Соль со льдом

      Ее жизнь стала другой. Она стала другой. Кира теперь не Аида, не та, которую за спиной порой назвали «Милосердной». Нет, теперь она целиком и полностью Кира Азалия Монтроуз. Девушка сидит в английской кафешке и мирно попивает едва остывший кофе. Черный, без сахара, как всегда. Специально игнорирует сладости на витрине, уделяя внимание, разве что, одному лишь круассану, без излишеств, самому простому. Кира, поразмыслив некоторое время, сидя вместе со своей матерью решила переехать в Англию, хотя первым порывом было улететь вообще в Австралию. Далеко-далеко, чтобы ничего и близко не напоминало о прежней жизни. Но вот она здесь, в Лондоне. Она тут учится уже три года в хорошем университете на менеджера и пиар-агента. Она тут с матерью, которая наконец-то устроилась на какую-ту престижную фирму и обзавелась поклонниками, в число которых входит сам основатель фирмы. Она тут и Айрис вместе с ней учится на первом курсе на программиста. Она тут и обзавелась несколькими близкими подругами, одна из которых по чистой случайности отрабатывает в стриптиз-клубе, вторая же ходит вместе с ней в один университет на один и тот же курс. Она тут и уже успела повстречать несколько хороших ребят, с которыми успела сходить на несколько свидание, но и только. Она тут и вполне себе счастлива. Да, она счастлива, но там, в Бруклине, она оставила некую часть себя, она оставила там свои пепельные волосы, свою лучшую подругу, своего «парня», своих покойных друзей, сестру, наставницу, отца, дом, оружие и… прошлое. Она оставила там все, что помогало ей выживать. Она жила долго, очень долго своей ненавистью, жила своими слезами, которые проливала по ночам, своими сигаретами, которыми притупляла свою боль. Там осталось все, за что она хваталась, ибо другого выбора на тот момент не было. И да, она скучает. Теперь признаться в этом не так страшно. Все-равно она далеко и никто ее тут не достанет. Смотрит на телефон и поджимает губы. Уже полдесятого вечера. Неужели она так погрузилась в свою новую проектную работу, что не заметила как пролетело время? Смотрит на пришедшие сообщения и совсем не удивляется, когда читает сообщение от Айрис. «Я иду по темному переулку, если я не напишу в течении двадцати минут знай, что меня, скорее всего, убил маньяк и отдал на ужин каннибалам», а после пришло другое: «Короче, я осталась жива. И приду завтра к тебе на завтрак, так что подготовься». Кира закатила глаза, но губы растянулись в широкой улыбке. Айрис переехала в Англию после окончания школы, поговаривая, что это все не из-за своей «наставницы» и совсем не потому, что соскучилась. Девушка собирает вещи, попутно допивая совсем остывшее кофе. Складывает вещи в сумку, желает спокойной ночи уставшей официантке и не менее замученному баристе. Она совсем не удивляется еще одному проливному дождю и на автомате открывает зонтик. Спокойно доходит до своей квартиры, которую ей сдает в аренду милая семейная пара. Тех грязных денег, что накопилось у нее после так называемых заданий организации ей хватит, кажется, на всю оставшейся жизнь. Их оказалось много. Очень много. Сначала она хотела их пожертвовать кому-либо, но потом приняла решение оставить и наслаждаться жизнью почти богачки. Запирает за собой дверь, скидывает сапоги и плащ. Тяжело выдыхает и хочет включить свет, но что-то ее настораживает. Инстинкты из прошлого проснулись и та нахмурила брови, пытаясь унять бешено бьющееся сердце в груди и попытаться найти хоть что-то, что может сойти за оружие. В голове только одна мысль «Кто?!». Кира делает как можно спокойные шаги, не выдавая себя, вероятно человеку, в соседней комнате. Как она поняла, что кто-то в ее квартире? Она и сама этого не знает, просто чутье скреблось в ее сознании, а некий азарт охватил ее тело, подобно жидкому огню. Ей не страшно, ей жутко интересно. Может она не так уж и ненавидела организацию раз так реагирует на незнакомца или незнакомку, который пришел, возможно, чтобы убить ее. Монтроуз спокойно наливает себе воду в стакан, но сердце все еще стучит в груди. И это так… знакомо, что та даже с трудом сдержала мимолетную улыбку. Ненормальная. Она бредет по квартире, полностью готовая к «нежданной встречи». Пальцы обхватывают стакан где недавно находилась вода. Что ж, за какое-никакое оружие может сойти. Заходит в спальню, чуть не запнувшись, в горле пересыхает от волнения. И вот, стоит на пороге, тянется за включателем света, облизывает губы, что пересохли мгновение назад. Порывисто выдыхает и губы остаются приоткрытыми. О Боже. В стакане, кажется, пойдет трещина, если она не ослабит хватку. О Боже. Смотрит на человека перед ней и усилием воли удерживает маску равнодушия и полного решимости защищаться до конца. Но разве это возможно, когда перед тобой стоит человек, которого ты бросила в аэропорту даже не поцеловав на прощание, даже не обняв? Но разве это возможно, когда перед тобой стоит человек, которого ты все никак не можешь забыть, поцелуи с которым доводили до экстаза, моменты с которым ты прокручиваешь почти что каждую ночь? О Боже. Как же больно. Как же больно стало дышать, как же больно пошевелится.  — Алек… — Еще чуть-чуть и ее начнет трясти. Это же не призрак? Это же не сон? Он же настоящий? Но да, он настоящий, и он не тот парень, которым был раньше. Он стал еще мужественней, чем был до этого. Глаза все те же — ярко-голубые, с долей холодности. Только вот скулы стали еще острее, и вообще его движения утратили ту тягучести, они стали точными как и его предрассудки. Правда, откуда ей знать, что он и в этом плане не изменился. Мужчина, стоящий перед ней был одет в классический черный костюм с идеально выглаженной белой рубашкой, у который было расстегнуто первые три пуговки. Его отучил носить галстуки и застегивать пуговицы до последней именно Джейс, милый, покойный Джейс. Монтроуз не удержалась облизать вновь пересохшие губы. Лайтвуд в свою очередь отклонился от двери шкафа и подошел ближе к девушке. Его взгляд скользил по ней с ног до головы, время от времени останавливаясь на некоторых участках тела. А она не смела и шаг сделать ему на встречу. Впрочем, она в принципе не могла пошевелиться.  — Доброй ночи, Аида. — Наклоняет голову к ней ближе, заглядывая в ее серые глаза. Стакан разбивается вдребезги и Кира от шума вздрагивает, отходя назад. Черт побери.  — Я… не Аида. — Говорит наконец она, не обращая внимания на осколки и на то, что у нее босые ноги. В прошлый раз, когда у нее разбился стакан, она чуть не занялась сексом с ним, а после он отнес ее в комнату на руках. Как больно. Воспоминания врезаются в кожу своими ногтями. И даже ее психолог в данный момент, пожал бы плечами.  — Да, — качает головой утвердительно Александр, — ты не просто Аида, ты моя Кира. — Он переводит свой взгляд ей за спину, склоняет голову в бок. — Выпьем? — Еле заметная улыбка тронула его губы. Он решил ее обойти, но та остановила его, приложив руку его грудь.  — Зачем ты здесь? — Устало спрашивает девушка, надеясь на его благоразумие. Прикосновение к нему, к такому родному, такому теплому — просто обезоруживало ее. Мужчина растоптал туфлей стекло, когда подвинулся к ней ближе.  — Мне казалось, ты любишь загадки… — Кира рот не успела открыть, как услышала следующие: — Может сыграешь на пианино? Никогда не слышал, чтобы ты играла на каких-либо инструментах. — Он жестом показал на черное пианино, которые подарила ей мать на двадцатилетие.  — Алек… — Качает головой, сказать ему ей нечего. Просто зачем? — Я хочу спать. — Сказала первое, что пришло на ум. Рука безвольно упала.  — Желание женщины — закон. — Он резко подхватывает ее на руки, а та еле сдержалась чтобы не завопить.  — Отпусти! — Шипит, всего то до кровати надо было сделать каких-то вялых три шага, но сукин сын решил повыпендриваться. Александр опускает ее на кровать, накрывая ее одеялом, которые она, будто маленький ребенок, хочет скинуть с себя. Он же прямо перед ней начинает раздеваться и та на время притихает. Первый пуговица, вторая, третья. седьмая, и рубашки уже нет, а пиджака и подавно. Когда руки доходят до ремня, Кира резко разворачивается от него, накрываясь почти с головой одеялом, и плевать, что ей стоило бы раздетая или хотя бы передается в пижаму.  — Ты не будешь тут спать. Уходи. Я тебя не ждала. — Слышит, как он фыркает, а потом забирается к ней в постель, не забывая выключить свет. Черт, черт, черт! — Алек, убирайся! — Вскрикивает она наконец, оборачиваясь к нему лицом, яростно сверкая глазами. Он не может вот так просто приехать спустя три года и так спокойно залезть к ней в постель. Сейчас она в шоковом состоянии, конечно же, ею можно в данный момент крутить, как ему вздумается, но пора приходить в себя. Хватит и того, что ее реакция на него была совсем не логичной. «Сукин сын» — проговаривает расчетливо у себя в голове. — Убирайся! — Буквально рычит, рукой пытаясь нащупать нож, который спрятан за изголовьем кровати. Старая привычка.  — Иронично, да? Мы с тобой лежим в одной постели под одним одеялом, ты злая, как фурия, а я по прежнему хочу тебя… — Его губы насмешливо изогнулись улыбке. — Да, и еще… твой нож в другом конце комнаты. — Девушка снова сверкнула глазами, и та принялась осматривать комнату, пытаясь найти то, в чем так сильно она нуждается. Подскакивает с кровати рывком, так, чтобы мужчина не успел ее схватить. Но, кажется, года без тренировок и его наоборот усиленные тренировки сделали свое дело. Алек оказался в разы проворнее и быстрее нее, поэтому вот она лежит на пушистом ковре, придавлена полуголым Лайтвудом. Но… она не сдастся ему вот так просто. Может она и Кира Монтроуз, но Аида все еще живет в ней. Где-то глубоко, но живет. Извивается для вида и наконец бьет ногой куда-то в область паха, но все-равно немного мимо. Хватка на руках ослабевает и та успевает вырваться, чтобы ударить его локтем в челюсть. Он явно не ожидал от нее такой подлости. К тому моменту как он снова тянет ее за щиколотку к себе, она успевает схватиться за нож, что сначала даже и не заметила. Нужная вещичка была совсем на виду! Мужчина подминает ее под себя, а рука с ножом так удобно располагается совсем рядом с его горлом. Она успела! Она смогла обхитрить его, черт подери. Хотелось ликовать, но стоило посмотреть на его лицо, как торжество на лице ушло на нет. Он улыбался и посмеивался. Над ней, Кира даже не смела сомневаться.  — У-би-ра-йся! — Чеканит по слогам она, пытаясь предугадать его следующее движение.  — Не хочу. — Вот так вот просто говорит он. Да это же не Алек. Совсем не тот парень! Сглатывает ком в горле, прижимая лезвие к бледной коже мужчины.  — Говорю по-хорошему, ибо не хочу потом париться с твоим трупом. — Ей надо только сильнее надавить. Только сильнее надавить. Только. Сильнее. Надавить. Но Кира не хочет. Хочет его поцеловать, хочет обнять его. Только мы не всегда получаем то, что хотим. И это уже не тот Александр Гидеон Лайтвуд, которого она помнит. Этот совсем другой. Он… не такой. Пытается себя убедить в этом, пока брюнет улыбается. Так, знаете, хищно, так, что выходит почти оскал.  — Не волнуйся, тебе не придется возиться с моим трупом. — Облизывает губы и взгляд девушки. Нет, стоп, взгляд Женщины, перемещается на них. Чертов сукин сын. В голове вспыхивает сказанное три года назад, в самолете «Я тебя люблю» и так хочется перенестись назад и не сказать тех страшных слов, так хочется, чтобы он их тогда не слышал. Это было ошибкой. Те слова были ошибкой. Но в этом и проблема, он слышал их и помнит ясно, словно они были сказаны вчера. — А знаешь почему? — Монтроуз молчит. Во рту неожиданно снова все пересыхает, когда чувствует возбуждение Алека, которое так удобно находится напротив ее распахнутых бедер. Поджимает сильнее губы, а рука с ножом начинает дрожать. Секунда и рука прижата снова к полу, нож безвольно лежит подле нее. — Потому что ты этого не сделаешь. Потому что в скором времени у тебя не останется ни одной связной мысли в голове, потому что через считанные секунды ты будешь бесстыдно стонать подо мной, завтра ты проснешься в моих объятиях. И так будет с сегодняшнего дня обычной закономерностью. Каждое утро ты будешь просыпаться в кольце моих рук, а я буду будить тебя поцелуями в шею… — Шепот долетал до нее сквозь туман собственных мыслей о том, как его достоинство упирается в нее, и как ей хочется потереться о него, а потом воспроизвести все сказанное мужчиной в реальность. «Не смей пошевелиться, не смей отвернуться, не смей застонать. Не смей! Прогони, прогони, прогони сукина сына!» — Пищит противный голос разума, а сердце непокорно бьется о ребра. Совсем размякла, идиотка. Ну же, сделай что-то! И она сделала… Когда губы Лайтвуд прижались к ее — она ответила на поцелуй.  — Чертов ублюдок. — Лишь промямлила между поцелуями и легкими покусываниями.  — Что-то новенькое. — Усмешка коснулась ее щеки, руки же сдернули серую толстовку. Кира закинула ноги ему на бедра, потираясь промежностью в штанах о член в боксерах. Твою ж мать! Прижималась сильнее к телу мужчины, одной рукой зарываясь в отросшие, но все-равно короткие черные пряди, ногтями другой руки создавая красные полосы на спине того, кого так сильно хотела ненавидеть, отталкивать и вообще игнорировать. Однако даже тут он ее достал. Даже в ебучей Англии, даже с поддельным именем и фамилией, даже, сука, тут! Как он и сказал, о ноже было забыто, как и то, чтобы было минутой раньше. Только сбитое дыхание, и растаскивание оставшихся вещей, чертовы укусы по всему телу, еле слышные стоны срывающиеся с губ обоих… Слишком хорошо и слишком приятно. Ни джинс, ни нижнего белья не было на ней. Александр перенес их на кровать, сбрасывая одеяло куда-то под кровать, чтобы не мешала. Презерватив, казалось, появился из ниоткуда, но оно и к лучшему.  — Алек! — прошептала в район ключицы, когда он вошел в нее двумя пальцами, глухо выдохнув весь скопившийся воздух у него в груди от напряжения. Ее язык прошелся по очертаниям одной из татуировки.  — Ты все такая же узенькая там. Все такая же… — Шепчет он, а после втягивает в свой рот затвердевший сосок. О Боже. Кира выть готова, потому как медленно он вводит в нее пальцы и как так же мучительно их вытаскивает, бедром же чувствует его член, влага которого слегка мазалась о ее кожу. Кира выгибается в спине, прижимаясь сильнее к мужчине. Секунда и вместо палец в ее промежность входит член. Одним быстрым мощным рывком.  — Ммм… Алек… сандр… — С перерывом проговаривает она, пальцами оттягивая волосы на затылке брюнета.  — Повтори. — Просит он, и та с удовольствием шепчет ему на ухо, задевая губами его кожу, от чего у того тело непроизвольно покрывается мурашками.  — Алек…. Але-ек. — Он снова ее целует, а она снова отвечает. Боже, пусть так будет всегда. Пусть такой секс у них будет всегда. Пусть она не будет заботится вообще ни о чем, кроме того, чтобы его губы по прежнему целовали ее. Совсем неожиданно для нее, Алек ее переворачивает на живот, меняя угол проникновения. Монтроуз и опомнится не успела, как он хватает ее за волосы и тянет на себя. Грубо, чертовски грубо и чертовски возбуждающе. Пошлые шлепки тела о тело распространяться по комнате. Пока его рука сжимает волосы чуть длиннее каре, другая дополнительно стимулирует клитор, от чего Кира позволяет себе опереться о стену, закатывая глаза от удовольствие. Тяжелое дыхание рядом с ее ухом и резкий укус в плечо. О да, там останется багровый засос. Хотя она уверена, по всему ее телу на следующий день проявятся синяки от палец мужчины и разной яркости засосы. «Пометил, сукин сын» — думает с усмешкой, когда ее губы образуют букву «о» и тело сотрясает волна пронизывающего удовольствия. Кира не удерживается за стену, оседая, пока Александр стонет в последний раз и не застывает, после чего выходит из нее, притягивая девушку к себе.  — Я все еще люблю тебя, Кира. — Говорит он, откидываясь на подушку, накрывая их двоих одеялом, а ее голова ложится ему на грудь. Кончиком указательного пальца проводит по татуировкам.  — Я тоже… — Тихо говорит Монтроуз, когда удостоверилась, что Алек спит. Сама со временем проваливается в не менее глубокий сон.

***

 — Кира! Ну и где мои тосты с маслом?! — Кричит Айрис из прихожей, а Монтроуз сквозь сон слышит ее голос, как тут же просыпается. Тяжелая рука на ее талии не дает ей даже сесть на кровати. Твою ж мать! Протирает глаза, чтобы взбодриться и понять, что говорить и как действовать. Тело Алека зашевелилось, и девушка испустила прерывистый вздох. Лучше не бывает. — Кира, хватит дрыхнуть! Я тебе сейчас… — Дверь распахивается и на пороге бесцеремонно появляется наглая девчонка, которая мгновенно умолкает, стоит той увидеть Киру и Алека. — Ой! — Пискнула та.  — Привет, Айрис. — Сонным голосом приветствуется Лайтвуд, садясь на кровати, совсем не стесняясь своего весьма потрепанного после ночи вида, бросает мимолетный взгляд на жутко смущенную Киру, что отчаянно пыталась прикрыться одеялом.  — Ну… я это… Короче… пойду я, наверное… — В конце концов выходит из оцепенения девушка, закрывая за собой на ходу дверь. Через секунду слышится стук о что-то и отборный мат, после звук от запирания двери и наконец наступила тишина.  — О Господи… — Произносит Кира, откидываясь на подушку, пряча лицо в руках. Теперь каштановые волосы разметались по белой ткани и Лайтвуд не удержался и провел пальцами по шелковистым прядям, которые раньше были пепельного цвета. Монтроуз смотрит сквозь пальцы и тот начинает смеяться. Он отнимает руки от ее лица, целуя в уголок губ.  — Я хочу в душ. Жду тебя. — Говорит он, вставая с постели. Неужели наконец-то поставлена точка в их отношениях? Если да, то она однозначно не одна. Троеточие тоже считается точкой, ведь так?