Всего лишь оруженосец - 4. "Право решать"

      Свою ошибку Иррчи учел и теперь тщательно планировал каждый дневной отрезок пути. За годы служения эрлу Рримару он хорошо изучил расположение сел и деревушек, небольших городков и отдельных постоялых дворов, хуторов, затерянных в лесах и полях лордства Марассар. Конечно, пришлось еще не раз и не два ночевать под открытым небом, но теперь Иррчи был умнее. Он создавал магический купол, защищавший от ветра, снега и холода, но больше не растапливал снег до земли. Когда Яррана спросила — он втихомолку порадовался проявленной инициативе, — почему, мягко объяснил, что зимой так делать нельзя, ведь и травка, и цветочки, спящие под снегом, без него замерзнут и весной не проснутся.       — Умрут, да?       Иррчи только вздохнул и кивнул. Ну, правда, девчонка родилась в деревне, что она, о смерти не знает, что ли? Терреса, небось, и кур при ней резала, и козлят забивала. Это ему почему-то казалось, что такой маленький ребенок еще не должен понимать ничего о смерти и жизни. Опять ошибся, бывает.       Как он и думал, дорога растянулась на три недели. Он безумно устал, потому что к концу второй недели Яррана оттаяла и превратилась в непоседливую вертлю, которой было интересно все: сбруя, меч, Белка, шишки на нависающей над дорогой ветке, серо-рыжие белки, потрошившие эти шишки. Она расспрашивала Иррчи: куда они едут, какой у нее папа, какой брат, какой замок. Бедный оруженосец мечтал намагичить чего-нибудь такое, чтобы закрыло мелкой егозе рот до конца пути, приклеило ее к седлу, не давая вертеться и каждые полчаса пытаться свалиться. Но магию он, наученный горьким опытом, скидывал на привалах, вливал в Белку, во все, что было в досягаемости рук. И, несмотря на усталость, чувствовал себя почти хорошо, не ощущая давящего жара за грудиной.       Когда впереди замаячили крытые камышом домишки Камышин, Иррчи готов был упасть на колени и целовать родную землю. Почти добрались! Переночуют — и до полудня уже будут дома. Он увидит эрла Рримара! Как бы не натворить глупостей, шутка ли — почти два месяца не видел, соскучился страшно, до безумия. Яррана чуть притихла, видимо, Иррчи ее пугал. Дети вообще хорошо чувствуют то, что толстошкурые взрослые чувствовать не могут. А она еще и сказала тихонько:       — У тебя глаза светятся. Как угли.       Он только кивнул. В последние три дня, когда ехали по довольно людным местам, сбрасывать излишки магии не выходило, а у Белки уже аж грива потрескивала. Вот и сдерживался, сцепив клыки, терпел жгучий ком под ребрами. Уговаривал себя, что немного осталось: ночь продержаться да день пережить. А там будет вечер, детей уложат служанки, он эрлу в ноги упадет, лишь бы скорее оказаться в его покоях.       Эти мысли были лишними, Иррчи до крови прикусил щеку, стараясь отрезвить себя. Быстро договорился о ночлеге, быстро накормил Яррану, даже не поняв, уснула она сама или все ж плеснуло магией. А желание у Иррчи было очень четкое: чтоб спала тихонечко. Он же выбрался на двор, не зная, куда себя деть. Углядел под навесом перевернутую лодку, подобрался тихо, чтоб хозяева не увидели... Цедить магию тонкой струйкой он уже привык, работая с небольшими предметами вроде лунницы или бляшки со сбруи. Вот и пригодилось умение, пока резал пальцы и выписывал на темных осмоленных бортах знаки благопожеланий, зная, что кровь впитается без следа. Через часок маленько попустило, он вернулся на чердак, где для него и Ярраны устроили вполне уютное гнездышко в сене. Еще разочек позволил себе отпустить магию под тихий речитатив наговора от мышей, крыс, насекомых и пауков. Сено аж колыхнулось, но больше ничего не случилось. Иррчи, не раздеваясь, улегся рядом с Ярраной, обнимая ее и согревая собой и накинутым сверху плащом. И, наконец, уснул, словно провалился в горячий бездонный омут.              До Заозерья Белка летела пущенной из аркбаллисты стрелой. Иррчи и не думал сдерживать ее, наоборот, только посвистывал задорно. Удивительно, но чем ближе был замок, тем больше отпускала его усталость. Хоть и понимал прекрасно: все это обман чувств, уже завтра он будет едва таскать ноги, пока не отопьется эликсирами и не отоспится в нормальной постели. Разнежился больно, привык, что есть куда возвращаться, а поездки длятся не дольше двух недель. Забыл уже, как годами кочевали по тракту, и в зной, и в мороз, нигде не останавливаясь дольше чем на два, много — три дня, если только никто не был ранен. А тут меньше двух месяцев — и уже воет, устал, де. Тьфу! Ор-р-руженосец, выкусни тебя задери!       Ворота замка были распахнуты, как всегда днем. Белка, зачуяв родные конюшни, наддала еще, и вот что было удивительно: мчалась галопом от самых Камышин, не сбавляя, а ни пены, ни хрипа. Словно неспешным шажочком прошлась и только у подъемного моста вздумала разлететься. Иррчи мысленно дал себе по голове: а что он хотел-то, после того, как в бедную конягу столько магии влил? Пожалуй, он и драконьим крыльям, если б такие у нее отросли, не должен был бы удивляться. Крыльев Белка не заполучила, а вот выносливости с резвостью у нее изрядно поприбавилось.       В замке блудного оруженосца уже встречали. Иррчи если не любили, то уважали все, и за столь долгое отсутствие, похоже, успели соскучиться, потому что встречать подошли, кому во дворе случиться оказалось — и бабы, тащившие корзины с бельем, и кузнец, зашедший по какому-то делу, и молоденькая смешливая кухарка, выносившая помои. Яррану Иррчи на сей раз не прятал, поэтому заохали разом, едва разглядев масть, насколько уж в теплой одежде получалось. Да и кого еще, как не эрлову кровь, Иррчи вот так привезти мог?       Спешиться он все же успел, испуганно притихшую девочку на руки тоже взял, снимая с седла и передавая поводья Белки конюху, пришедшему на шум. Надо было бы самому обиходить, но Иррчи уже просто не мог, так рвалась душа туда, в замок.       С Рримаром он столкнулся в дверях.       — Ирр-р-рчи!       Имя прозвучало негромко — а Иррчи будто храмовый колокол на голову надели и праздничный молебен отбили. Он протянул эрлу Яррану, словно живой щит, дождался, пока тот возьмет дочь на руки, и изломался в глубоком поклоне, хотя хотелось попросту рухнуть на живот и змеею доползти, обвиться и не отпускать.       — Мой эрл!       Кто-кто, а Рримар прекрасно его знал. И проскальзывающие в голосе почти жалобные нотки услышал, потому что глянул, даже не прикоснувшись — хотя руку уже тянул! — и велел коротко:       — Отдохни с дороги. Я приду.       И ушел, унося Яррану, за что Иррчи был безумно благодарен. Больше за то, что эрл ушел сам, дав возможность дышать и хоть как-то, хоть немного держаться, помня только о приказе — и обещании прийти после.       В бадье с горячей водой Иррчи отмокал час, не меньше. Воду подогревал, потихоньку спуская излишки силы, это тоже помогало держаться. Потом отдраился до красных полос на коже и под шерстью, ополоснулся, блаженно чувствуя себя в кои-то веки чистым, завернулся в полотняный отрез и рухнул на постель поперек, закрывая глаза. Улежать смирно, конечно же, не смог: тут же развернулся, стряхивая тряпку, выгнулся, стараясь потянуться каждой жилкой и суставом. И еще раз, еще.       Солнце за окном будто насмехалось, застыв в одной точке. Или ему так казалось? Какой там отдых, помилуй Прародитель-Хвостатый! Ожидание казалось пыткой сродни той жуткой жути, о которой прочел в каком-то ветхом свитке: там описывалось, как правильно выматывать кишки пытаемому, чтоб не умер раньше срока. Вот и Иррчи сейчас каждая минута казалась поворотом шипастого воротка, на который наматываются его внутренности, взамен оставляя расплавленный свинец нетерпения и магии.       Он вслушивался так, что хотелось сказать «до боли». Все ждал, не прозвучат ли в коридоре шаги, не стукнет ли едва слышно открываемая дверь. И когда Рримар наконец появился на пороге, уже готов был на стену лезть и камни грызть, лишь бы унять нетерпение хоть как-то. С разворошенной, кажется, разодранной когтями постели Иррчи просто скатился, падая на четвереньки, рванул к Рримару.       — Мой эрл!..       Обхватил колени, вжимаясь грудью в его ноги, словно прорасти в них хотел. И заорал в голос, когда почуял жесткую хватку пальцев на загривке, лицом в ноги эрлу накрепко уткнулся, заглушая этот дикий мяв. Он так долго сдерживался, что отпустить себя оказалось неожиданно трудно, а вот это — одно-единственное — движение стронуло внутри лавину. И Иррчи бился, как в припадке, выплескивая магию с на удивление четким посылом, с единственной связной мыслью, оставшейся в голове: «Хочу принадлежать только тебе, мой эрл!»       Он так и не уразумел, что было потом. Вроде бы обеспамятел на какое-то время, потому что очнулся уже на постели. Да не просто так. Эрл Рримар действительно знал его, как никто иной. Знал, что ему нужно, чтобы окончательно пережить долгую разлуку и возвращение. Руки Иррчи были крепко и бережно примотаны к столбикам полога, растянуты в стороны. Под животом чувствовалась твердая подушка, отчего зад выпячивался вверх, а спина прогибалась. Хвост тоже что-то охватывало примерно в ладони от основания, не причиняя боли, но не позволяя прижать к ягодицам, оттягивая к спине. Глаза закрывала плотная полотняная лента.       Иррчи был открыт и беспомощен пред эрлом, чье присутствие ощущал всем собой. И счастлив уже этим.       — Ирр-р-рчи, — уха коснулось горячее дыхание, заставив дернуть им от щекотки. — Рассказывай.       Иррчи почувствовал, как на спину легла тяжелая, слегка шершавая ладонь, расслабился и заговорил, выплескивая, наконец, все свои страхи, сомнения, переживания, прерываясь только на то, чтобы вскрикнуть, когда эта ладонь, соскользнув вниз, принялась отвешивать ему тяжелые шлепки. Он их не считал, просто знал: эрл остановится, когда сочтет нужным. Не причинит ни на каплю больше боли, чем нужно, чтобы Иррчи счел свои грехи, и реальные, и мнимые, отпущенными.       К концу наказания-ласки он уже не говорил, лишь едва слышно сипел, а постель под щекой и повязка были мокры от слез. Ну и под бедрами тоже расплывалось горячее семя, а внутри было легко-легко, словно теплым пухом набито. Эрл пересел в изголовье, отвязал запястья, снял повязку и то, что держало хвост. Иррчи послушно льнул к его рукам, тихо выдохнул, когда перевернули на спину, чувствуя, как шершавый язык вылизывает соленые от слез щеки, как касаются припухших век, слегка царапая, обветренные губы.       — Мой эрл...       — Тихо, Иррчи. Сейчас...       Рримар дал ему напиться, приподняв голову.       — Глупый мальчишка, так замучить себя!       Иррчи улыбнулся, не открывая глаз. И тихо простонал, когда почувствовал, как губы эрла коснулись живота, а язык слизнул еще не застывшее семя. Желание возвращалось медленно, наполняя его тело тягучим теплым медом. Вот теперь можно было не торопиться, полежать спокойно... почти спокойно, наслаждаясь тем, как Рримар ласкал, словно тоже вспоминал подзабытые за два месяца ощущения.       В конце концов Иррчи задергал хвостом, просительно поскуливая, разлепил глаза и потянулся, хватаясь за мощные плечи, пытаясь притянуть к себе. Хотелось почувствовать наконец все, от грубоватого, несмотря на все попытки быть осторожнее, вторжения до освобождения, разметывающего сознание в клочки. Он сам после долгой разлуки никогда не смог бы так тянуть время, длить и длить ласки, сводя с ума. Иррчи мысленно ревниво зашипел и мысленно же отвесил себе оплеуху: эрл имел полное право проводить ночи с кем-то, пока его не было. И тут же заморгал: Рримар навис над ним, словно услышал невысказанное. Иррчи с замиранием сердца вгляделся в подсвеченную зелеными огнями синь его глаз, застонал и выгнулся, вскидывая бедра навстречу. Пусть будет боль, но дольше ждать он уже не мог.       Больно не было.              Угомонился Иррчи только после третьего раза, и наутро не мог вспомнить, кончил ли, или так и уснул, наслаждаясь уже медленными, бережными и нежными ласками, тем, как чуть заметно скользил в нем член эрла, поднимая удовольствие плавно, словно жар в котле, если потихоньку усиливать пламя под ним. Или уснул сразу, едва излился? Одно он знал точно: следует выкупаться, потому что вся шерсть в паху и в промежности склеилась от семени и пота. Он с трудом поднялся и докосолапил до бадьи, полной — о радость! — еще теплой чистой воды. Подогреть ее было недолго, и вскоре Иррчи уже выбрался из спальни, ужаснувшись тому, что, кажется, уже и полдень прошел, и солнце на закат покатилось. И как его эрл из постели за ухо не выволок?       Дико хотелось есть, но первым делом он все равно отправился в кабинет эрла, показаться, что жив-здоров и готов приступить к тем обязанностям, что эрл сочтет нужным на него возложить. И с порога нарвался на гневную отповедь сидевшего за столом Рримара.       — Почему не пожрамши?! А ну марш на кухню! И чтоб, пока поешь нормально, не появлялся! Я урчание твоего желудка еще от лестницы слышал!       Иррчи закусил губу, сдерживая неуместный смех, поклонился и только потом выпалил:       — Да, мой эрл! Как прикажете!       Уже на кухне, набивая живот вкуснейшей кашей с печеной утятиной, Иррчи подумал, что не настолько громко его желудок и урчал. Но оставил эти мысли на потом, сперва стоило восполнить силы. Эрл, конечно же, был прав, надо было целиком прийти в себя, хорош был бы из него работник, когда брюхо в спину влипает. Расправившись с добавкой, наложенной сердобольной кухаркой, налакавшись согретого молока, Иррчи ощутил, как стремительно возвращается к нему радость жизни и желание что-то делать. В лабораторию спуститься, на заднем дворе железякой помахать или дров нарубить? Выбрал он, конечно, снова вернуться в кабинет.       — Вот теперь я вижу, что ты ожил, — внимательно оглядев его, кивнул эрл Рримар. — И готов работать. И я хочу, чтобы ты учил моих детей чтению, письму и счету.       Иррчи чуть не сел там, где стоял.       — Я? Но, мой эрл, п-почему я?       — Потому что я, как видишь, занят по самые уши, — Рримар обвел тоскливым взором громоздящиеся на столе, на приставленном к нему столике, на подоконнике свитки и кипы бумаг. — Сглупил, не проверив все расходные книги, когда вернулись в Ревалир, а пару недель назад обнаружил, что ничего не сходится и все наперекосяк.       Иррчи сочувственно вздохнул, но тут же вспомнил о задании и слегка сник.       — Но я же...       — Ты же. Подойди.       Иррчи обошел стол и растерянно замер рядом с креслом эрла.       — Малыш, я прекрасно видел, как ты ревнуешь меня к Алверру. И представляю, что было бы сейчас, когда детей уже двое. Так вот, мой хороший, пока ты — мой оруженосец,...       «Всегда, мой эрл!»       — ...Алверр и Яррана — и твои дети. Назвался обоим дядькой — изволь.       Иррчи плюхнулся на пол, уткнулся в колени эрла лбом и прерывисто вздохнул, без слов умоляя простить ему эту ревность и признавая его право решать, как с ней справиться.       — Я оправдаю ваши ожидания, мой эрл.       Тяжелая ладонь ласково зарылась в его гриву, потрепала по мигом разъехавшимся ушам.       — Я знаю, Иррчи. Я знаю.