***
Забежав в церковь, он боялся увидеть обеспокоенные и встревоженный глаза отца Брайна, которому из-за не собранности Киллиана пришлось уделять время вопросам электричества, а не написанию новой проповеди. Он даже сутану дома надел, лишь бы только сразу заменить святого отца и уверить его, что более он никогда не опоздает. Но по всей видимости, столь большие жертвы не были никому нужны. Когда Киллиан, глубоко дыша наконец-то вошел в главное помещение, отец Брайн о чем-то оживленно переговаривался с мужчиной, чей внешний вид позволил сделать вывод, что это и был тот самый электрик. Но святой отец не выглядел озадаченно, наоборот вполне бодр и весел. - А, Киллиан, - широко улыбнулся святой отец. - Это Рождер. Он помогает мне с телефоном. – это приятельское «Рождер» было таким странным и неожиданным, что у Киллиана перехватило дыхании, а все заранее сформулированные фразы напрочь вылетели из его головы. Он не привык, что бы отец Брайан кого-либо еще называл по имени, кроме самого Киллиана. Это неприятного кольнуло где-то в области сердца. Хотя возможно Рождер был именно «Роджером», а не мистером Кембеллом или сером Чампменом, только потому, что был примерно одного возраста с самим Киллианом, но об этом мужчина подумал позже, так как тогда Роджер протянул ему руку. - Приятно. - И мне, - в ответ произнес Киллиан. - Мы уже не плохо продвинулись, - нарушая неловкое молчание, произнес отец Брайан. - Решили, что поставим телефон в том кабинете, - и он указал рукой в сторону хорошо знакомой Киллиану комнатке. - Прошу простить отец Брайан. Но этого мы еще не решили. Я вам уже говорил, что провода до этой комнаты не хватит. Поэтому или здесь, или на входе, - твердо сказал мужчина. - Но мы не можем поставить его здесь, - покачал головой святой отец, а в его тоне звучала усталость, отдающая повторением не один раз. – Киллиан хоть ты скажи! - Да, и в правду не можем. - Тогда снаружи. - А зачем он тогда нужен. Мы ведь его даже не услышим. Это подарок горожан и я хочу чтобы он служил церкви верой и правдой, а не как обычная декорация. - Я сожалению святой отец, но… - А если провести через улицу в кабинет, провода хватит? – неожиданно произнес Киллиан. И двое изумленно уставились на него. - Проведем по земле, у самой церкви, а там через щель в кабинет, я ее давно заприметил, все думал чем-нибудь заткнуть. Через улицу расстояние должно быть меньше, поэтому я думаю… - и Роджер, и отец Брайан кивнули, соглашаясь, еще даже не дослушав мужчину. - Вот видишь, Роджер, - отец Брайан радостно улыбался. – Я же говорил, что выход обязательно найдется. - Зря я сомневался, Святой отец, - покорно кивнул мужчина, но в его словах Киллиан уловил скорее желание удовлетворить священника и не продолжать ранний разговор, чем искренне сожаление. – Я тогда пойду измерю. Какое там окно? - Отец Киллиан тебе покажет, - мягко произнес святой отец, на что Роджер кивнул и сделал шаг в сторону выхода. - Отец Брайан, я хотел, - было начал Киллиан прежде чем, пойти за молодым электриком, но святой отец не дал ему договорить. - Ступай, все другое подождет, - и Киллиан смерено склонил голову, ему и самому не очень-то хотелось придумывать оправдание. Позже, так позже. Выйдя за двери церкви, он заприметил Роджера возле старенького грузовичка разматывающего или наоборот заматывающего какой-то провод. Из далека было не понятно. - Я сейчас, святой отец, - произнес Роджер, когда он подошел достаточно близко, что бы не кричать. Его слова резанули слух, и Киллиан вовремя вспомнил, что поморщишь он в эту минуты, или скажи что-то вроде «Это я то, святой отец?», Роджер не только бы вскинул брови. Но Киллиан вспомнил, а Роджер деликатно промолчал. Или не совсем деликатно. Этот парень, вообще был странным. Не настолько, чтобы дотягивать до хиппи, которых он видел по пути в Сторибрук, но хватало, чтобы делать его интересным. Большие круглые глаза, плавные черты лица и светлые волосы, доходящие чуть ли не до плеч, делали его похожим на девчонку. Но это только из далека. Потому что вблизи, в глазах отчетливо читалось фраза, нагло сдернутая с электронного щитка «Не влезай - убьёт", а плечи, как не смотри, были все же шире, чем даже у самой спортивной девушки. А еще, он слишком громко думал, отталкивая и притягивая этим одновременно. - Давно бросил? – осторожно спросил Киллиан, когда движения Роджера стали более резкими. - С неделю назад, - проговорил он и еще сильнее задышал. – А, к черту! – бросил он в пустоту и отпустил провода, начав шлепать себя по многочисленным карманам. – Ты же не против? – Киллиан лишь покачал головой, а Роджер продолжил искать. Он стоял рядом с машиной и не чувствовал никакой не ловкости, которая обычно бывает в таких ситуациях. Он просто стоял и думал; что сейчас бы тоже закурить, искать провода, переброситься парой фраз с Роджером о вчерашнем вечере, а потом уехать и забыть о церкви. И не вспоминать. Потому что там, в храме, есть неловкость. И стыд, и страх. Потому, что он уверен, отец Брайан обо всем уже знает; он видел следы, гитару, которую они не удосужились убрать, чувствовал запах вина со специями. Еще тогда, когда они виделись с Эммой в прошлый раз, на следующие утро отец Брайан подошел к нему с вопросом: “Кто она тебе, Киллиан?” Он сказал, что знакомая, и большего между ними нет. И что бы там, не сплетничала миссис Норис, Киллиан говорит правду. Отец Брайан на это только кивнул. Он уже тогда понял – не поверил. А может, оно и правильно? Поэтому было проще уехать с Роджерам, тягать чёрные провода и думать лишь о том, с кем провести следующую ночь… Когда Киллиан вновь посмотрел на Роджера, тот уже во всю дымил, зажав между зубами сигарету, и продолжал заниматься проводами. Вообще телефон, был подарком на рождество от горожан церкви. Что-то вроде пожертвования, только более материального. Киллиан, при первом упоминании о подарке, подумал, что он корыстнее, чем кажется на первый взгляд. Бегать в церковь за священником в любой мало-мальской необычной ситуации порядком надоело каждому второму прохожему, оттого и решили подарить «прогресс человечества». Хотя, позже, Киллиан все же задвинул пессимистические мысли подальше с радостью ожидая установку телефона. Все же подарки – это приятно. Спустя часа два или около того, работа была выполнена. Все это время, Киллиан не отходил от Роджера дальше чем пару шагов. Не совсем это, скорее всего, имел в виду отец Брайан, когда просил показать какое именно окно, но назад не звал. Электрику, это тоже не приносило особого довольствия. Он, конечно, молчал, но Киллиан и так это понял, когда Роджер вытащил последнюю сигарету из пачки тихо выругавшись. Но если бы Роджер знал, почему Киллиан это делает и какой разговор оттягивает, он бы понял (отчего-то в этом молодой священник не сомневался) и дал бы закурить. Проверив работоспособность телефона, Роджер уехал, а Киллиан снял пальто, накинутое поверх сутаны, и вошел в главный зал. Там, как обычно, горели свечи, молились старушки, те, что ходят в церковь по часам, и сидел, на одной из скамей, отец Брайн читающий Евангеля. В это время он всегда там сидел и всегда читал. Странная, но невредная, привычка. Он присел рядом и поднял глаза на Христа, который смотрел на него укоризненно. - Отец Брайан, - почти прошептал Киллиан. – Я разочаровал его, да? Святой отец, неторопливо поднял глаза от книги и тоже посмотрел на Христа. - Мы его дети. Порой, нам свойственно разочаровывать, - кажется он говорил Киллиану, но голос его был тих и звучал как-то так безжизненно, что думалось он говорил это самому себе, и уже не раз. И наверное, Киллиану хотелось в это верить, отец Брайн продолжил бы что-то говорить, что-то успокаивающее, что-то от чего ему бы сразу стало легче жить и дышать, но дверь в исповедальню хлопнула и отец Брайн поднялся с места захлопнув книгу. Фразы повисли в воздухе, а в глазах святого отца читалось «продолжим позже», но отчего-то Киллиан понимал, что не продолжат. Этот разговор канет в небытие, потому что, как можно поделится воздухом если у самого его нет?***
Это произошло, где-то после обеда. Он не запомнил время, только потому что не смотрел на часы, но отчетливо помнил, что в этот день пришел рано, протер пыль с органа, на котором играли не почтительно мало, обошел церковь, разглядывая покрытые тонким белым слоем деревья и поправил телефонный провод, который по всей видимости, играя задели дети. Он вернулся в церковь и уже стряхнул с себя холод, когда отец Брайан выглянул из-за двери. - Киллиан, тебя к телефону просят. Звучало странно. Его еще никогда не просили к телефону. Да ему то и звонили редко, не смотря на то, что телефон в квартирка стоял (хоть какая-то роскошь за такие деньги), просто звонить было не кому. От того, к телефону подошел быстро и с не большим волнением. - Отец Киллиан? - прошептал в трубку незнакомый женский голос. - Да. Я вас слушаю. - Она написала, что вы поможете, - послышался всхлип. – Вы же поможете? - Признаться, я не понимаю о чем вы, - он не понимал, но чувство что случилось нечто ужасное, его уже не покидало. - Эмма! Девочка моя! – и послышался стон, протяжный, отчаянный, тот от которого, хочется заткнуть уши и никогда больше не слышать. Вопль боли и обреченности. Киллиан зажмурил глаза и одними губами шептал молитву, в которую, увы, почти не верил. Господи! Пусть это будет не так! Пусть я ошибаюсь! Пусть это всего лишь больное воображение. Прошу тебя! А на том конце, уже другой голос пытался объяснить. Что-то об пасмурно утре, гараже, уже холодном теле. О записке, которую нашли в кармане и о том, что имя Киллиана и телефон было выведено аккуратно, по сравнению со всеми остальными плещущими строчками. Голос говорил адрес, еще раз молил приехать, на заднем плане слышался плач, а он молчал. Киллиан молчал и не мог поверить. Он вновь его не услышал. - Отец Киллиан, вы приедете? Приедете? Он кивнул. А потом опомнился и повторил адрес. Голос всхлипывая благодарил, говорил что-то о великодушии, а потом повесил трубку и Киллиан услышал не приятно долгие гудки. Он стоял пару минут, смотрел на свои руки и зажатую в них телефонную трубку и Евангелия, а потом сорвался с места. Не вспомнив о пальто, не слыша встревоженный голос Отца Брайна, он бежал прямиком на железнодорожную станцию и уже не молился. Сел на ближайший, с пересадками и глупо смотрел в окно, пытаясь считать приезжающие деревья. На тридцать четвертом сбился и не стал продолжать. В маленький, родной Эмме городок, Киллиан приехал за полночь. И наверное, даже если захотел, не смог бы отличить его от Сторибрука. Темный, грязный и низкий, а на возвышенности, будто над городом, горит маленький желтый огонек. И Киллиан знал этот свет, он и сам порой зажигал такой же. Улицу нашел не сразу; всматривался в таблички, почтовые ящики, пытаясь вспомнит за каким из он должен повернуть налево. И вот когда он уже решил, что заблудился, на встречу вышел паренёк; ничего не сказав он взял его за рукав и повел сквозь дома, изредка свободной рукой, касаясь своего лица. Он беззвучно плакал, ведя Киллиана за собой. Идти больше не хотелось. Но они уже пришли. В доме горел свет и раздавался плачь. Калитка была ровная, какого-то зеленого оттенка, прижавшись к ней стоял небольшой велосипед, а крыльцо было узкое, отчего мальчик отпустил рукав Киллиана и пропустил того вперед. Пройдя по коридору, меж множество рамочек смотревших от туда белокурых людей, он вошел в гостиную. Там было человек пять или шесть, и стоило Киллиану показаться в проеме, как разговоры и редкие всхлипывания прекратились. В глазах читалось удивление, кое-где сменяемое на благодарность. - Нам на верх, - мальчик дернул его за рукав в сторону лестницы. И лишь сейчас, он отчетливо услышал стоны раздаваемые откуда-то сверху. Хотелось медлить, закрыть глаза и в час шагать по одной ступени, но мальчик вел его за рукав быстро и без возможности освободиться. В комнате горела лишь одна свеча, чуть не погаснувшая от шевеления двери. Она лежала на кровати, а головой на коленях, не было сомнения, матери. Короткое клетчатое платье, ноги обтянутые в цветные колготки и почему-то всего лишь одна туфля. Она была одета вовсе не по погоде. Хотя какая уже разница! И Киллиан зажмурил глаза, но все равно, казалось, отчетливо видел ее длинные пальцы, которые стали почти прозрачными, волосы которые потеряли свой блеск и губы – совершенно белые губы. В первые в жизни ему стало страшно. И хотелось выть, кидать вещи, трясти ее за плечи и умолять очнуться. Но она бы не очнулась, и не очнется, из-за тонкой синей полоски у себя на шее. Что это было? Простыня? Скакалка? Он не знает, но ему расскажут, обязательно, расскажут, он ведь священник. А он слушать не хочет, видеть всего этого не хочет, знать об этом ничего не хочет! Господи, разве я о многом прошу! Лучше бы ему не звони никогда, думал бы, что поумнела и больше не путает электрички. Думал бы, что правильно, что она не приезжает, что так лучше и для нее и для него. И что все те ночные разговоры, не больше чем сон, а все сомнения нужно оставить и смерится. А потом «Я верю в тебя» прозвучало в голове и он упал на колени подле кровати, осторожно беря ее за руку. - Вы спасете ее, святой отец? Спасете? – сквозь слезы произнесла женщина. И он сначала покачал головой, вспоминая, что не может, что нет от этого спасения. Этот шаг был выбрал человеком целенаправленно, это карается и… «Я верю в тебя» Он встал и открыл Евангелия. Киллиан читал мягко, но громко, словно чтоб услышали его не только те кто внизу, но и Он! Сам же он стоял над грузным светлеющем телом и читал молитву за упокой, словно напевал песню Битлз, которая ей бы точно понравилась. Время в доме будто замерло, но на улице уже почти наступило утро. Закончив он вышел на крыльцо, где морозный воздух уколол легкие. - Спасибо вам, - он даже не заметил, как на крыльце оказался не один. Он покачал головой. - Не стоит. Ему возражать не стали. Может сил не было, а может и в действительности понимали, что Киллиан сделал свой шаг, согласившись на их просьбу, и пути назад нет. А может его попросту не услышали, так как в этот момент он сделал шаг по направлению к калитке. И его никто не остановил.***
Назад, в Сторибрук он добрался намного быстрее. И со станции, ноги сами привели его в церковь, где с утра было все еще прохладно. Он упал на скамью и за долгие часы позволил себе расплакаться. Он чувствовал себя виноватым, он знал, или думал что знал, почему она так поступила- и не мог смириться с этим. Может быть, помолись он за Лиама, ей бы не пришлось ничего доказать? Может быть раскайся он перед ней, она бы так не поступила? Но нет, он гордлив, труслив и предан «правилам общежития», как он сам когда-то назвал заповеди. А сейчас, он поступил иначе – он сделал правильно, он уверен! Но ее больше нет, как и нет того, что оправдала бы его. Осознание, что всю жизнь он будет здесь в этой церкви, лгать себе и всем вокруг, и надеется, что его тайна никогда не откроется, пугало хуже собственной смерти. Все же не этого бы хотела Эмма, не этого она добивались. Слезы все стекали по щекам, сердце билось, как сумасшедшее и хотелось выцарапать его из груди, только чтоб не болело. А оно все стучало и стучало. Когда он немного успокоился и казалось даже провалился в дремоту, его плечо мягко сжали. - Киллиан? – голос Отца Брайана звучал мягко и совершенно уместно. - Простите отец, - он поднялся с места, все еще не поднимая глаз. - Или домой, Киллиан. Отдохни. А потом все расскажешь… - Хорошо, - он кивнул головой. Собственных желаний не было. Ничего не было. А потом… - Отец Брайан, - окликнул его Киллиан, когда почти вышел из церкви. - Отец Брайан, - он преодолел расстояние между ними за пару секунд. - Что бы Вы сделали, если вы совершили деяние, которое другие осуждают, а вы считаете единственно верным? Священник задумался. - Я бы спросил у Господа. - А если и Господь не знает, - он смотрел на него и жадно ждал ответ. Отец Брайан тепло улыбнулся и подошёл ближе к Киллиану. - Господь всегда знает ответ, тебе лишь стоит его услышать, - и он положил руку ему на грудь, там где билось сердце. Следующим утром Киллиан в церковь не вернулся. Он просто открыл чемодан, покидал туда свои вещи, на дно убрав сутану и Евангелия, оставил на столе несколько фунтов, за последнюю неделю и прихватив белую карточку у телефона, вышел за дверь. Он не сомневался, что отец Брайн его поймет и что не будет звонить в полицию и подавать в розыск. Он вообще, отчего-то был уверен, что он обо всем знает и все понимает, хотя наверное это было не так. Телефонная будка нашлась прямо на станции. И стоило автомату проглотить пару монет, как в трубки послышались длинные гудки, а потом невнятное бормотание. - Тони? - Джонс? Тревожная кнопка? - Что-то вроде, - усмехнулся Киллиан. – Слушай, ты сейчас в Нью-Йорке? Как смотришь на то, если, - он не надолго замолчал. - Через часиков тринадцать мы с тобой встретимся и что-нибудь выпьем? - Кофе? – в трубке послышались сдвоенные смешки. - Если только с коньяком. - Ну тогда заметано. Как приземлишься, дай знать – я пришлю Хэппи. Киллиан не стал отказываться, он никогда не был в Нью-Йорке, а сейчас потеряться совсем не хотелось. - До встречи. - Ci vediamo, - задорно проговорил мужчина и исчез, оставляя после себя длинный противный гудок. Идей в каком направлении скрыться от этого городка было чертовски мало, и Нью-Йорк на их фоне выглядел словно звезда на верхушке ёлки. Яркая, насыщенная, идеальная. Он довольно быстро купил билет до Лондона и среди первых зашел в вагон, выбрав довольно удобное место – окно было чистое, без разводов, разве что с немного налипшим снегом. Напротив него уселась какая-то старушка с собачкой, а где-то там в конце разместилась шумная компания. Вся в рождественских свитерах, разноцветных шарфах, на паре человек были смешные красные оленьи ободки. Они смеялись, передавали по кругу бутылки и напевали рождественские песни – Киллиан, то и забыл, что сегодня сочельник. Вспомнив о Рождестве он вспомнил об Эмме, и его вновь обожгла тоска. Отчаянно захотелось курить, хоть он никогда этого и не делал. Говорят от этого становится легче… Оставив чемодан на сиденье, деньги у него все равно в кармане, пошел в тамбур, в той стороне где была компания, надеясь на дружелюбие и щедрость перед Рождеством. На него не обратили никого внимания, продолжая петь, когда он наклонился к одну из парней и на пальцах показал сигарету. Говорит не хотелось, то ли потому что песня была слишком красивая, то ли просто на пальцах оно было вроде как понятнее. Кудрявый, слегка рыжеватый парень, не медля достал пачку и, когда Киллиан вытащил сигарету, тут же прикурил ее об свою зажигалку. Улыбнувшись одними губами он кивнул и вновь направился в тамбур рассматривая тлеющий никотин в своих пальцах… Дверь резко открылась, почти ударила его по лбу. - Ой, простите! – инстинктивно зажмурившись Киллиан первым услышал голос. Нежный и немного высокий, совсем осязаемый. – Ты возник как из ниоткуда, - все продолжала она. – Еще и сигарету из-за меня обронил… Он посмотрел себе под ноги и правда обронил. – Пойдем, я поделюсь. У меня с собой пачка брата. Случайно прихватила, будто знала, - Она слегка рассмеялась, а он впервые на нее взглянул. Отчетливо выделяющиеся скулы, яркая красная помада на узких губах, глаза проведенные серым толи черным. Внезапная попутчица выглядела совершенно по новому, как-то даже не досягаемо. Светлые волосы, завитые в кудри слегка доставали до плеч и подпрыгивали при очередном покачивании поезда. - Ты так неожиданно появился, - сказала она, продолжая оправдываться. – Не сильно задела? Я ведь и убить тебя могла, этой дверью… Киллиан отрицательно покачал головой, беря в руки “материальное извинение". - Это хорошо! – закивала она, зажав в красных губах сигарету. – А то ведь сочельник, не хорошо бы было, - и она пожала плечами, затянувшись, мол и сам понимаешь. Киллиан понимал и тоже кивнул, поднося к губам никотин. - Я Эмма, кстати. Свон. А ты? Он не сразу смог ответить, как и объяснить, почему вторая зажжённая сигарета теперь тоже тлеет на полу, меж двух пар черных ботинок. По радио заиграла «Thank God It's Christmas» Queen.