Казалось бы

Кожа обычного человека покрылась бы ожогами различной степени тяжести даже от самых легких прикосновений Эмбер - но Тарани не была обычным человеком, и все ее существо с небывалой, не испытываемой раньше жадностью впитывало жар раскаленного камня, непереносимый для остальных, способный превращать в пепел целые города и заживо сжирать беспомощных перед вечно голодной стихией людей. Всех, кроме повелительницы огня, конечно. Огонь никогда не навредит огню, и дымное дурманящее удовольствие служило тому неоспоримым доказательством. Оглушительно пахло каменной пылью и горелой тканью - как она будет утром оправдываться перед подозрительной матерью, с которой у нее в последнее время и так не самые доверительные отношения? Как объяснить своей семье и подругам, что с ней происходит, и что не высыпается она не только из-за обязанности спасительницы вселенной и толстой стопки школьных учебников, примостившейся на письменной столе? Как вообще принять эту ситуацию и перестать изводить себя днем? Первой в их компании потеряла девственность Корнелия. Оно и неудивительно - Корнелия была из девочек, рано осознающих собственную привлекательность и исходящий из нее спектр возможностей; Питер, в свою очередь, был достаточно опытным, надежным и влюбленным, так что стражница земли в итоге осталась довольной. Не на все сто процентов, конечно, ведь Питер не был Калебом, но Корнелия сумела обратить свою обиду на одного человека на нежность по отношению к другому. Вилл и Мэтт заводили разговор на тему секса, еще до того, как Шегон забрал последнего. Оба пребывали в страшном смущении на протяжении всей беседы - ни один из них не был полностью готов к настолько активным проявлениям чувств друг к другу, так что эту идею пришлось оставить. В конце концов, у главной чародейки сейчас наступили непростые времена - загадочная колдунья и необычные противники отнимали все время и внимание, ей, такой серьезной, было бы непросто сместить основную задачу ради чего-то настолько сомнительного и незнакомого даже на время. Ирму хватало только на шуточки, вот уж кто точно не стал бы торопиться. Тем более, у нее никогда не было никаких отношений, и она совсем не комплексовала по этому поводу, понимая, что у каждого свой темп жизни и все у нее будет - не сейчас, так потом. Ее заразительная уверенность в правильности всего происходящего немного успокаивала Тарани еще в самом начале противоеестественной связи с Эмбер. Кто, кроме Ирмы, сумел бы подарить ей столько уверенности? Если подумать, открылась бы Тарани в случае чего только ей - Корнелия и Вилл пришли бы в ужас, а Хай-Лин, беззаботный ребенок, не поняла бы все верно. Ее вообще даже представлять занимающейся с кем-то сексом казалось кощумственным - она обладала таким на редкость беспечным в хорошем смысле этого слова характером, исчезающим только когда стражницам грозила опасность, постоянно перекраивала свою одежду в нечто чудное и прекрасное одновременно, любовь воображала полукарикатурной, если судить по нескольким ее картинам, - нет, уж Хай-Лин точно не заходила дальше невинных мечтаний романтического характера. Что касается самой Тарани, она обдумывала вероятность переспать с Найджелом на зло маме. Вряд ли что-то взбесило бы Терезу Кук больше подросткового секса, особенно нетрезвого. Тарани упивалась этой мыслью со злобной радостью, впрочем, понимая, что застенчивый Найджел испугался бы подобной перспективы, а он слишком нравился ей, чтобы искать кого-то порешительнее. И вот однажды ночью в дом Куков заявилась Эмбер. Может ли оживленный кусок гранита испытывать возбуждение? Тарани до самого конца не могла ответить на этот вопрос и найти объяснение поступкам своей еженощной гостьи. Самым странным ощущением за всю ее жизнь навсегда осталось ощущение сокращающихся от интенсивных вдохов и выдохов каменных грудных мышц, прикосновение крыльев, пеленающих ее, как маленькую, звук шипящей крови на раскаленных пальцах, услышанный ей в их первую ночь. Эмбер молчала, молчала все время, что они были вместе, и только хриплый вибрирующий смех иногда служил своеобразным аккомпанементом. Пижама и постельное белье неумолимо тлели, стоило колдовской статуе забраться на кровать, и Тарани любила эту огненно-дымящую колыбель удовольствий, любила до мук совести и желания продолжать не останавливаясь ни на секунду. Когда ее мягкое, уязвимое тело терзали твердые, как у настоящей статуи губы, у нее напрочь сносило крышу; а ведь ее долг, как стражницы, был уничтожить Эмбер безо всякого сожаления. Ох уж эти классические истории запретной любви - Тарани никак не могла заставить себя нанести Эмбер даже самый незначительный вред. Каждый раз стражница огня действовала на ошупь. У нее не было возможности видеть выражение каменного лица, потому что она не надевала ночью очки, а шарить рукой по тумбочке банально не успевала. Рыцарь душевной боли чудилась ей красноватой беснующейся тенью, и больше всего на свете ей хотелось просто ее понять. Они, в конце концов, враги. Нет, Эмбер не делала ей больно, не стремилась схлестнуться в схватке, днем не показывала и тени того интереса, что овладевал ею по ночам, и это значило, что в голове волшебного создания были мысли, эмоции, стремления, что она не была бездушной куклой в руках Нериссы, запрограмированной своей необыкновенной природой лишь на убийства стражниц. Но Тарани и в себе-то разобраться было трудно, не то что в ней. Когда-то, как казалось, давно, она боялась огня, боялась одиночества, была всего лишь похороненной в комплексах заучкой, и только сейчас научилась быть бесстрашной. Ум из предмета бесконечных издевок постепенно становился ее оружием, и только идиоты вроде Урии и его подпевал не уважали ее бесспорный интеллект. Пожалуй, секс с собственной противницей научил Тарани кое-чему, так же, как и опыт стражницы - быть огнем, пусть и в разных смыслах. Все, что было, не прошло бесследно; единственным побочным эффектом не считая поврежденной кровати и одежды было то, что Тарани не справилась с горечью после смерти Эмбер.