***
Нельзя сказать, что команда пикировщиков выступила совсем уж провально: серебряная медаль - тоже хороший результат, да и не с таким уж большим отрывом. Занявшие первое место японцы пикировали порой так рискованно, что зрители падали в обморок, ожидая полного тарана. Что уж говорить о танках, которые изображали подвижные мишени (их бомбили картонными бомбочками с краской) - некоторые глохли с перепугу когда на них только начинали пикировать. Все команды отбомбились, отлетали, откружили над аэродромом, и судьи начали подсчитывать очки. Судьями выступали жители Астра Селесты - для объективности, и среди них была половина технов. Рудель нервно кусал губы, надвинув фуражку на самые глаза. Он сидел в самом низу зрительской трибуны, поставив ноги на бортик. Девчонки отлетали неплохо, видно было, что старались, особенно Юна. И почти без промахов - ну кто же знал, что едущий танк резко остановится, и бомбочка шлёпнется аккурат перед ним, лишь слегка обрызгав краской. Но вот объявили результаты... И оказалось, что японцы опережают на два с половиной очка! Рудель болезненно поморщился и закрыл лицо рукой. Ничего себе правила: повышать очки за наиболее низкое прохождение над мишенью! Будь это реальная бомба, а не пустышка с краской, этих гавриков шарахнуло бы ударной волной так, что кубарем бы катились! Да ещё и осколками бы изрешетило в хлам... Впрочем, что там - они все и так камикадзе. Второе место. Ганс обернулся и увидела, как фюрер, злобно сверкая глазами, встаёт с места и уходит с трибуны, взмахнув пафосным чёрным плащом-дождевиком. Рудель закусил губу и уставился перед собой. По травяному полю радостно ездили танки, заляпанные краской от гусениц до башен. Вообще им поручили убрать флажки и мишени, но танки принялись играть в догонялки, радостные, что на них больше никто не пикирует. Музыка играла японский гимн, адмирал Ямамото вытирал платочком слезу умиления. Рюсэям и Айчи, принявшим антропоморфный облик, вешали на шею золотые медали. Штуки стояли огорчённые, советские Пешки, получившие бронзу, дулись. Американцы заняли четвёртое место, но это их мало смущало, потому что они всё равно считали себя лучше всех. Второе место. Ганс машинально выключил мобильник - не хватало ещё получить кучу разочарованных смс от товарищей по эскадрилье и две кучи - издевательских и ругательных от сталинских соколов и прочих недоброжелателей. Взгляда фюрера и так хватило, чтобы разочароваться в самом себе. Почти все Штуки команды были его. Только две принадлежали другим пилотам - Бёрсту и Лангу, да и то Руделю казалось, что именно они были самыми меткими в команде. Зрители разошлись, члены команд разлетались по своим аэродромам. Рудель, прихрамывая, побрёл между трибун, желая, чтобы никто его не видел. -Командир! - крикнула Юна. Рудель не обернулся. Не то что бы он злился, напротив, он чувствовал свою вину, и ему было неловко смотреть в глаза технам. Небо потемнело, тучи набежали внезапно, как это бывает при сильных эмоциональных выбросах у Высших. Начался дождь. На мокрую, раскисшую и разъезженную танками поверхность аэродрома приземлился какой-то самолёт, мгновенно перевоплотился и побежал, чавкая по грязи тяжёлыми ботинками. Рудель спиной почувствовал - она. Смертоптица. -Куда? - крикнул было кто-то из комендантов, - Соревнование уже закончилось! -Мазилы! - рыкнула Смертушка на сестёр, отталкивая одну из них, попавшуюся на пути. -Эй! - возмущённо крикнула Герда, - Сама бы поучаствовала! Смертушка даже не огрызнулась как обычно, подбежала к своему пилоту и положила ему руки на плечи. Ганс поднял голову и увидел сверкающий золотистый глаз. -Это дождь, - рассеянно сказал он, вытирая воду с лица. Во взгляде Смертушки читалось и понимание, и желание тотчас догнать и посбивать всех счастливых победителей, а заодно и судей, и какая-то болезненная солидарность. -А полетели! - воскликнули одновременно и Крылатый, и техна, читая мысли друг друга. Ещё мгновение, и в воздух почти вертикально взмыл Юнкерс с человеком в кабине, и скрылся за облаками.***
Когда Ганс очнулся, он первым делом ощутил холодные ладони на своём лбу. Он открыл глаза и увидел небо с тающими в начинающемся рассвете искрами звёзд. -Что это было? - пробормотал он, пытаясь подняться. -Тсссс! - услышал он сверху, и тотчас увидел над собой перевёрнутое лицо с светящимися в темноте глазами - жёлтым и серебристым. Тут Рудель понял, что лежит головой на коленях у Смертушки, причём голова гудит как с бодуна. -Что вчера было? - спросил он, протирая глаза, - Ничего не помню, вот совсем... Холодные пальцы коснулись висков, и тяжесть начала уходить. -Сперва мы напугали бедных япошек, спикировав на их плавучий сарай Акаги, - принялась рассказывать Смертоптиц, - Ну, это шутка была, конечно. Но кто-то с палубы таки навернулся с перепугу, так что все стали суетиться, вылавливать. Потом был шнапс с горя, и мы полетели обстреливать болванками с краской ресторан, где праздновали судьи. Разумеется, все выбежали, испачкались, кто-то погнался, но получил в лоб из пулемёта... да холостым, конечно! Потом решено было телепортироваться на Омикрон и ужраться там... как там финны говорят? V gownische. -Это Покрышкин так говорит, - поправил Рудель, - Вот ведь чёрт! -В общем, телепортировались, - продолжила Смертушка, - Зашли в какой-то кабак и взяли текилы. Потому что надо было погрызть кактус... Она хмыкнула про себя и не стала рассказывать, что усадила расстроенного пилота за столик, напугала официантов и бармена пулемётом, стукнула по стойке кулаком и заявила, что если принесут палёную, разнесёт всё к чертям. Те ласточками носились, выполняя её приказы, потому что одноглазая физиономия Птицы напомнила чем-то адский лик Мани Бармалеевой, а неизвестно, что страшнее: пулемёт или слэш про весь персонал в утренней газете. -Когда текила закончилась, мы взяли рома и полетели бомбить телецентр города Злотрындюйска, штаб телеканала ППЦ, который что-то там едкое сказал про вас в новостях. В общем, фейерверк был зачётный, и злотрындюйцы теперь будут только газеты читать, да и то осторожно. Да, о газетах: редакции "Пукрыниксов" больше не существует. Надеюсь, журналисты, кому мозг не совсем отшибло, догадаются больше не рисовать на вас карикатуры... Но я потом слетаю проверю это дело. -Ох, значит, потом был ром? - пробормотал Рудель. -Потом был самогон, - продолжила Штука, - Бобров - тренер Пешек, напивался в нейтральном швейцарском городе Луганске. Мы на него наткнулись случайно, когда в час ночи сбились с курса и напугали местных Хорнетов, которые там в горах гнездятся. Чтобы не будоражить общественность - а то экологи сбегутся, скандал будет - приземлились в этом Луганске и наткнулись на команду русских. Им название городка почему-то понравилось... Они уже были v gownische, и этот Бобров тебе жаловался на то, какие судьи сволочи. Пешки меня не тронули, потому что я не участвовал в соревновании. -Ох да, припоминаю что-то, - Рудель нахмурился, - Кажется, мы пели калинка-малинку, а кто-то играл на дудке и плясал на столе... -Да тролль какой-то местный, - Штука махнула рукой, - А потом Бобров плакал, что опозорил родину, пел что-то про аллею Сталина и говорил, что ему надо на поезд. Мы все, вместе с Пешками, вышли на заливной альпийский луг и увидели призрачный локомотив, который ехал сквозь пространство. Это был глюк, нас затянуло внутрь. Вы с Бобровым попали в купе, где ехал какой-то мушкетёр с мотоциклетным шлемом и какой-то русский лётчик с Земли. Они говорили про какой-то якорь. Вы пили настойку, а потом вошёл проводник и сообщил лётчику, что прибываем на Ипсилон. Он взял вещи и направился к выходу, ну и мы за ним. А Бобров с Пешками поехали дальше, - закончила рассказ Штука. -То есть, мы на Ипсилоне сейчас? - с облегчением спросил Рудель и, наконец, поднялся и сел. Солнце поднялось над лесом, и как по команде запели птицы. Ганс и Смертушка сидели на поле, где из травы торчали фонари вспомогательных посадочных огней. -Да, это Точка Перехода, - кивнула Птиц, повязывая серебристый глаз. И словно в подтверждение её слов прямо над их головами, рассекая рёвом бледное небо, пронёсся взлетающий реактивный истребитель.