласилась она. Силой воли удержала себя от поклона. Сукин сын.