***
Медцентр, в который Артур заботливо отправил запрос, оказался на самом краю синей зоны, в той области, куда Кисё никогда не ходил за ненадобностью. Приземистое трёхэтажное здание, отделанное белоснежными плитами, явно выделялось на фоне стоявших рядом стеклянных офисных строений; его, похоже, совсем недавно отремонтировали, возле дальней стены ещё виднелись остатки строительных лесов, которые не успели убрать. Поговорив с улыбчивой молодой женщиной в регистратуре и получив от неё напутствие, Миротворец поднялся на третий этаж, прошёл до самого конца по длинному коридору, оказался в небольшом квадратном холле и, оглядевшись по сторонам, приблизился к двери, над которой горели синим светом цифры «302». Нервно сглотнув, чтобы успокоиться — не любил он эти походы по больницам — Кисё осторожно приподнял руку и постучал по створке костяшками пальцев. — Войдите, — донеслось из кабинета, и створка, щёлкнув, отъехала в сторону. Кисё осторожно шагнул вперёд и оказался в довольно просторном помещении, обставленном светлой мебелью. Кабинет хирурга выглядел близнецом той комнаты, что занимал Артур в штабе Совета; такие же белоснежные стены и пол, несколько шкафчиков, почти слившихся со стенами, застеленная одноразовой простынёй кушетка, возле которой стояла этажерка с жуткого вида железными инструментами. Отличие было только в том, что здесь имелось ещё и довольно большое окно, выходящее на крышу соседнего здания. Посреди кабинета возвышался довольно широкий письменный стол со светящейся поверхностью, за которым восседал худой парень в белом халате, по виду — буквально вчерашний выпускник медвуза. Длинные завитые рыже-каштановые волосы прикрывали его лицо. Услышав шаги, он приподнял голову и резким движением отбросил со лба лёгкую прядь волос. Кисё внезапно почувствовал смятение. До синевы бледное лицо парнишки с нахмуренным лбом и прищуренными злыми глазами показалось ему очень знакомым. — Эм… Доброе утро, — слегка запнувшись, произнёс он. — Я к вам по направлению. — И вам доброе утро, — неожиданно взрослым, очень низким и хриплым голосом ответил хирург и сделал быстрое движение рукой. На столешнице развернулась медицинская карта. — А, из штаб-квартиры Совета? Да, был запрос, я вас жду. Присаживайтесь. Кисё осторожно устроился на мягком стуле, стоящем напротив стола, и прижал к груди руку, исподтишка разглядывая собеседника и пытаясь понять, что вызывает у него такое беспокойство. Сейчас, когда Миротворец подошёл поближе, ему стало видно, что врач уже далеко не студент, ему, скорее всего, где-то около тридцати, чуть больше, просто он очень худой и из-за этого издалека выглядит подростком. Вблизи были хорошо заметны серые мешки под его глазами, глубокая складка между бровями, нехороший, тяжёлый взгляд уже человека пожившего и неожиданно тонкие и нежные руки, покрытые, правда, выпирающими вздутыми венами. Светлая кожа, разлетающиеся к вискам миндалевидные тёмные глаза, выступающие острые скулы и необычайно густые волосы без слов выдавали чистокровного представителя востока. Не замечая смятения пациента, врач постучал пальцами по экрану планшета и повернул к нему голову. — Так-с, — задумчиво произнёс он и, опустив руку, щёлкнул кнопкой под столешницей. Половина экрана погасла. Такое же устройство, как у Артура. — И что у нас тут? Разрешите, осмотрю вашу руку. Миротворец вытащил загипсованную конечность из петли и умостил её на освободившейся части стола. Хирург надвинул на нос элегантные очки в тонкой серебряной оправе и, обхватив пальцами гипс, принялся осматривать его. Подобрав с края стола маленький железный молоточек, осторожно постучал по замотанной бинтами поверхности. — Так не больно? — Немного, — честно признался Кисё, чувствуя, как от этих постукиваний по руке разбежалась зудящая боль. — Ага, — хирург нахмурился, ответ ему явно не понравился. — Давно гипс наложили? — Сегодня ровно месяц как, — отозвался Кисё. — Мне сказали, что по истечении такого срока его уже можно снимать, кости должны срастись. — Накладывали его у нас? — продолжал расспросы врач, проведя пальцами по гипсу вверх, к плечу, и пощупав довольно острые тонкие края. Он мигом насупился ещё мрачнее. — Нет, в травмпункте. — Ага… Вот оно и видно, — протянул хирург и, выпустив руку, обратил взор на светящуюся часть экрана. Увидев выписку, выданную в травмпункте, он слегка прищурился: — Осложнённый перелом локтевого сустава со смещением… Хм, и гипс велели снимать через месяц? Странно, травма серьёзная, при такой для восстановления нужно как минимум восемь недель, в зависимости от тяжести… И ортез ещё потом, обязательно. Кисё поджал губы. — Я говорю вам ровно то, что сказали мне. Ни про какой ортез вроде как речи не шло. — Да-да, я понял… — хирург подвигал пальцами по столешнице, явно делая какую-то пометку в карте. — А жалобы у вас какие-нибудь есть? — Например? — Кисё осторожно потёр плечо. — Ну, рука эта вас беспокоит? — врач сложил перед собой ладони. — Внезапные боли в суставе, потеря чувствительности, покалывание, охлаждение пальцев? — А, об этом речь… Да, всё, что вы сказали… Вроде столько времени прошло, а болит она почти так же, как в первые дни, — Кисё поморщился. — Меня предупредили, что сустав будет болеть, но я не думал, что так сильно. Приходится постоянно обезболивающее глотать. Хирург побарабанил пальцами по столешнице. — Это не очень хороший признак. Если ощущения такие же, как в первое время после перелома, значит, восстановление идёт не так, как нужно. Надо рентген сделать. — Делайте всё, что нужно, — устало ответил Миротворец. — В моих интересах как можно быстрее поправиться, чтобы вернуться к работе. — Хорошо, — равнодушно сказал врач и встал, одёргивая халат. — Тогда пойдёмте со мной, нам в соседний кабинет. — Ну, как я и думал. Вот головотяпы, и ещё травмпунктом себя называют… Не лечат, а калечат, дилетанты. Хирург, тяжело вздыхая, рассматривал на просвет рентгеновские снимки. На них было хорошо видно смещённый сустав и множество расходящихся по кости мелких трещин. — Боюсь, что с гипсом вы ещё недели на три… Вам его изначально неправильно наложили, кость почти срослась, но из-за плохой фиксации процесс идёт медленно и куда более болезненно, — серьёзно протянул он. — Надо сделать новую повязку… Мало того, ортез вам всё-таки носить придётся после снятия гипса, и обязательно делать гимнастику. На больной сустав нельзя сразу же взваливать нагрузку, его нужно будет осторожно разрабатывать. Кисё только тяжело вздохнул. — Вот ведь… — Ну, ничего такого уж ужасного тут нет, могу вас успокоить, — продолжил хирург, положив снимки на стол. — Просто реабилитация займёт немного больше времени. Хотя вы тоже… — он сдвинул брови. — Ну взрослый ведь человек, если вы чувствовали, что боли не прекращаются, почему же сразу не обратились к грамотному специалисту? Понятно же, что так не должно быть, сустав должен подживать. Если бы вы пришли на пару недель раньше, мы бы не допустили такого, — отбросив со лба волосы, он плюхнулся в кресло и опять принялся стучать пальцами по планшету. — Так, тогда сейчас наложим новый гипс, зафиксируем как следует. А потом я выдам вам направление, придёте ко мне через три-четыре недели, тогда и видно будет. Кисё опустил глаза и обхватил себя за плечо. Вот что за невезение такое? Теперь его уж точно спишут легко и непринуждённо. Целый месяц, потерянный впустую, впереди ещё как минимум три недели, а потом ортез и запрет нагрузки на сустав. — Сколько же мне времени на полную поправку понадобится? — уныло спросил он. — Месяц, плюс-минус пару недель. Точно сказать пока не могу, мне нужно будет посмотреть, как идёт процесс, — отозвался хирург. — Садитесь пока на кушетку. И верхнюю одежду снимите. Опершись ладонями на стол, он встал, отошёл к раковине и принялся сосредоточенно мыть руки. Кисё переместился на кушетку, вывернулся из мягкой серо-голубой кофты, оставаясь в футболке, и, отложив её в сторону, стал внимательно наблюдать за врачом. Миротворец был в тревоге. Почему же этот парень кажется ему таким знакомым? И дело не только в его лице; голос, движения, взгляд — всё вызывает какие-то смутные подозрения. Где Кисё мог его увидеть, если он впервые оказался в этом медцентре? На каком-нибудь мероприятии в красной зоне? На улице? В Паноптикуме? Нет, всё не то, Кисё обычно не запоминал тех, кого видел в людных местах. Может, просто похож на кого-то? Но на кого? Врач весьма колоритно выглядит, такого трудно было бы забыть или с кем-то перепутать. Не подозревавший о его невесёлых мыслях хирург тщательно вытер руки бумажным полотенцем, натянул на них резиновые перчатки, присел на табуретку напротив кушетки, выдвинул небольшую столешницу, которая торчала сбоку, и подтянул к себе этажерку с инструментами. — Давайте руку. Не беспокойтесь, я очень аккуратно сниму гипс. Между прочим, почти все мои пациенты говорили, что лучше меня с этим делом никто пока не справлялся. — Да не беспокоюсь я. Делайте свою работу, необязательно объяснять мне, что именно вы собираетесь сделать, я вам доверяю. Кисё осторожно устроил руку на столешнице и отвернулся, не желая смотреть на сломанный сустав. Хватит с него, нагляделся, пока сидел в травмпункте, то ещё зрелище. Самому временами становилось забавно — раны до мяса, из которых фонтанчиками выливалась кровь, никогда его не пугали, Кисё обычно сам после стычек, вцепившись зубами в полотенце, чтобы не орать, их перетягивал и только кривился, шипя «а ну прекращай кровоточить, тварь, кровь у меня не бесконечная». Но вот переломы и вывихи он ненавидел, его буквально передёргивало от вида синих распухших конечностей. Врач размотал бинт и, взяв со столика острые ножницы, принялся осторожно резать пластину. Действовал он вполне уверенно и спокойно, ситуация явно не вызывала у него никаких опасений; но спустя пару секунд хирург поднял глаза, наткнувшись взглядом на обнажённое плечо, и Кисё тут же почувствовал, как дрогнула его рука. — Что-то не так, доктор? — с тревогой спросил он. — Нет, нет, всё в порядке. Просто у вас необычная… Татуировка, — нервно сглотнув, протянул врач и слегка сощурил глаза, разглядывая довольно крупный рисунок чуть пониже плеча. — Не знал, что мужчины тоже такие делают… — А, это… — Кисё фыркнул и быстро прикрыл татуировку ладонью. — Ерунда, пережиток дурной молодости. Не обращайте внимания. Вот и ответ, почему он почти всегда предпочитал носить закрытую одежду с длинными рукавами. Кисё старался никому не показывать эту татуировку; рисунок в виде ярко-синей лилии, из серединки которой виднелся череп с торчащими из пасти тычинками, слегка поблёкший от времени, но всё ещё отлично различимый, и вправду был одной из тех немногих черт, что остались у него ещё из прошлой жизни. Это было клеймо, признак принадлежности банде и её главарю; сам синий цветок лилии являлся неофициальным символом группировки, череп намекал на смертоносность, а цвет, помимо всего прочего, недвусмысленно обозначал гомосексуальность носителя. Совет, когда Кисё стал Миротворцем, приказал вообще извести эту татуировку, слишком уж она жуткая и приметная; но у Кисё оказалась сильнейшая аллергия на любые виды растворителей, и с этой затеей пришлось распрощаться. Хирург чуть подрагивающими руками наконец срезал гипс, швырнул его в мусорное ведро, обхватил больной сустав пальцами и принялся бережно обматывать вокруг него фиксирующий бинт, слегка натягивая его. Кисё тут же скривился от боли. — Эй. Не дёргайтесь. До гроба заживёт, — вдруг сказал врач и улыбнулся, но как-то очень криво и неприятно. Странная и очень знакомая фраза резанула слух, как ножом; теперь уже Кисё, дёрнувшись, уставился на доктора. А тот глянул на него своими холодными карими глазами и как ни в чём не бывало продолжил наматывать бинт. Сердце тут же с силой заколотилось о рёбра, Кисё прикусил губу, чувствуя, как к щекам густой горячей волной прилила кровь. «Чёрт побери, и как я сразу не догадался…» — Кензо… — невольно прошептал он севшим голосом. — Не может быть… — А? — хирург вздрогнул и поднял на него глаза. Лицо его осталось совершенно непроницаемым. Воротничок белого халата слегка отвернулся, обнажилась длинная бледная шея. И Кисё чуть не задохнулся, увидев довольно крупную тёмную родинку у самого её основания. — Вы что-то сказали? Я вам больно сделал? Кисё собрал в кулак всё своё самообладание. — Нет, ничего… Продолжайте.***
Через пару часов, выслушав последние рекомендации и получив приказ явиться через три недели, Кисё вышел на оживлённую улицу и, опустив голову, побрёл в сторону от стеклянных дверей. Свеженаложенный гипс нагрелся и больно обжигал кожу, потревоженный сустав под ним ныл, перетянутый бинтом. И опять всё с начала. Ехать домой не хотелось. Отыскав поблизости маленькое неприметное кафе, Кисё забился за самый дальний столик и, подперев рукой голову, принялся мрачно обозревать клубящуюся в тесном зальчике толпу невидящим взглядом. В голове огромным роем громко жужжали разные нехорошие мысли. Не иначе как сам чёрт, вселившись в Артура, выписал ему направление именно в этот медцентр. Надо же было вообще случиться такому совпадению, что из всех многочисленных частных клиник Нокса и из всех врачей Кисё попал именно к этому человеку, тому, о ком давным-давно изо всех сил постарался забыть, хотя удалось это не до конца. И он ещё ухитрился сразу не понять, с кем столкнулся. Только после странной фразы «до гроба заживёт» всё встало на свои места. Кензо, ну конечно же, кто ещё это может быть! Самая долгая, самая безумная его любовь, по своей силе легко переплюнувшая даже нежные чувства к воспитывавшему его Отцу. Вот почему он показался таким знакомым, вот почему Кисё сразу же почувствовал смятение. Кензо повзрослел, покрасил волосы, но манеры у него остались прежними, как и глаза — злыми. И потом, эта родинка на шее! Она у него точно имелась, Кисё великолепно помнил, как прихватывал её губами. Конечно, принято считать, что человека, которого ты любишь, ты в любом образе узнаешь почти мгновенно, но на деле это ведь далеко не всегда бывает так. Лица имеют обыкновение забываться, даже те, которые, как тебе самому кажется, ты никогда не сможешь выкинуть из головы. Не говоря уж о том, что люди меняются. С их последней встречи прошло без малого двадцать лет. Более чем достаточно, чтобы почти забыть внешность друг друга. Интересно только, а сам хирург так и не сообразил, с кем его судьба столкнула? Наверняка он понял, просто не среагировал вовремя. Неспроста же у него руки задрожали… Кисё зло скрипнул зубами и изо всех сил надавил пальцем на висок. Мало ему было Мамору, теперь ещё и этот призрак прошлой жизни на горизонте замаячил. И отчего-то казалось, что ничего хорошего эта ситуация не сулит. К столику подошла полноватая девушка в обтягивающей чёрно-белой форме. Лениво перекатывая во рту жвачку, она достала из кармашка маленький блокнот с ручкой и спросила: — Что будете заказывать, сэр? — Принесите стакан минералки без газа, пожалуйста, — попросил Кисё. — А, и ещё… Девушка, у вас курить можно? — Курите. Сейчас принесу вашу воду. Официантка развернулась и, громко топая, удалилась. Кисё поморщился и полез в карман кофты за сигаретами. Он давно уже пытался бросить и старался по возможности воздерживаться от курения, хватаясь за пачку только в моменты слишком сильной нервозности или крайнего озлобления. А сейчас в нём кипели сразу оба этих состояния. Кисё зажал зубами сигарету и принялся раздражённо щёлкать зажигалкой. Он так увлёкся этим процессом, что даже не заметил, как к его столику приблизился человек. И хриплый голос со знакомой до боли в сердце интонацией тихо произнёс: — Гунджи. К Кисё так давно уже никто не обращался, человек по имени Гунджи официально погиб вместе с остальными членами «Синей лилии». Он вздрогнул и всё же поднял глаза. Возле столика стоял хирург, успевший сменить белый халат на элегантный чёрный пиджак на одной пуговице. Он явно очень спешил сюда; дыхание сбивалось, а длинные каштановые волосы растрепались и падали на лицо. «Вот проклятье, всё-таки сообразил. Пусть и с опозданием, как обычно…» — Ты ведь Гунджи, верно? — всё так же тихо, словно не веря своим же словам, повторил врач и нервно сглотнул. — Я сразу не понял… Пока татуировку не увидел… Решив не сдаваться без боя и хоть как-то попытаться вывернуться из неприятной ситуации, Кисё слегка поджал губы. — Вы это о чём? Здесь ошибка какая-то. Вы ведь видели мою карту, там другое имя. И никакого Гунджи я не знаю. — Харэ дурака валять, ты никогда этого не умел, — мигом потерял всякую интеллигентность молодой мужчина. Его злые глаза сузились и стали из-за этого совсем чёрными. — Думаешь, я настолько тупой, что твою хищную мордаху и эту чёртову татушку с чем-то перепутаю? Может, и перепутал бы, будь что-то одно из этого, но не всё разом. Я не верю в такие совпадения. Кензо сжал в нитку бескровные губы и опустился на стул напротив, убирая с лица волосы. Кисё хмыкнул и, откинувшись на спинку жёсткого дивана, затянулся ментоловым дымом. Он надеялся только на то, что Кензо не поймёт, до какого предела натянуты у собеседника нервы и чего стоит это его спокойствие. — А зря не веришь, Кензо. Совпадения разные бывают. Подчас такие, что не поверишь, пока они с тобой не произойдут. В тёмно-карих глазах вспыхнул демонический огонь. — Значит, это всё-таки ты, — уже уверенно заявил Кензо и фыркнул. — Удивительно, вот уж не думал, что ты вспомнишь моё имя. — Я-то твоё помню, а вот ты моё настоящее так и не узнал, — ухмыльнулся Кисё и скучающе поднял взгляд к потолку. — Ну, и в чём дело? Ты рванул за мной только для того, чтобы пафосно мне сказать, что я — это я? Спасибо, без тебя я бы ни за что этого не узнал. — Кончай язвить, не до шуточек сейчас, — Кензо взъерошил волосы пальцами и, сцепив перед собой руки, уставился на него поблёскивающими глазами. — Так тебе никто и не оторвал язык ядовитый. Господи… Неужели правда? Поверить не могу… Кисё равнодушно выпустил дым. Что можно ответить на подобное заявление? — Если ты жив, где же ты был всё это время? — сдавленно спросил Кензо, кусая губы. — Почему никак не давал мне о себе знать?.. — Я-то как раз всю жизнь был в Ноксе, — Кисё фыркнул. — Между прочим, я пытался тебя разыскивать, но ни хрена из этого не вышло. Так что переадресовываю тебе вопрос. — А я за границей стажировался, буквально пару недель назад вернулся, — Кензо вздохнул и встряхнул головой. — Уехал через полтора года после того, как серую зону перекрыли. Кисё задумчиво постучал пальцем по сигарете, стряхивая в пепельницу серые пылинки. Значит, у них ещё был шанс пересечься; «Синюю лилию» разгромили буквально через пару недель после закрытия серой зоны и иностранного квартала, а свободу Кисё получил приблизительно через год, пройдя дополнительную подготовку Совета и заимев удостоверение Миротворца. — И ещё удивляешься, почему я не давал тебе о себе знать. Как было до тебя достучаться, если ты был за границей? — Кисё затушил пальцами сигарету и опять потянулся в карман за пачкой. Его как прорвало, курить хотелось просто до безумия. — Долгая же у тебя стажировка была. Почти двадцать лет. — Я обобщённо сказал. Имел в виду то, что сначала я уехал на стажировку от университета, а потом мне предложили остаться там поработать, а учёбу закончить дистанционно, — уточнил Кензо. — А теперь вот решил вернуться, потянуло домой. — Вот как, — протянул Кисё. — Так, выходит, ты всё-таки решил пойти по родительскому пути и стать врачом? А помнится, ты ругал учёбу всеми известными матюками и по сто раз на дню говорил, что ни за что не будешь по профессии работать. — А у меня был выбор, по-твоему? — Кензо скривился. — Куда было деваться? Родители меня задавили, шипели змеями «учись давай, кому дело передавать». Но, слава богу, их власть закончилась, и теперь я свободен. Кисё вздрогнул. Последнюю фразу он произнёс с такой яростью, что от этого даже стало как-то не по себе. Кензо никогда не питал особо добрых чувств к родителям, мало того — он их просто ненавидел и использовал любую возможность удрать из дома подальше. Хоть в иностранный квартал, хоть в притон, хоть куда. — Подожди-ка. Ты мне тогда говорил, что твои родители держат сеть медцентров в Ноксе, — Кисё вдруг вспомнил один из последних их разговоров и нахмурился. — Получается, ты хозяин этой клиники? А какого чёрта ты тогда сам сидишь в кабинете и с пациентами возишься? — Для развлечения, — скучающе ответил Кензо и вдруг ядовито улыбнулся. — Небось помнишь, я обожаю причинять людям боль. А уж если эта боль потом идёт им на благо — так и вовсе прекрасно. Миротворец невольно прикусил губу. Да уж, Кензо ещё в те времена отличался редкостной жестокостью, почти не уступая в ней любовнику. На этом они, собственно, сперва и сошлись, Кисё тоже был кровожадный. Но между ними всё равно была огромная разница. Кисё воспитывался лично Отцом, который прекрасно знал, как тяжело добрым людям в мире живётся, и потому учил своего обожаемого подопечного жестокости; а вот откуда такая безжалостность взялась у Кензо, тепличного, любимого богатыми родителями мальчика, оставалось только удивляться. Кензо, буравивший его взглядом, продолжал ухмыляться: — Знаешь, я вот как-то тоже не ожидал увидеть тебя Миротворцем. Подумать только, жестокий и ненавидящий весь Нокс Гунджи теперь стал послушной собачкой Совета? Думаю, Отец бы этого не одобрил. — Откуда тебе знать, что бы там папочка не одобрил? Ты его не знал, — мигом взвился Кисё. — Ещё раз скажешь мне про него — и я тебе кулаком в челюсть заеду. Случайно так, и все зубы вышибу за раз! Уж драться я не разучился, можешь мне поверить. — Эй, эй, вот драться-то не надо. Знаешь, зубы вставлять — дело дорогостоящее и не очень-то приятное, — Кензо примирительно поднял обе руки. — Тогда держи свою паршивую пасть на замке, — рявкнул Кисё. — Как ты вообще понял, что я Миротворец? — Запрос из штаб-квартиры Совета, глупый. Кто же это может быть, если не одна из верных его собачек? — Кензо усмехнулся и сцепил перед собой руки. — Не хочешь мне рассказать, как такое вообще случилось? — Не хочу. С какой стати мне тебе душу сейчас открывать? — Кисё презрительно скривился и отвернулся. — Я бы тебе и тогда её не открыл, а сейчас и подавно. Кензо прикусил губу. Повисла неловкая пауза; казалось, можно было кожей почувствовать нарастающее между ними напряжение. Тишину на пару секунд нарушила подошедшая официантка. Она опустила на столешницу стакан с водой и удалилась. — А я ведь был уверен, что ты погиб, — вдруг тихо сказал Кензо и нервно сглотнул. — Что тебя расстреляли вместе с остальной бандой… — Да ну? — Кисё фыркнул. — Не верю. Уж кому как не тебе знать, что меня голыми руками не возьмёшь, и ты вот так просто, без доказательств, поверил в то, что я мёртв? — Нет, не без доказательств. Когда стали новости об этом появляться, я попросил папу показать мне кое-какие документы, — Кензо опустил глаза. — У него были знакомые в Совете, помогли, предоставили снимки с места облавы и сказали, что там никто не выжил, расстреляли всех, кроме Отца. Его… — …Схватили и позднее прилюдно казнили, — мрачно закончил Кисё, раскуривая очередную сигарету. — Это была первая показательная расправа над преступником за очень многие годы. По-своему гениальный ход, надо сказать. Совет ухитрился одновременно и от папочки избавиться, и выступить в качестве спасителя, освободившего общество от террора банды, и заодно припугнуть главарей остальных группировок, те после этого живо залегли на дно, испугались. — Ну да. А по поводу доказательств… — Кензо нахмурился. — Я же говорю, мне показали фотографии. И там среди трупов было тело, очень похожее на тебя. Те же волосы на лицо, шрам на глазу, татуировка… — Ну да. Они просто подбросили в гору трупов мертвеца, загримированного под меня и одетого в мою одежду, только и всего. Пойми, это была тщательно спланированная операция. Совет шёл за мной, они были осведомлены о моих подвигах и решили, что я им живым пригожусь. И прятали концы, им ведь надо было показать общественности, что все члены «Синей лилии» уничтожены, а я был личностью известной среди уличных банд, — Кисё поморщился. — Как бы отреагировала общественность, узнав, что уличный маньяк Гунджи, которому спустили все его преступления, стал Миротворцем? Думаю, поднялся бы бунт ещё тот. Вот Совет и страховался. — Как было не поверить после такого? — Кензо нервно задёргал губами, глаза у него увлажнились. — Думай, что хочешь, но я после этого три дня прорыдал. Думал о том, что даже не успел с тобой попрощаться из-за того, что эти суки всё перекрыли… — Ты, рыдал? Кензо, не смеши меня, ты плакать не умеешь. Как и улыбаться, маячишь по жизни с одной и той же угрюмой моськой. И если бы ты хотел, мог бы присмотреться к фотке и понять, что это не я, с твоей-то внимательностью, — Кисё презрительно скривился и встал. — Слушай, я не знаю, чего ты вообще хочешь добиться этим разговором, но зато знаю то, что у меня нет никакого желания с тобой общаться. Я пойду, мне домой пора. Вытащив из кармана куртки купюру и придавив её стаканом, он собрался уже отойти от столика, но Кензо цепко ухватил его за руку. — Подожди. Что, вот так просто трусливо сбежишь? — В данном случае это не трусость, а разумный ход для сохранения собственных нервов, — зло отозвался Кисё и попытался вырвать руку. — Пусти. Ты всё это время считал меня мёртвым, вот и считай дальше, забудь про этот разговор. Я теперь другой человек, у меня иные имя и биография, воспоминаниям монстра по имени Гунджи в моей жизни места больше нет. Кензо слегка сощурил глаза. Запустив свободную руку в карман пиджака, он вытащил маленький металлический прямоугольник и буквально всунул его в пальцы мужчины. — Ну хорошо, как скажешь, — ядовито сказал он. — Но я с тобой не прощаюсь. Оставлю тебе визитку. И не забывай, как-никак тебе ещё на приём ко мне придётся прийти, и не раз, я буду вести твой перелом, так что так просто ты от меня не отделаешься. Кисё со всей силы вырвал у него руку и, засунув её в карман, быстро пошёл к выходу. Уши и щёки горели огнём. А дрожащие пальцы невольно сжали железный прямоугольник с острыми краями.