Лучшее во мне

      Габи часто слышала, что Бог и Дьявол борются за душу человека. Но почему не за разум? Разве он никого не интересует? Разве душа человека важнее, чем его разум?       Если вспомнить физику, в которой Тони хорошо разбирался, то вначале Вселенная появилась, как чувственное начало. То, что мы называем Душой, а уж потом стало формироваться пространство, в котором и лежит наш дух, мечты, надежды, планы, идеалы, мысли, разум и способности. Так что по всем параметрам получается, что наша душа преобладает над нашим разумом, но…       Но если это действительно так, то почему этот Тони другой? Разве его душа не осталась той же?       Ведь Габи проверяла!       Нет!       Нет, не было никакого различия в душе и ауре, как будто он всё тот же Тони. Даже её сила не видела никаких отличий, воспринимая его, как Старка. Но почему?       Габи ничего не понимает! Она ничего не понимает…       Он словно всё тот же Тони. Душа так точно его, но не разум. Значит ли это, что в человеке преобладает всё-таки разум, а не душа? Ведь его душа совсем не изменилась, только сознание.       А он уже совсем другой человек. Чужак. Такой же неприкаянный, как она. Как она…       Габи иронично усмехнулась, переведя взгляд на мужчину. Она чувствовала иррациональное веселье с тех пор, как её насильно накачали успокоительным после истерики.       Это так забавно и иронично!       В теле Старка такой же подселенец, как она!       Ведь разве она не заняла чужое место? Разве не живёт она чужой жизнью? Может ли она, Габриель, которая когда-то была Велингтон, судить этого чужака? Смеет ли?..       Она, которая украла чью-то жизнь, жизнь четырнадцатилетней маленькой девочки, которой только предстояло жить, смеет ли она обвинять этого мужчину перед ней?       Габи снова усмехнулась. Поднимая голову, Муун встретилась взглядом с родными глазами, что пристально наблюдали за ней, изучая и анализируя каждое её действие. Девушка отвела взгляд в сторону: ей всё ещё было трудно смотреть на него. Всё ещё было трудно и больно!       — Я понимаю, — медленно повторила она, чётко выговаривая каждую букву. Габи не хотела видеть лицо своего собеседника. — Ты не виноват.       Она снова усмехнулась и, устало закрывая глаза, с горечью проговорила:       — Кому, как не мне, это знать.       — Что ты имеешь в виду? — взволнованно проговорил мужчина, подаваясь вперёд. Он положил свои руки на девичьи плечи и развернул к себе лицом, пристально вглядываясь в глаза с какой-то потаённой надеждой, словно утопающий, схватившийся за спасительную соломинку. — Ты как-то замешена в моём сюда перемещении? Я могу вернуться назад? — с волнением спросил он, на последних словах его тихий голос едва сорвался на взволнованный крик. Тони встряхнул Габи, треся за плечи, требуя незамедлительного ответа.       Габриель стало жаль его. Наверное, он тоже там оставил тех, кто дорог его сердцу. Семью, друзей, любимых…       Она безвольно покачала головой, проговорив:       — Нет… не я. И я… я не знаю, — она поддалась вперёд и одними губами тихо прошептала ему прямо в лицо: — Но я тоже, я тоже сюда попала, как ты, — Габи нахмурила брови, покачав головой. Она сказала ему. Муун сказала ему, чужаку, то, что никогда не говорила даже Тони, то что хранила в своём сердце столько лет. — Прямо как ты, более десяти лет назад.       Глаза Старка удивлённо расширились. Он отпустил её плечи, отступив на шаг. Руки безвольно повисли вдоль тела, лицо озарило какое-то понимание. Он будто что-то осознал, и, казалось, это знание причиняло ему неимоверную боль. Это было чем-то тяжёлым, болезненным, безнадёжным. Тони осознал, что никогда не сможет вернуться обратно и увидеть лица родных.       Мужчина буквально рухнул на соседнее кресло и, откинув голову назад, прикрыл глаза ладонью. Прямо как её Тони, когда тот был чем-то недоволен или расстроен.       На какое-то время комната погрузилась в тишину. Они оба молчали: каждый думал о чём-то своём.       — Наверное, из-за этого тебя там и не было, — наконец, проговорил Старк, убирая руку с лица, встречаясь с Габриель взглядом. Габи удивлённо вскинула брови, не понимая, о чём тот говорит.       — Тебя не было в моей реальности, — объяснил свои слова мужчина. Он грустно усмехнулся; было что-то тоскливое и самоироничное в этой ухмылке. Он словно насмехался над собой, высмеивая какую-то свою ошибку. Взгляд был задумчивым и глубоким, именно этот взгляд выдавал в нём чужака, ведь они, как будто кричали всем, что обладатель этих глаз прошёл через многое и много чего повидал. В этих глазах плескалась мудрость, чего в её Тони не было. Её Старк никогда не усмехался так.       — Это, наверное, навсегда, — проговорила Габи как приговор, нарушая возникшую тишину. И ей стало так тоскливо на душе. Ведь если так, это означало, что она своего Тони никогда не увидит.       Муун вцепилась руками в волосы и тяжело вздохнула, прикрыв глаза:       — Душа не умерла, — неуверенно прошептала Габриель еле слышно, как будто сама ещё не до конца верила в свои же слова. — Каким бы Тони ты не был, но душа у вас одна. Просто одно сознание, более сильное сознание, вытеснило другое. Да, может быть, и личность изменилась, память, воспоминания, но не суть. Вот поэтому мы с тобой не угроза для Вселенной: мы её часть. То есть, стали её частью, заменив своих предшественников, — сумбурно объяснила свои мысли девушка, всё ещё прибывая в каком-то оцепенении.       Чужак ничего не ответил. Он всё стоял там, прислонившись к дверному проёму, и молчал, погрузившись в свои мысли. Габи тихо наблюдала за ним из-под ресниц, немея от холода. Холод проникал под кожу, окутывая душу.       Муун невольно задрожала. Чужак перевёл на девушку затуманенные карие глаза.       — Тебе холодно, — проговорил мужчина, протягивая ладонь. — Вставай, не сиди на полу. Идём, продолжим разговор на кухне, — Габи некоторое время смотрела на протянутую руку, прежде чем вложить свою ладошку. Когда их руки соприкоснулись, Габриель вздрогнула. Его ладонь была шершавой, мозолистой и очень тёплой, прямо как…       Муун тряхнула головой, прогоняя непрошенные мысли. «Дурочка», — подумала она о себе, — «это и есть его рука».

***

      Габи забралась на стул с ногами и сидела, обхватив руками чашку горячего чая. Сейчас в ней не было былой грациозности и изящества: Габриель сидела, ссутулившись и опустив голову, боясь встретиться со знакомыми карими глазами.       — У меня там осталась дочь, — вдруг произнёс чужак. — Её зовут Морган. Такая маленькая и смешная. Ей всего пять лет, а она уже так много знает. Знаешь, она у меня очень смышлёная. Она такая маленькая… — голос постепенно затихал, как будто его обладатель начал медленно погружаться в воспоминания. — Такая маленькая, что мне страшно за неё. За неё и за Пеппс, ведь наш мир, мой мир, из которого я пришёл... он сейчас в такой глубокой заднице, что просто не существует таких слов, чтобы описать. И я бросил их. Я бросил их, потому что хотел успокоить свою совесть, спасти ещё одного ребёнка, которого сам и погубил. Куда ни посмотри, везде моя вина. А где я сейчас? Чёрт! Я не знаю, как поступать правильно! Хочешь, стараешься сделать всё, как можно лучше, а в итоге всё, как всегда, дерьмово! — речь чужака была быстрой и прерывистой. Старк всё время сбивался с мысли, перескакивая из события в событие. Он рассказал о своей жизни, о своём выборе, о людях, которые были ему дороги, о событиях, оставивших неизгладимый след в его жизни. Габи слушала и слушала, не перебивая. И только после того, как чужак выговорился, Муун открыла рот, чтобы невпопад бросить в воздух:       — А Эдварду в этом году два. И он копия своего отца, — и после начала свой рассказ. Её прорвало.       Габи говорила много. Очень много. Говорила, пока не иссохло горло, пока голос не охрип окончательно. И когда они оба наговорились, было уже девять часов утра. Они разошлись по своим комнатам, чувствуя как тяжёлый груз на душе полегчал в несколько крат.       «Чужак, нет, Тони - хороший человек», — подумала Муун про себя.