***
– Шоколад, – протянул Сато поздним вечером, уже лежа в кровати. На нем были пижамные штаны и огромная футболка, слезающая с одного плеча. Выглядящий альфа-самцом в обычной жизни, он мог позволить себе походить едва ли не в платье дома. Все равно тот, кто это видел, имеет более веские основания назвать его пидарасом. – Что? – Адриано только задернул шторы. Окна выходили на дом Савады, в котором сейчас находилась одна только Нана с младшим поколением Вонголы, так что переживать за сохранность личной жизни не приходилось. – Я вспомнил про шоколад, – как ни в чем не бывало отозвался брюнет, спокойно сидя под одеялом. Как в фильмах о больных на стационаре, укрыт он был по пояс и сложил вытянутые руки в замок на уровне паха. Сама покорность и прилежность. В глазах уже горит ожидание. Адриано ждал только момента, когда его задница перестанет зудеть после двух часов взрослых развлечений. Сейчас в ней разгоралось пламя ярости. В задницу он там хотел запихнуть? Да пожалуйста. Сейчас ощутит в себе свои кубики с цукатами. – Положи в вазу, Адриано-кун, – тут же донесся крик из комнаты. Дьявол. Самый настоящий, что ни на есть дьявол. Прихрамывая, Розетти добрался до кухни, открыл морозильную камеру и вывалил все конфеты на ближайшую тарелку из матового стекла. Подмывало, конечно, выкинуть стоявшие в вазе белые розы, вылить воду и закинуть заказ туда, но вкусный шоколад было жаль. Итальянец уже успел оценить, еще когда тот был жидким. Наверх добираться пришлось медленнее – кубиков получилось слишком много и некоторые из них были определенно из черного квартала, планируя побег. – Ты такой милый, Адриано-кун, – улыбнулся японец, принимая тарелку и, едва поставив ее поверх одеяла, поднял взгляд на мужчину. – Спасибо тебе за это. За что именно его так тепло благодарят Розетти не понял, многострадальной жопой чувствуя подвох. Лег только рядом и чертыхнулся, когда через две конфеты его сосед по постели отставил блюдо на пол и заявил, что наелся. Целовать Макото было вкусно. А знать о том, что в этой стране на День всех влюбленных шоколад дарят только девушки – совсем не обязательно. Мечты ведь должны осуществляться, верно? Пусть и не совсем так, как того ожидаешь.Ricordi
16 февраля 2019 г. в 19:21
Что может быть прекраснее Дня святого Валентина, когда твоя любимая рядом и дарит тебе шоколад, приготовленный собственными руками? Когда, смущаясь, протягивает тебе аккуратно упакованную коробочку с лакомством и смущенно отводит взгляд, прося принять подарок. Потом вы, краснея от удовольствия и внимания, идете на прогулку, робко держась за руки, а вечером осмеливаетесь подарить едва ощутимый поцелуй в щеки на европейский манер. Потому что в губы даже простым касанием – это фе, вульгарно и слишком уж лично.
Таким себе представлял этот день Макото Сато лет эдак с двадцать назад. К слову, у него была женщина, согласная играть по этим правилам. Плевать, что шоколад она купила в дорогом магазине, а вместо прогулки наедине и полного романтики вечера, о котором уже тогда мечтал еще пятнадцатилетний паренек, вручила ему полугодовалую дочку и весь вечер наслаждалась тем, как он пытается не уронить активную кроху со своих рук. В щечку его на прощание поцеловала, легко подхватила ребенка и упорхнула домой к супругу, оставив малолетнего Хранителя стоять посреди кабинета с красными щеками и планами на то, как увести взрослую женщину у ее мужа. Факт наличия двух детей, старший из которых был, фактически, его ровесником, ни капли не смущал.
Теперь же, спустя двадцать лет, Сато значительно вырос и больше не похож на тихого японского паренька с глазами олененка. Известный дизайнер, самый завидный холостяк страны, просто шикарный мужчина. Теперь уж ему не пришлось бы так долго соблазнять своего босса и убеждать, что его возраст им не помеха. Будь она жива – сама бы это увидела и поняла.
Ее же брат повелся, в конце концов. Не то, чтобы Адриано Розетти славился избирательностью в своем выборе партнеров, но в постель к старому знакомому попадал с завидной частотой последние года четыре точно. Даже если у него были другие партнеры, Сато о них не слышал. И не хотел, если честно.
Назвать его откровенным гомосексуалистом язык поворачивался только у западных СМИ, которым для этого и повода не надо. Японцам хватало того факта, что у приличного с виду мужчины есть дочь, которую он хорошо воспитывает, сам не разгуливает по улицам в юбках и на каблуках, а по вечерам не устраивает свиданий в городе с мужчинами, показательно засовывая язык им в рот во время поцелуя.
Макото Сато – творческий человек с большим доходом и связями в мафии. Все остальное остается за дверьми его небольшого уютного дома.
Сейчас там находился Адриано Розетти. Сидел в гостевой комнате и едва ли не медитировал, откровенно залипая на эскизы, развешанные по стенам. В этот храм имени своей кузины он заходил очень редко, лишь когда умело – они оба делали вид, что да – скрывался от хозяина дома.
Пусть это и звалось гостевой, заходить сюда можно было только строго ограниченному количеству лиц. Не то, чтобы Розетти в него входил, но против никогда и слова не слышал. Поэтому нагло пользовался. Он, так-то, сильно помог этим придуркам тогда. Считай, близкий член семьи.
Учитывая факт того, что они все друг с другом спали – у них были весьма тесные взаимоотношения. Как-то все доросло даже до откровенной групповухи. Будь Лори жива, кто его знает, чем все закончилось бы.
К черту такие мысли.
Никто из них не принадлежал другому всецело никогда. В те годы у Адриано была Милана и лучшие проститутки Италии. У Лауры были Амато – ее муж, к слову – и прежний дон Каваллоне, за которого она должна была выйти замуж до того. А у Макото...
У Макото был он сам. Сирота, с малых лет то шатавшийся по улицам, то взятый на поруки Вонголы. Как звали его опекуна? Был ли он? Черт его знает. Потом генетическая экспертиза, куча анализов, в том числе пламени. Родство установлено, господин потомок рода Медичи. Добро пожаловать в разведку. Радоваться оставалось только тому, что женщина всей его жизни не решила стать его опекуном. Тогда ему не светила бы ее постель никогда. Об общем ребенке речи бы тогда вообще не шло.
С Адриано о детях можно было не думать. Кто бы знал, что сойдутся два отца-одиночки? Кроме все той же по-небесному проницательной Лауры, у которой всегда были свои теории о взаимодействиях людей с пламенем. Поэтому она часто смеялась, что Макото неправильный Туман. Правильный стелется по земле, а не тянется к Небесам.
Так и вышло, что Туман Сеста Эклисси постоянно тянуло срастись с Облаком. Оказалось, в каком-то смысле, буквально.
– Долго будешь сидеть принцессой в башне? – на японце была комфортная домашняя одежда и бандана: он никогда не готовил в фартуке, но волосы всегда убирал. Говорил, что так куда гигиеничнее. Мало кому нравится находить в своей еде чужие волоски.
Адриано скривился, отворачиваясь от одной из зарисовок на стене. Он прекрасно знал, что если перевернуть процентов сорок всех листов – на них будет изображена обнаженная Муза этого гения порыва. Из остальных пятидесяти, сто процентов, можно было бы собрать огромный портрет или еще какую-нибудь хрень из разряда “надо смотреть под правильным углом”. Еще десять – воспитанницы японца. Большему тут места не было.
Будь у Сато возможность, он бы на двери повесил надпись “апартаменты Лауры” и пропускал бы в нее только никого. В честь Адриано в этом доме даже туалетную бумагу бы не назвали. Только вот он-то рядом, а кузины с ними нет уже давно.
– Я тебе не принцесса Дисней, – отмахнулся Розетти, хмурясь и выходя из комнаты. Не задеть в злом порыве своего любовника было сложно. Обида родилась сама от одного только вида этих портретов. Пусть они и висели здесь уже сто лет, иногда лишь пополняясь новыми или обновляясь, словно выставка в галерее.
Японец усмехнулся, легко отводя плечо назад и избегая сильного удара. Он прекрасно знал, какое впечатление комната производит на всех. Как любуется Акаши, которая почти не знала свою мать. Как изучает черты Эмилия, давно уже раскусившая обнаженку на обороте. Как и то, что часть изображений – это она сама, а вовсе не ее родительница. Карлотта, если ей приходилось здесь бывать, грустно улыбалась и не задерживалась надолго.
А Адриано бесился, даже не до конца понимая, что ревнует к мертвой кузине. Он хотел быть центром внимания. Мог понять заботу Сато о дочери и, даже, ученице. Но столь яркое напоминание о прошлом, словно незатянутая гноящаяся рана – ныло и пробуждало желание напиться.
Раньше было прекрасно. Раньше они были царями всего мира, как им казалось. Наркотики, беспорядочные половые связи, безрассудные задания, на которых перейти черту на тот свет было не самой большой проблемой. Им было весело. Они были молодыми и считали, что будут жить вечно.
Потом умерла Лаура.
Им пришлось отвоевать Эмилию, чтобы выполнить последнюю волю и усадить малышку в кресло босса. Да, начал все это, несомненно, Макото, имевший более всех доступа к планам Сесты. Вот только продолжили все. Амато хотел просто выдать ее замуж за Каваллоне при первой же возможности и не беспокоиться далее за свою шкуру, даже не зная всех подводных камней.
Они все разгребали все то, что успели наворотить, чудом только не раскрыв группировку, пусть и прославились Золотой молодежью с юга.
Было время, когда им всем приходилось не спать, сидя у постелей больных детей в молитвах, потому что жар не хотел спадать. Когда кто-то из семьи попадал в передрягу. Или умирал.
Взрослая жизнь ощутилась куда позднее из-за чертового золотого парашюта. Пусть они и знали, что значит зарабатывать на крови, ранее они этого не могли понять.
Теперь все это было иначе. И то, что для Макото являлось символом перехода этого рубежа, для Адриано было не более, чем лицо кузины.
Его громкие шаги слышались с первого этажа. Он так всегда топал, когда был недоволен. Маленький недовольный котенок.
– Злая королева, я сделал для тебя заготовку, – прикрикнул Сато, покачав головой и развернувшись, чтобы спуститься к этому недоумку. То, что это “я ль на свете всех милее” может перевернуть на себя миску с шоколадом и капризно заставить слизывать – сомнений не возникало. Розетти был изобретателен на подобные игры.
– Какую еще заготовку?
Когда Макото зашел на кухню, два пальца итальянца уже были в расплавленном горячем лакомстве, смешанном с молоком, орехами и цукатами. Маленький сладкий воришка.
– Если бы я не видел, как ты мыл руки – я бы ложкой засунул его тебе в задницу, – Сато сложил руки на груди и прислонился бедром к дверному косяку. – Нет, это было бы не эротично. Я бы взял ложку для спагетти.
О том, что она была в этом доме в наличии, задумываться не приходилось. Кухня оказалась укомплектована так, что придраться было не к чему – нашлось бы все для любого кулинара-любителя. Та же самая ложка была металлической и весьма объемной. Взглянув только на нее, Розетти облизал пальцы и передернулся. Только такого развлечения ему в жизни не хватало: поездка задницей кверху из дома соседей Дечимо Вонголы. Он уже мог представить, как это порадовало бы Амато. Даже Карлотта бы посмеялась, попросив номер телефончика медицинского работника, чтобы уточнить наличие фотографий этой сцены.
Смыв остатки с руки, европеец вскинул брови и поднял ладони вверх, тут же перевернув. Показал, словно маленький, чистоту и отсутствие шоколада на коже. Макото был бы не против и самостоятельно провести языком по этим молочным следам, да вот только воспитательный процесс пошел бы насмарку.
Иногда оставалось только задаваться вопросом: кто из них на самом деле все же старше? И не сказать, что худосочный с виду седеющий уже по вискам Адри.
– Умница. А теперь сделай этот чертов шоколад до конца и пошли смотреть кино. Я ни за один документ сегодня больше не сяду.
Советник Орфано насмешливо поднял бровь, кивая на формочки для льда, расставленные рядом. Мол, осталось только заморозить, чего сам не доделал?
Вот только кроме хмыка в ответ ничего не прилетело. В гостиной включился телевизор, своими звуками вызывая желание присоединиться к просмотру какого-то фильма с неплохим саундтреком. Черт с ними, с причинами. Ему не сложно.
Формочки наполнились за пять минут. Еще две с граней разделителя стирались лишние остатки. Почему бы этому домашнему набору и не выглядеть симпатично?
– Двигай, я тоже хочу, – не дожидаясь, Адриано завалился прямо на японца, который успел прилечь на подлокотник большого дивана. Лбом уткнувшись в чужой пресс и закинув руки по разные стороны от своего любовника, Розетти резко выдохнул, заставляя Сато втянуть живот и чуть приподняться.
Итальянец заинтересованно поднял голову и с усмешкой взглянул на мужчину под собой. Тот подтянулся чуть выше, а его скулы стали розовее. Они спали на регулярной основе почти половину десятка лет, а до того – и еще больше. И Макото Сато до сих пор мог смущаться.
– Очаровательно, – повеселевшим тоном протянул соблазнитель, невзначай проводя пальцами по чужим ребрам.