***
Они прощаются одним из холодных февральских дней. Никаких дешевых драм или громких криков, никаких драк и никакой крови; не было расцветающих гематомами скул или разбитых губ. Только что-то, разбитое внутри. Просто знакомые карие глаза смотрели устало и заебано, так, будто все, что у них – уже настолько через край, что переполненная чаша треснула, рассыпалась осколками и ничего, в общем-то, не осталось. Тянь не останавливал. Только наблюдал за тем, как напрягаются мышцы на знакомых, жилистых руках с закатанными до локтей рукавами худи, пока обычная спортивная сумка заполнялась вещами. Только продолжал глотать сизый дым и сжигать себя о все новые сигареты, глядя в одну точку, пока дверь закрывалась с тихим хлопком. Закрывалась снова. И снова. И снова. Эхом в ушах и удаляющимся силуэтом перед глазами.***
Дни становятся уютными и ясными, они закутывают в тепло, оседают солнечными уколами на коже. Промозглый февраль отступает, перестает душить и разрешает наконец утопить в кислороде легкие. Кому-нибудь другому – разрешает. А Тянь… Тянь запрокидывает голову, щурится на нежно-голубое, стерильно-чистое небо и, кажется, может почувствовать, как легкие лопаются мыльными пузырями под ребрами – вдыхать больше некуда. Но это ничего. Это неважно. Когда сердца нет – то и легкие, в принципе, ни к чему. Плотнее запахивая полы пальто, Тянь думает о том, насколько это бессмысленно – его холод слишком глубинный и въедливый, от такого не помогает ни пальто, ни солнце. Хотя нет, солнце помогает – просто другое. То, которое для него больше не светит.***
Февраль сменяется мартом – холод на улицах сменяется теплом. Февраль сменяется мартом – тепло внутри Тяня сменяется холодом.***
Тянь пытается стереть его из себя. Шумные аэропорты, яркие города, пустые улыбки, пустые разговоры, пустые поцелуи, пустые эмоции. Пустые квартиры-студии, в которых каждый дюйм больше не отмечен чужим – родным – присутствием. Пустые-пустые-пустые. Пустой – сам Тянь. Он улыбается, он пьет, он курит, он удручающе легко соблазняет тех, на кого мимоходом обращает внимание – обычно хватает одного взгляда. Ему не отказывает никто. Никто не ставит его на место, никто не напоминает, какой он мудак, никто не сверкает яростными взглядами, выпущенными острыми когтями – никто не прижимает его к стене, клеймя горло метками, и не напоминает снова, снова и снова, как это быть человеком. Никто и никогда. Тянь надеется утопить внезапно проснувшийся в нем тактильный голод в прикосновении к другим людям – это не срабатывает. Конечно, не срабатывает. Тянь остается оглушающе пуст.***
Во сне он приходит каждую ночь. Он прикасается, он улыбается, он целует, он отдает себя. Тянь думает, что хотел бы никогда не просыпаться.***
То, что у Тяня было к нему – больное и ненормальное, оно поднимало свою мерзкую морду и кровожадно скалилось, сверкало острыми клыками в ублюдской пасти. И Тянь уверен – от такого нужно бежать. Бежать так быстро и так далеко, как это возможно, бежать, задыхаясь, сгорая заживо, падая и поднимаясь – бежать бежать и бежать. И поначалу он действительно пытался от Тяня бежать. Но Тянь раз за разом останавливал. Хотел сломить, перековать, подстроить под себя. Сделать своим ручным зверьком – чтобы легко было выбросить, когда надоест, станет скучно, когда захочется чего-то нового. Тянь раз за разом напирал – пока в какой-то момент не понял, что сам оказался приручен. Пока в какой-то момент не понял, что ломать больше не хочет – что сам скорее сломается, чем позволит сломать его. Вот только это не мешало Тяню быть мудаком, который дотащил их до той точки где «мы» опять разломилось на «ты» и «я».***
Он всегда знал Тяня лучше, чем Тянь знал самого себя. Он умел видеть в Тяне что-то хорошее, что-то светлое, что-то, что стоило того, чтобы быть рядом – пока изнутри это «стоило» не выжгло. Он делал Тяня лучше. Тянь не знает, как быть лучше без него. Тянь хочет научиться быть лучше для него.***
Ты в порядке? Ты счастлив? Ты чей-то? Тянь набирает одно сообщение. Второе. Третье. Десятое. В тысячный раз набранное удаляет. А потом он вспоминает все их ссоры, их драки, их рычание. Ты без меня целее? А потом он вспоминает их смех, их поцелуи, их тишину. Я без тебя гнию. В тысяча первый раз удаляет.***
Тянь правда пытается забыть.***
Чем сильнее Тянь пытается забыть – тем острее и ярче помнит.***
То, что у Тяня к нему сейчас кажется вечное.***
Когда Тянь возвращается в родной город – на его плечах тонна-другая груза вины и старая, потрепанная куртка, отпечаток родного запаха на которой уже давно выветрился. В его голове пунктирной линией отмечен путь туда, где пока еще трепыхается, пытаясь выжить, его сердце. Тянь останавливается в дверях кофейни и наблюдает. Разворот плеч стал шире. Скулы – острее. Хмурая складка между бровей – глубже. Тени под глазами – темнее. Шань никогда не был прекраснее, чем в эту секунду, когда Тянь заново, глубокими глотками пьет его образ. В какой-то момент Шань останавливается, застывает статуей посреди зала – и резко оборачивается. Искра, которая зажигается в карих глазах, когда он замечает Тяня, стоит сожженных городов, завоеванных миров, стоит схлопнувшихся в черную дыру вселенных. Шань быстро берет себя в руки, затягивает на лицо равнодушие и отворачивается – его, раньше совершенно не умевшего лгать, годы рядом с Тянем явно чему-то научили. Прошлое нельзя вернуть – но на его руинах можно построить что-то новое, что-то лучшее. Тянь улыбается. Искры Тяню хватает. В пустоте внутри наконец что-то загорается.***
Однажды Шань дал ему шанс. Свой второй шанс Тянь хочет заслужить.