***
Холодный зимний вечер. За окном бушевала суровая январская метель. Снег с бешеной скоростью летел по тёмным улицам Санкт-Петербурга. И вот, в одной совершенно не примечательной серой многоэтажке, на пятом этаже, в одном мрачном окне, в котором наглухо были задёрнуты тёмные шторы, горел тусклый свет от весело мигающей новогодней гирлянды. Просто хозяевам этой квартиры было чересчур наплевать на то, что новый год уже давно прошёл. Они хотели спокойно провести это счастливое для них обоих время. Двое взрослых людей, которые осознанно стали жить вместе и совсем не хотели существовать друг без друга. Сейчас, они сидели крепко прижавшись друг к другу и не могли оторваться от сладких губ своих любимых. Под тёплым мягким пледом их руки были насмерть сплетены. Они никогда не отпустят. Никогда. Слишком многое произошло между ними за этот год. И чересчур сильными были их чувства. Они не смогут всё это так просто забыть. Так не выйдет. Мирон легко улыбался, ласково поглаживая свой уже достаточно большой живот. Омега ничуть не стеснялся своего внешнего вида, за все шесть месяцев беременности любимый молодой человек успел уже до ужаса сильно вбить в его голову мысль, что тот несомненно самый лучший и красивый. Вот и сейчас, Слава нежно шептал всякие нежные глупости прямо в чужое ушко. Альфа бесконечно сильно обожал так делать. Парень был до неприличия влюблён в этого человека. Причём, очень долгое время. Руки Карелина осторожно гуляли по излюбленному телу. Он никогда не оставил бы его одного. Даже несмотря на то, что сейчас на нём лежал непомерно тяжкий груз. Кто-то из них двоих должен был оценивать их ситуацию адекватно и принимать серьёзные решения. Мирон безусловно очень жаждал занять место главного. Но не смог. Слава буквально вырвал из его трясущихся рук эту чересчур тяжёлую ответственность. Ведь, по сути, омеге сейчас и нельзя было носить тяжёлое. Фёдоров поначалу ужасно корил себя за то, что допустил всё это. У него же всегда всё шло по плану. Никогда не было такого, чтобы тот не контролировал что-либо в своей жизни. Но так получилось, так бывает. Неожиданно, с разбегу выбивая дверь, явилось сомнительное счастье. Мужчина не верил в это, даже не мог предположить, что подобное вообще возможно. Но будем честны, ни один из всех видов контрацепции не даёт стопроцентной гарантии. Тем более, если голову туманит течка. Мирон в те дни успел пожалеть обо всём в своей жизни. Он раскаялся, что вообще написал тогда тот чёртов твит, который и заставил его жизнь перевернуться столько раз. Забавно, сейчас ему было бесконечно смешно от этого. Этот твит оказался для него судьбоносным. Но это только сейчас он адекватно всё это воспринимал. Раньше Янович очень злился, ему было адски больно в то время. Но он физически не умел плакать, как остальные омежки. Мужчина клялся себе в том, что убьёт его и больше никогда в своей жизни не подпустит слишком близко к своему телу особь другого пола. Мужчина пил в своей старой квартире, наплевав на запреты врачей. Он жаждал, наконец-то, избавиться от него. Этот ребёнок не был ему нужен от слова совсем. У него работа, рэп и бесчисленное множество всякого другого несомненно безумно важного дерьма, что он просто не мог отложить. Два дня омега провёл питаясь лишь сигаретным дымом и дорогим коньяком. А потом был Слава, пара его крепких лещей за такое неожиданное исчезновение и слёзы, много-много горьких слёз. Парень едва не ревел навзрыд, когда узнал обо всём этом. Ему хотелось рыдать от одной только мысли о том, что он мог и не узнать о своём собственном ребёнке. Карелин, конечно, тоже не знал, что нужно делать в подобных случаях. И вообще альфа явно не был готов к такому. Но молодой человек от чего-то был сильно уверен в том, что надо оставить его. Мирон думал, что парень слишком беспечен, молод и им двигало лишь чувство жалости и мнимой "правильности". Только через время он полностью осознал, что Слава был умнее его и принял самое лучшее решение. Сейчас мужчина был счастлив и ни капли не пожалел о том, что всё же пошёл на поводу у своего альфы, который говорил чересчур уверенно и любовно. Он повёлся, словно неразумный малолетний омега, которому любимый альфа пообещал жениться на нём после секса. И он не жалел о своём решении, совершенно. У него всё было просто замечательно. Море заботы, куча внимания и семья, самая настоящая любящая семья. — Ну, Слав... Что ты творишь? — сладко прошептал Мирон возбуждённым голосом. По нему было прекрасно понятно, что его вполне устраивало происходящее. Но знаете, нужно же немного поиграть, он имел на это полное право. Фёдоров безумно любил подобные игры в недотрогу. Его альфа, безусловно, тоже. Хотя у него попросту не было выбора. Чего уж скрывать. Он любил этого человека любым, даже немного упрямым или слегка шаловливым. — Ну, давай... Прямо сейчас. Он же не может нас пока услышать. Так, почему нет? — слегка ухмыляясь уголками своих чуть пересохших губ, промурчал Карелин прямо в чужое ушко. Мирон был жутко смущён. Такие шутки ему до ужаса не нравились. Но чёртов Слава невыносимо любил заставлять своего любимого омежку краснеть. Правда, потом он знатно получал и на протяжении нескольких дней спал на безумно неудобном диване, на котором у него торчали ноги и голова. Но он был счастлив. Такие мелкие бытовые разногласия были очень приятными. Карелин чувствовал, что у него есть любимая семья, в которой ожидалось пополнение. Об этом знали лишь самые близкие люди. То есть, только Вани, Замай и Женя. Остальных они решили потом поставить перед фактом. К огромному удивлению Славы, ни Андрей, ни Светло не стали разводить из этого какой-нибудь анекдот или скандал. Приняли всё достаточно спокойно и даже предлагали свою помощь. Ну, и ещё подарили пару милых мягких игрушек, да. Женя тоже была безумно рада, хоть и прекрасно понимала, что теперь ей придётся знатно потрудиться, чтобы никто не узнал об этом. Помимо этого, Фёдорову также придётся уйти на неопределенный срок, но она готова к этому, ей к такому не привыкать. Евстигнеев же, отнёсся ко всему этому с опаской и аккуратно намекнул о том, что альфу он выбрал себе, мягко говоря, не самого надёжного. Но всё-таки, Ваня тоже был искренне рад за друга. Он обнял друга очень крепко и уверенно сказал, что не оставит его в такой ситуации. А Мирон был безгранично счастлив, что друзья поняли его и не стали осуждать за такой нестандартный выбор. — Блять, я очень-очень хочу тебя сейчас. Да и к тому же, нам скоро нельзя будет. Нужно пользоваться моментом. — всё также сладко шептал Слава, осторожно расстёгивая чужую домашнюю рубашку. Точнее, когда-то это была его рубашка, но кого это волнует. Одно время Фёдорова до жути раздражали некоторые цвета. Поэтому любая вещь, которая ему нравилась, сразу же становилась его. Ибо выбрать что-либо в магазине было действительно сложной задачей. Мирон чуть постанывал, ощущая на своей шее горячие ненасытные губы любимого человека. Он легко поддался под невесомые касания родных ладоней, которые аккуратно начали укладывать его на мягкую постель. Мужчина был достаточно спокоен, Слава прекрасно знает, что нужно делать. От него же требуется лишь согласие. И то, пары довольных стонов будет вполне достаточно. Фёдоров любил своего альфу за это. Парню не были нужны лишние слова. Он понимал всё так, без всего ненужного. Карелин опускался ниже, к до неприличия возбуждённым соскам. Его всегда забавляло это, но он молчал, словно рыба. Любимый человек бы жутко смутился, узнав об этом маленьком факте. У Мирон постепенно надувались сосочки, и дело здесь было далеко не в желании. В голове парня каждый раз вырисовывалась весьма занимательная и прелестная картина того, как Фёдоров кормит их крохотного младенца грудью. Хотя, грудью назвать это определённо нельзя было. Янович же не превращался в женщину. Это было попросту невозможно. У омег там всё совершенно по-другому устроено. Это было очевидно. Но кормить малыша первое время придётся всё-таки отцовским молоком. Иначе никак, такова природа. Слава осторожно на пробу облизнул один мягкий взбухший сосок. Мирон задёргался и громко простонал, насмерть впившись в чужие мягкие волосы. Карелин стерпел эту сладкую и в каком-то плане даже приятную боль. Он просто обожал, когда любимый так управлял им. Когда во время жаркого секса, мужчина чуть ли не выдирал его русые космы. Янович совсем не умел себя контролировать во время полового акта. Хотя был уверен в обратном. А альфа просто молчал. Ибо зачем расстраивать любимого? Заставлять его сдерживать себя? Секс — это то место, где можно быть собой, обнажать не только тело, но и душу. Если ему хочется кричать, то пусть он кричит громче всех. — Ах, Слава... — всё ещё кричал Мирон, напряжённо зажмурившись. Несмотря на то, что Карелин практически не двигался. Лишь дышал, очень громко и томно. Он жаждал повторить это ещё пару раз. Но нужно дать Фёдорову немного передохнуть. Через пару секунд, когда мужчина чуть успокоился, альфа начал аккуратно прикасаться к тому же чувствительному местечку, но на этот раз лишь кончиком своего языка. Он старался быть максимально нежным. Мужчине совершенно не нужен на данный момент бешеный животный секс. Да и нельзя ему, честно говоря. Это было слишком опасно для плода. Во время первого триместра Мирону поставили страшный для него диагноз. Угроза выкидыша. Первые два-три месяца для них обоих были непомерно тяжёлыми. Омега чувствовал себя предельно паршиво и разбито. Словно выкидыш уже случился. Он только осознал, насколько сильно хотел этого ребёнка. А тут доктор говорит ему о том, что всё очень плохо и плод может не выжить. Это была элитная больница, врач был с многолетним стажем и опытом. Ошибок быть не должно. К великому сожалению. Славе тоже пришлось не сладко в то время. Его, как будущего отца, тоже вся эта ситуация ужасно волновала. Но больше всего, он боялся за своего любимого человека. Детей они смогут вполне сделать и потом, тут многого не нужно. Течка, узел и всё. А вот Мирон один, единственный и неповторимый. Тот вёл себя достаточно странно. Постоянно молчал, практически ничего не ел, не принимал нужные лекарства и был максимально подавленным. Парень мог уйти в этот сложный для них обоих период. Это было бы самое простое и лёгкое, что он мог сделать. Но Слава выдержал это дерьмо. Старался всячески помогать своему омеге и заботиться. Никто кроме него не мог помочь ему в этот ужасный период. Они справились с этим. Вместе. И сейчас могли преспокойно быть счастливыми, совершенно ничего не боясь. Врач их обрадовал, сказав, что всё у них протекало просто замечательно. Плод развивался совершенно нормально и никах патологий не было. — Я бы попробовал твоего молока... — тихонько прошептал Карелин, слегка ухмыляясь. Он осторожно прикусил чувствительную кожу и с радостью начал слушать чужие несдержанные стоны. Фёдоров сильнее стиснул в руке его мягкие волосы. Лицо мужчины выражало истинное удовольствие. Он дышал часто, а его сердце бешено колотилось. Слава втянул в свой горячий рот весь сладкий сосочек и неспешно стал посасывать его, пронзительно смотря на своего любимого. Одна его ладонь осторожно легла на второй сосок, дабы тот тоже не оставался обделённым. Лёгкие круговые движения уверенных пальцев и ужасно горячий рот сводили Мирона с ума. А он, глупец, думал, что в декрете секса нет. Есть, да ещё какой. Вот и сейчас, Янович в который раз поражался Славиной изобретательностью и какой-то внутренней извращенностью. Парень был конченным извращенцем и ни капельки этого не стеснялся. Даже сейчас, когда многого им было нельзя, он находил всё новые способы получения удовольствия. Причём такого, что ножки подкашивались, а губы кричали. И этот раз не стал для них обоих исключением. Фёдоров безжалостно драл своими ногтями чужую спину, истошно выстанывая имя возлюбленного.***
— Только подумать, я ношу ребёнка от такого же ребёнка. Какой панч, боже... — с лучезарной улыбкой сказал Мирон, устало смотря на своего любимого человека и нежно поглаживая его по волосам. Слава в это время лежал рядышком, под его боком и ласково поглаживал приличный живот. Он аккуратно прижался к нему ухом и с упоением слушал слабое биение чужого крошечного сердца. Ему это до дрожи нравилось. Иногда альфа не мог поверить в то, что это действительно было реальным. — Ты прекрасно знал, за кого выходил замуж. Так что я ни в чём не виноват. — чуть ли не промурчал молодой человек в ответ. Как вдруг, что-то привлекло его внимание. Он почувствовал кое-что странное. Едва ощутимые лёгкие толчки. Малыш толкался. Слава счастливо так улыбнулся. Ему было очень-очень хорошо в эту секунду. При одной только мысли, что всё это по-настоящему с ним происходит, он едва не выл от радости. Ребёнок живой, двигается в чужом теле и постепенно развивается. — Чёрт, мелкий опять толкается. Весь в тебя. Тоже не даёт мне покоя. — едва заметно улыбаясь, проговорил Мирон и зажмурился, пытаясь пересилить эти не самые приятные ощущения. Это для альфы толчки были едва различимы. Для Яновича же, это были очень неприятные удары. Ребёнок всё чаще давал о себе знать. И это было неудивительно, шестой месяц всё-таки. Довольно немалый срок. Уже пора малышу заявлять о себе. Было бы гораздо хуже, если бы омега вообще ничего не чувствовал. Вот тогда всё было бы очень плохо. А так всё нормально. Можно и потерпеть. — Блять, это просто прекрасно. Ради этого момента стоило жить. — едва не плача, прошептал Карелин, сильнее прижимаясь к чужому телу. В эту секунду он вдруг осознал, насколько счастлив. Любимый человек совсем рядом, спокойный, улыбчивый и совершенно здоровый. На его пальце красовалось платиновое кольцо, которое он сам себе выбрал. А в нём самом рос малыш, который вот-вот должен появиться на этот свет. Под ними мягкая кровать, они в своей собственной квартире, в обычном спальном районе, где их никто не потревожит. У них обоих отпуск и они могли полностью посвятить себя друг другу. На кухне медленно варился куриный бульон, ведь неловкий Слава умудрился опять простудиться. А Мирон заботился о своём любимом. — Слав, ты что... Плачешь? — удивлённо проговорил Фёдоров, когда почувствовал нечто мокрое на себе. Он посмотрел на своего любимого со сдержанной улыбкой. Мужчина определённо не ожидал подобного от своего альфы. Тот никогда не проявлял свои эмоции так... Открыто. То есть, парень всегда был максимально открыт, но не настолько. Парню хотелось казаться сильным и бесстрашным в чужих глазах. Чтобы Фёдоров был в нём уверен и мог спокойно на него положится. Сам Мирон считал это чушью. Это произошло. Так, или иначе. Всё-таки, у него тоже были свои чувства. — Да, я плачу! Но знаешь что? Мне не стыдно за это. Пиздец, я скоро отцом стану. Это же так классно. Раньше я об этом даже и подумать не мог. Только представь, целых полгода я ни разу не прикоснулся к сигам и алкашке. Ещё год назад я топил себя в этом дерьме. А сейчас вместе с тобой правильно питаюсь и пью лишь сок. И знаешь? Мне не хочется возвращаться в ту жизнь. — как-то грустно проговорил последнюю фразу Слава, утыкаясь лицом в чужой живот. — Иногда мне кажется, что это только сон. И я вот-вот проснусь на своей всратой хате, после какой-нибудь вписки. Я боюсь этого. Очень. — Славочка, не нужно бояться. Это всё реально. И всё хорошо. На самом деле, мне наоборот казалось, что ты хочешь вернуться в прошлую жизнь. Свобода всё-таки. Я бы понял тебя. — честно сказал Фёдоров. Он вправду сильно переживал первое время из-за того, что Слава в любое время мог испариться. Растаять, словно утренний туман. — Серьёзно? Ты так обо мне думал? Я ведь так старался убедить тебя в обратном. — слегка обиженно проговорил Карелин. Он действительно очень не хотел, чтобы Мирон так про него думал. Это было бы слишком неправильно. — Да, но это было раньше. Теперь же, я полностью уверен в тебе. Мой ты хороший. — с улыбкой сказал Янович, ласково запустив в чужие мягкие волосы свою ладонь. — И хватит лапать моё пузо. Мне уже кажется, что ты любишь его больше, чем меня. — У тебя самый охуенный живот и я люблю его. И тебя я тоже люблю, очень сильно. Очень-очень. Иди сюда. — радостно проговорил Карелин, поднимаясь чуть выше. Он впился в свои любимые губы и довольно простонал, когда почувствовал всё ту же родную ладонь в своих непослушных волосах. Это точно был их вечер. И, собственно, их счастливая жизнь. Которая совсем скоро станет ещё счастливее.