Sperare Nella Morte

      Кожаные туфли еле слышно стучали по старым мощёным улицам — пережиткам прошлого, хорошо сохранившимся ещё с давних времён. Уцелевшие дороги обладали несомненной красотой и, помимо этого, сама Италия была местом со своей богатой историей происхождения. Воспоминаниями заполнен каждый уголок страны, но для Фуго этот маленький портовый город был всем, что имело значение. Даже несмотря на свои небольшие размеры, он процветал, хотя раньше такого сказать было нельзя. За последние годы у людей улучшился заработок, шедший от множества добываемых здесь ресурсов. И само по себе это место великолепно — целая находка для тех туристов, которых больше не интересуют такие типичные места, как Неаполь или Рим.       Фуго шёл, чувствуя запахи, исходящие из расположившихся вдоль улиц ресторанов. Сидящие там люди довольно потягивали вино, кушали и говорили о каких-то мелочах. Он остановился, чтобы посмотреть на них и послушать, о чём же конкретно ведутся беседы. Погода, хобби, дети, работа. Сплетни, сплетни и ещё раз сплетни. Фуго никогда не испытывал стремления к такой жизни. В конце концов, он бы не смог выдержать подобных разговоров, учитывая свой характер. Всё это казалось ему лишь пустой тратой времени. Но даже если не брать это в счёт, он чувствовал...нечто странное, глядя на этих незнакомцев. Неужели тоска? Или зависть? Что бы то ни было, он не хотел признавать свои чувства.       Ворона позади Фуго пронзительно каркнула, отвлекая того от мыслей. Он обернулся на звук, инстинктивно принимая оборонительную стойку. Она смотрела на него своими обсидиановыми глазами и, вновь закричав, улетела прочь. Черные перья шлейфом укрыли землю — слишком много для здоровой особи. «Возможно, это какая-то болезнь» — размышлял Фуго.       Он наклоняется, поднимая одно из самых крупных перьев, и рассматривает в свете заходящего солнца. Его темно-фиолетовый блеск создавал невообразимый контраст напротив светло-оранжевых облаков и розового неба. Солнце красным, словно свежая кровь, идеальным кругом висело над спокойным морем цвета стали. Такое чувство, будто в горизонт кинули копьё и попали в самую сердцевину облаков. Фуго даже не удивится, если оттуда начнет медленно сочиться кровь.       Он бросил взгляд на дорогие, мягко покачивающиеся на волнах яхты, прежде чем развернуться и уйти. Не мешало бы поспешить, ведь у него, в конце концов, есть и свои дела, и будет лучше сделать их до захода солнца.       Первой остановкой был флорист. Он находился недалеко отсюда, и Фуго даже после стольких лет мог довериться его умениям. Мужчина продавал букеты всех размеров и самых разнообразных сочетаний. Однако когда Фуго был здесь в последний раз, оставалось лишь несколько букетов, состоящих из местных цветов. Он сомневался, что в столь поздний час останется хоть какой-то выбор, однако он готов был согласиться на всё. Тем более, если уж совсем ничего толкового не будет, то вполне можно собрать по дороге. Сейчас земля и грязь не имели значения.       Завернув за угол, Фуго тяжело вздохнул, заметив владельца магазина, готовящегося к закрытию. — Здравствуйте. Рад всё ещё видеть Вас в бизнесе после стольких-то лет, — поприветствовал мужчину Фуго, чуть только он подошёл поближе. Не все букеты были разобраны, некоторые ещё стояли в ведёрках, наполненных водой. Опавшие лепестки разбросаны по земле, растоптаные прохожими и клиентами. То, что когда-то было яркими цветами самых разнообразных окрасов, – розовые и оранжевые, фиолетовые и жёлтые — стало коричневым, и лишь узоры на лепестках отличали их друг от друга. — О, здравствуйте, сэр, — мужчина остановился, переведя взгляд на Фуго и сощурившись. — М-мне очень жаль, я помню Ваше лицо, но имя нет. Не могли бы Вы напомнить? — застенчиво улыбаясь, сказал он.       Естественно, он будет смущен такой ошибкой, особенно когда и магазин небольшой, и сам городок. Нечасто человек забывал имена своих клиентов. — Всё нормально. Паннакотта Фуго. Мы встречались пару лет назад, так что неудивительно. Я давно здесь не был. — Хмм...Фуго, Фуго... — мужчина, оперевшись о стойку, потёр подбородок пальцем. — Точно! Да, помню Вас! Вы приходили вместе с тем мужчиной в белом и маленьким На- — Да, это был я, — прервал его Фуго, улыбаясь. — Приятно, что Вы помните такие вещи.       Он чувствовал, как ногти с силой впиваются в сжатые в кулаках ладони. Ему не стоило перебивать этого человека. Фуго был уверен, что тот смог бы остановиться сам. — Оу... — владелец с грустью в глазах посмотрел на него. — Что ж, я закрываюсь, но Вы можете взять те, что я ещё не упаковал. — Спасибо, — ответил Фуго. Всё, что у него осталось, было слишком безвкусным и броским по мнению Паннакотты. Может эти цветы и красивы, однако между ними было слишком много несовпадений в оттенках.       Его красные глаза метались от ведра к ведру, пока он не заметил те, что лежали на стойке мужчины. Это был букет, состоящий из мягко-жёлтых хризантем, розовых и красных роз, гвоздик и белых маргариток. Этот букет не такой броский. Подойдёт.       Он подошёл и схватил цветы за стебли. Прозрачная пленка громко зашумела и поймала свет от уличных фонарей, начавших включаться один за другим. — Я возьму их. Сколько стоит?       Мужчина выглядел так, будто хотел спросить что-то, но не решился. — Для Вас...что ж, поскольку Вас здесь давно не было, могу отдать бесплатно! — Хмм. Я бы предпочел заплатить. Пожалуйста, просто скажите, сколько нужно. — Нет, я настаиваю. Берите. «Не надо меня жалеть» — Однако я всё же заплачу. Возьмите, — Фуго полез в карман, вытаскивая кошелек. Быстро просмотрев свои сбережения, он всучил владельцу пачку денег. — Сто пятьдесят евро. Этого должно быть более, чем достаточно. Сдачу оставьте себе, — с этими словами он развернулся, сжимая в руках букет, и спешно вышел из магазина.       Следующее, что предстояло сделать — забрать заказанную во время поездки в город еду. С этим он решил обратиться в проверенную годами закусочную, где был не один раз. Если уж так говорить, то подобные заведения всегда гордились своим богатым списком блюд.       Отдалившись от цветочного магазина, он прошёлся по знакомым тротуарам и переулкам, сокращая путь, приходя в оживлённый центр города. Витрины магазинов освещались приятным белым свечением лампочек, давая возможность рассмотреть одежду на манекенах и заставляя ювелирные изделия переливаться миллионами разных цветов. Хотя время и приближалось к закрытию, десятки людей толпились в зданиях и за их пределами. Не став тратить свое время, Фуго направился к закусочной, по своему внешнему и внутреннему виду ничуть не уступающей другим роскошным заведениям. Там всегда было уютно и приятно находиться.       Он прошел мимо небольшой группы женщин в черных платьях, осматривающих специальные предложения на доске, и семьи, крутившейся около меню. Стиль интерьера был под стать самому зданию, а свободные места возле большого окна давали возможность детальнее рассмотреть центр. Звуки эхом расходились по тускло освещенному помещению. — Здравствуйте, я бы хотел забрать свой заказ. Паннакотта Фуго, — после небольшой паузы сказал он, подойдя на ресепшен. Хозяйка, стоявшая там, глянула на свой список. Её каштановые волосы спадали на лицо, закрывая наполовину.       Приложив ручку к губам, при этом слегка покусывая, она пробежалась по нему глазами, а после, отметив что-то на бумаге, снова посмотрела на Фуго. — Да, всё готово. Пицца "Маргарита" с грибами, верно?       Фуго кивнул. — Одну минуту. Подождите здесь, пожалуйста, — сказала она, уходя.       Фуго обернулся посмотреть ей вслед, но та довольно быстро куда-то ушла, и в поле зрения оказались ранее замеченные им люди. Спустя какое-то время хозяйка вернулась, с лёгкостью перемещаясь меж столами. — А вот и она! Ого, цветы? Для Вашей девушки? «Стоп»       Она приблизилась. Её большие глаза казались обычными дырами в черепе, и да, подобный вопрос ошарашил его. «Отойди и не смотри на меня» — Или может...для парня? Фуго отвёл взгляд в сторону. «Заткнись» — Уверены, что в чём-то провинились? «Завались, блядь. Ты ничего не знаешь и не можешь знать. Нет, я бы даже сказал, что невозможно, чтобы в твоей тупой башке хоть что-то было. И меня ты тем более не знаешь. Если я сейчас сорвусь, то набью тебе рожу так, что-» — Ладно, надеюсь, Вас простят! Но мне кажется, что стоило бы убрать эти хризантемы из букета. Успехов и доброй ночи! — ...Спасибо, — процедил Фуго сквозь стиснутые зубы. Он взял сумку с пиццей в трясущиеся от гнева руки и ушел, случайно задевая других людей.       Выйдя на свежий воздух, он заметил, что был уже поздний вечер. На темнеющем небе угасало ярко-оранжевое солнце. И гнев отступил, заменяясь совершенно иным чувством — страхом перед тем, что ждёт его дальше, после всей этой беготни. Участившееся сердцебиение и непонятный шум в ушах не давал сосредоточиться, а недавняя оживленность города внезапно стала чем-то таким далёким.       Постепенно отходя от центра в темные переулки, минуя говорящих о чем-то своем незнакомцев, Фуго казалось, что он бывал пару раз в этих местах. На кирпичных стенах цвета засохшей крови заметны черные, из-за стекающей по карнизу воды, пятна. Переулок казался узким, по сравнению с теми, по которым ранее ходил Фуго.       Стиснув зубы, он продолжил свой путь через это подобие лабиринта. Источниками света могли послужить лишь уличные фонари, охватывающие своими золотистыми когтями углы зданий, без возможности полностью их осветить, а также свет, выходящий из окон, расположенных высоко над головой. Паннакотта отметил для себя, что идти осталось недолго. Сердцебиение никак не хотело приходить в норму, а грудь сдавило в ожидании. Он солгал бы, если бы сказал, что хотел идти туда. Однако осознание долга не давало ему отступить. Иначе каким он будет человеком?       Детально рассмотреть находящийся в руке букет он не мог при таком ужасном освещении, но надеялся, что за весь этот путь он не пострадал. Фуго казалось, что прошли годы, прежде чем он вышел из переулка. Он уходил все дальше от города. Дорога сменилась обычной, протоптаной другими людьми тропинкой, ходивших здесь с одной и той же целью. Он не помнил, как дошел до стальных ворот, полностью погрязший в своих мыслях. За ними виднелись могилы деревенских жителей. Взяв две свечи из подсвечника, стоявшего у входа на кладбище, Фуго неспеша пошел дальше — в место упокоения Наранчи.       Не нарушая тишину, он проходит мимо надгробий, посвященных людям, которых знали их семьи и друзья. Иногда встречались и подношения умершим, и Фуго останавливался, рассматривая изображения тех, кто покинул этот мир. Все они умерли не так давно: в этом году или всего-то пару лет назад. Могилы также находились в хорошем состоянии: одни были отпалированы до блеска, ловя свет падающей на них луны, другие же были со сложными скульптурами, украшенные резьбой, а надписи на таких не были безвозвратно стёрты временем. Встречались и небольшие по своим размерам могилки детей, умерших до начала своей жизни. Честно сказать, если проходиться по этому месту одному, оно кажется намного больше.       Фуго давно не был здесь. Удивляло, что помнил дорогу, спустя столько лет. Дойдя до самого дальнего конца кладбища, Фуго присел возле простенького надгробия, срывая оплетающую его лозу. Корни оставляли на белом камне темного цвета потёртости. Осмотрев могилу, он поморщился, ведь та находится не в самом лучшем состоянии: края даже начали рушиться из-за пренебрежительного отношения, а надпись на ней почти исчезла. Буквы излагали потерянное во времени имя — и это Фуго ещё повезло прийти до того, как оно бы совсем пропало. Хотя даже не смотря на состояние, растения, окружающие её, были прекрасны. Досадно, что подобные будут цвести только для умерших.       Фуго поставил одну из свечей на могилу, достав спичечный коробок из кармана и, освещаемый лишь лунным светом, вынул спичку, зажигая её и поднося к свече. Теплый свет заполнил это небольшое местечко. Фуго был уверен, что это первый раз за все прошедшие годы, когда могила увидела его. Фуго чувствовал себя бесконечно виноватым за то, что пока он мог дать могиле только свечу. А самое меньшее, что сделать позже — привести в надлежащее состояние.       После пары минут молчания он отошёл от неё, вновь рассматривая. Могила Наранчи в своей простоте была прекрасна. Это определенно бы ему понравилось; даже с его гордостью и хвастовством он никогда не любил излишние траты. Границы могилы украшены сложной геометрической резьбой и там, аналогично могиле его матери, стоит ритуальная корзина, полностью заставленная цветами. Фуго не мог понять, как они выглядели. При лунном свете всё казалось черно-белым, однако он был уверен, что сочетание составлял Джорно, возможно даже в сотрудничестве с флористом, поэтому они, вероятно, выглядят очень красиво.       Он поставил свой букет в эту корзину, оставляя рядом еду. Взглядом Фуго задержался на цветах, прежде чем перевести его чуть ниже. Он почувствовал, как в груди снова что-то потяжелело.       'В вечную память о Наранче Гирге, 20 мая 1983 года — 6 апреля 2001 года' и его освещённое свечами изображение, смотрящее на Фуго. Он больше не может ждать. Дрожащими руками он поставил вторую свечу и зажёг её. Мгновенно могила ожила полностью. Цветы, казавшиеся ранее монохромно серыми, стали хорошо видны. Их окрас совпадал с цветом пламени.       Фуго по-прежнему молчал, глядя на свечу. Больше всего на свете он хотел убежать. Хотел уйти из этого места настолько далеко, насколько возможно. Хотел забыть произошедшее с Наранчей, думая, что тот по прежнему жив. Но могила, перед которой он стоял, была доказательством того, что это далеко от истины, в которую так хотелось верить. — П-привет, Наранча — его голос дрогнул. Он сказал себе, что будет сильным, что сможет справиться с этим. Но теперь он больше не был так уверен. — Я...ахах — нервно рассмеявшись, Фуго почувствовал ужасную неловкость из-за своих слов, напрягаясь. Он сглотнул. — Разве не здорово, что мы вместе с тобой посетили твою мать, когда ты поправился? А после этого ты показал мне весь город — сказал Фуго, опустив взгляд. — Ты ведь говорил, что после...после того, как вся эта ситуация с Триш уляжется, то хотел бы вернуться сюда и поесть пиццу?       Фуго достал из сумки коробку и положил её по другую сторону от свечи. Он мгновенно поморщился — настолько это казалось ему глупым. «Какого дьявола я принес еду на эту чёртову могилу? Ебаный идиот. Это что, какая-то вечеринка? Чушь собачья»       Он помотал головой, отгоняя от себя подобные мысли. — ...По крайне мере, надеюсь, ты оценишь этот жест. Я даже купил её в том заведении в центре города, где мы были с тобой впервые, а после этого частенько захаживали туда, помнишь? Жаль, что мы не смогли зайти после... — Фуго приостановился.— Возможно, они успели поменять повара.       Вновь повисло молчание между ним и могилой; стойкая такая тишина, сквозь которую хорошо слышны бьющиеся о скалы волны, хоть море и находилось где-то в миле отсюда. Ему многое хотелось рассказать Наранче, но гложащее чувство того, что до него не дойдет вся эта информация, не покидало разум. — ...В городе все идёт хорошо. В центре открылись новые брендовые магазины, но мне до сих пор кажется, что они ничем друг от друга не отличаются. Наверняка ты хочешь знать чуточку больше о них, ведь тебя всегда интересовали подобные вещи. Тебе не очень понравится, если они слишком сильно поменяются. — он призадумался.— Я всегда слегка завидовал тому, как легко тебе даётся общение с людьми... А у меня не получалось. То, каким ты был с Буччеллати, со мной, с Триш...заставляет задуматься, как же поживает моя семья? Я все ещё не могу заставить себя волноваться о них, учитывая то, что я не поддерживаю с ними общение с тех самых пор, как присоединился к Буччеллати, и не думал про них в течение последних трёх лет. И с какого черта должен? Они бросили меня. Банда заменила мне семью и была ею больше, чем мои родители... — он чувствовал угрызение совести, и слезы навернулись на его красные глаза. — Но, — его пальцы вдруг дернулась, и он сжал руки в кулаки, сдерживаясь — Нет, не могу сказать. Я бросил всех вас также, как это сделала со мной моя семья. Мир работает странным образом, не так ли? Хаха... — он слабо рассмеялся. — Не знаю, было ли это хорошей идеей. Не могу сказать. Такое чувство, что если бы я вдруг остался, то всех потянул бы за собой. Я ничем бы не помог, верно? Думаю об этом и все больше путаюсь. Я не могу сражаться. Ради бога, я даже собственный станд контролировать не могу. Он не может помочь если...если распространяет смертельный вирус, который может задеть как врага, так и нас. Но какая-то часть меня надеялась, что...может, я все таки мог быть нужным? Мне нашёптывает это тихий голос в голове, но этот вес вины, который он за собой несёт, невозможно терпеть. Это было так эгоистично с моей стороны, что я не пошел с вами. Как бы больно не было признавать, но что правда — то правда. Я был трусом, который заботился только о себе в тот момент, а о ком-то другом в нашей банде и речи быть не могло. «Они все сильнее меня, у каждого есть что-то свое, в отличии от меня они могут сражаться», – так я думал. И когда ты остался рядом со мной на несколько секунд, я, честно говоря, почувствовал такое облегчение. Ты был тем, о ком я больше всего беспокоился на самом деле, я очень заботился о тебе. Я любил тебя, я...       Тяжесть в груди Фуго стала сильнее, стоило только сказать три последних слова. Момент, когда он решился признаться Наранче, был уже перед его могилой. — Ты знаешь...я никогда не ожидал от себя такого. Но знал ведь, что это может случиться и был уверен в своей готовности просто из-за того, что думал, будто моя грёбаная неспособность контактировать с людьми защитит меня. — его голос дрожал. — Не сработало. Особенно на тебе. Я не знаю, правда...не знаю.       Фуго почувствовал, как рвано вздымается и опускается его грудь и, согнувшись над могилой, прижался руками к её поверхности. Пламя свечей было так близко, что можно было бы почувствовать жар, исходящий от них. Но ему всё равно. Слезы, навернувшиеся на глаза, наконец покатились по его бледным щекам, падая и разбиваясь о холодный мрамор. Если бы он не задыхался от собственного рыдания, то подумал бы, что просто идёт дождь. Он? Плачет? Такие люди, как он, не плакали. Кто-то с таким же темпераментом, бессовестный и апатичный, как он, не плакал. Но именно это сейчас и происходило. Невозможно представить, чтобы он, став более мужественным, был рядом с могилой Наранчи с тяжёлым чувством вины на сердце, которое обременяло его длительное время. Он спас его, приведя к Буччеллати. Ему следовало спасти вновь. Он мог бы осуществить это.       Сомнение, затуманившее его разум, прояснилось, и мысли заменились последними словами Наранчи, которые он говорил Буччеллати: « — Если Вы скажите "Пойдем со мной!", я смогу найти в себе мужество».Если бы Фуго был также храбр, смог бы он помочь? Безусловно да, и осознание этого совершенно не успокаивало. Если бы у него было мужество, храбрость...если бы он просто пересилил себя, то смог бы защитить Наранчу. Он признался самому себе, что никаких целей и планов на будущее у него не было. Живя настоящим, плывя по течению, он принимал все, что жизнь ему преподносила с нежеланием или протестами. Он всегда был таким. И считал, что это верный путь. Если нет надежд, целей, амбиций или мечт, то и нет причин для расстройств. Он принял это и двигался дальше, ведь Фуго совсем не из тех людей, которые растрачивают время впустую. Но даже без этого он больше всего на свете хотел защитить Наранчу.       В самый первый раз, когда он увидел его, бездомного, осматривающего помойки в надежде найти чего-нибудь съестного, в нём что-то переключилось. Он не знал, почему, но захотел помочь. Возможно, это и была та самая цель, которую он искал все эти годы? Как он не осознавал этого?       Фуго опустился на могилу, свернувшись клубком. Бесконечный поток «если бы я мог, а ведь мог, мог» заполнили разум до краев, и он вцепился руками в голову. Мысль о том, что у него был шанс спасти Наранчу и остальных, не хотела его покидать. — Я был таким трусом, — наконец выдавил он из себя. — Прости меня, Наранча. Мне так жаль, пожалуйста, прости меня, я сожалею. Я и только я виноват в твоей смерти, прости. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Если бы я только, блять, пошел с вами, то мог бы быть рядом с тобой. Этого можно было избежать, ты остался бы в живых, прости. Если бы я только не сбежал, как чертов трус. Я обещаю тебе, этого никогда больше не повторится. Прости меня, я никогда больше не убегу. Ради тебя. Я обещаю. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня. Прошу, мне очень жаль.       Череда нелёгких слов слетала с его губ, осыпаясь, как жемчужины, выпавшие из разорванного ожерелья. Наранча уже не слышит, о чём говорит Фуго. Паннакотта уже ничего не может изменить, а если попытается, то наверняка сделает только хуже. Времени больше нет. И его не будет ни сейчас, ни когда-либо ещё.