***
— Знать бы, скоро ли они придут, — негромко проговорил Верен. Они с Такко управились с едой раньше всех и устроились чуть в стороне от общего стола. Такко прилежно чинил арбалет. Он вообще редкий вечер сидел без дела — то клеил перья к древкам, то крепил наконечники. Верен быстро смекнул, что это спасало друга от работы по кухне, которая неминуемо должна была достаться новичку, да ещё самому младшему. — Когда мы их разобьём, всё равно придётся идти через горы, чтобы объявить побережье своим, — так же шёпотом ответил он. — Если там останется хоть десяток воинов, они устроят нам такой приём, что некому будет о нём рассказать. — Ну уж и десяток? — недоверчиво покосился на друга Верен. — Хотя, если устроить засаду наверху… Такко кивнул: — Ардерик не зря ждёт северян здесь, на равнине. Но, знаешь, я бы на их месте никуда бы не пошёл. — Да ну брось. А отомстить за убитых? — Мы же не знаем, кем они были. Может, потому и задержались на пустоши, что их не ждали дома. Ты же говорил, что местные не опознали узоров на рубахах. — Или сделали вид, что не узнали. — Может, и так. Но всё равно для осады крепости им нужен хотя бы пятикратный перевес людей, а лучше больше… — Пятикратный перевес? — повторил Верен. — Ты что, купил ту книгу, которой зачитывался в книжной лавке? — Нет. — Такко придвинулся ближе к свету и принялся собирать вычищенный и смазанный спусковой механизм. — Я на тот трактат за всю жизнь не заработаю. Что в лавке вычитал, то и помню. — Если начнёшь вместо луков мастерить арбалеты или другие железные штуки, то, пожалуй, и заработаешь. — Верен загляделся, как ладно ложились друг к другу шестерни и остальные детали. Такко, похоже, забыл, что не хотел спешить. — Ловко у тебя выходит! — Смотрю, закончили с арбалетом? — Верен и не заметил, что Ардерик наблюдал за ними. — Собирайте со стола. Остальные по постелям. Над очагом давно висел большой котёл, где грелась вода для жирной посуды. Верен не сдержал улыбки, когда Такко негромко выругался у него за спиной — в этот раз увильнуть от грязной работы не удалось.***
Со смотровой площадки замка укрепления были похожи на гобелен, что украшали покои Элеоноры. Родись она лет на пятьдесят раньше, уже села бы сама ткать или вышивать на удачу войску. Впрочем, люди строили быстрее, чем она сплетала бы нити. Да и сама Элеонора больше верила в силу рук, чем в древние обряды. Служанки уже привыкли, что госпожа поднимается на башню каждое утро, иногда даже не сменив ночного платья. Она гордилась маленькой крепостью как собственным детищем. Гордилась по праву: без неё Север убил бы воинов быстрее, чем мечи и стрелы. Теперь северный ветер приносил с собой острый запах лошадей, смолы и дыма. Элеонора вдыхала полной грудью. Ветер дразнил, звал, обещал свободу. Сегодня он тоже дул от укреплений, но был тяжёлым, солоноватым: утром воинам повезло на охоте. Ветер напоминал, что скоро снег на пустоши окрасят не алые нити гобеленов, и даже не оленья кровь. На башне было холодно — солнце только-только расцвечивало небо над лесом. Элеонора плотнее запахнулась в меховую накидку. Всё, что делал Ардерик, с самого начала висело на волоске. Элеонора хорошо помнила лицо мужа, когда тому донесли, что имперское войско в одном дне пути. Если бы голуби принесли вести в срок, если бы морозы не пришли раньше, заставив Шейна перегнать скот на дальние пастбища, кто знает, добралось бы войско до замка?.. Элеонора устремила взгляд на горы за укреплениями. Там, на самом берегу Ледяного моря, высилась другая маленькая крепость. Кто знает, захотят ли там отомстить за убийства на пустоши или предпочтут поберечь людей и доверить право мести морозу и болезням? Слишком много «если» билось в мыслях, и от этого в груди расползался тревожный холод. Элеонора в последний раз оглядела пустошь и вернулась в башню. Замок Эслинге достраивался и перестраивался столько раз, что превратился в настоящий лабиринт лестниц, коридоров и проходных залов. Элеонора привыкла не сразу, но за восемь лет замужества успела полюбить своё новое жильё за хитрость и непредсказуемость ходов. В недрах замка с ночи грелись огромные печи. По воздуховодам шёл горячий сухой воздух, и в хозяйских покоях было тепло. Служанки уже приготовили купель с ароматной водой. Отдаваясь их бережным прикосновениям, Элеонора оглядывала себя сквозь полуопущенные веки. Плавный изгиб бёдер и мягкая округлость живота — будто колыбель, так и не выносившая ни одного наследника. Узкая талия, аккуратный узелок пупка, упругая грудь с ровными тёмными кругами вокруг маленьких сосков... Когда-то одной красоты было достаточно, чтобы заставить молодого барона потерять голову. Теперь требовалось пустить в дело острый ум и несгибаемую волю, поставить на кон свою честь и чужие жизни. — Господин барон прошёл в столовую, — шепнула служанка, и Элеонора немедленно поднялась из купели. Чистое тело облекли рубашка из тончайшего южного хлопка и нижнее платье из шерсти. Она так и не научилась носить шерсть на голое тело, всегда надевала под него хлопок или шёлк, иначе северная пряжа больно кусалась. Служанки туго зашнуровали верхнее платье из тяжёлого златотканого бархата. Когда-то свекровь язвила, как бы молодая баронесса не выпачкала богато вышитый подол в навозе. Элеонора неизменно отвечала, что к настоящему золоту грязь не липнет. Так и вышло. Поверх бархата тонкую талию обхватил узкий кожаный пояс, к которому были привешены небольшой кошель, стилет и связка ключей. На плечи легла накидка из чернобурой лисы, и хозяйка Эслинге в сопровождении служанок проследовала в столовую. Печи в подвале замка поглощали невероятно много дров, но в просторной столовой всегда было холодно. Её строили не для того, чтобы в угрюмом молчании завтракали двое. В тот вечер, когда здесь пировала сотня Ардерика, воздух дрожал от жары, а стены гудели от грубых голосов и звона доспехов. Сегодня стояла мёртвая тишина, которую нарушали лишь стук приборов и фырканье барона. — Надо полагать, гостей из Бор-Линге ждать не стоит? — нарушила молчание Элеонора. — Помнится, они обещали навестить нас на Перелом. — Надо полагать, нет, — коротко отозвался Тенрик. — Ты же понимаешь, что в этот раз мы не сможем послать им угощение к празднику. — В голосе Элеоноры слышалось почти искреннее сочувствие. Она знала, что в кладовых маленькой крепости к этому времени осталась лишь вяленая рыба. — Не представляю, как они встретят Перелом с похлёбкой из солонины, — вздохнула она, накалывая на вилку кусок сочного оленьего бока, запечённого в пряной зелени. Тенрик молчал, разве что стал быстрее очищать тарелку. Элеонора сдобрила мясо щедрой порцией соуса и продолжила: — Казначеи его величества непременно пожелают узнать, сколько мы потратили, чтобы прокормить имперскую сотню, и сравнят записи с теми, что ведёт войсковой писарь. Будь ты маркграфом, с тебя никто не посмел бы требовать отчёт, а так мы не можем потратить ни одного медяка без ведома короны. — Не испытывай моё терпение, — мрачно ответил Тенрик. — Моя семья не будет нуждаться, ты это знаешь. — Разве можно считать семьёй тех, кто не заботится о твоей чести? — Элеонора даже отложила приборы, звякнув серебром о тарелку. — Они сами выбрали свою судьбу! Впрочем, ты прав. Позволь в этот раз мне снарядить обоз. Поверь, я не дам людям в Бор-Линге умереть от голода, а короне придраться к отчётам. — Ты уже снарядила! — Тенрик оттолкнул миску и уставился на жену из-под густых бровей. — Обоз не добрался даже до леса. Не вынуждай отбирать у тебя ключи от кладовых. — Слуги бывают так беспечны, — Элеонора передёрнула плечами. — Они и подумать не могли, что еда собрана не для имперских воинов. В этот раз я лично прослежу, чтобы обоз отправился куда следует. — И чем ты его снарядишь? — Очевидно, тем, что мы спишем весной как испорченное. Уверена, в Бор-Линге согласятся, что разумнее обойтись малым, чем умирать от голода. Ячмень в восточном амбаре чуть отсырел, но вполне сгодится, равно как и горох… Тенрик с грохотом отодвинул кресло и вышел. Элеонора, не торопясь, расправилась с завтраком и прошла вслед за мужем. Ну конечно, он спустился в кладовые. Элеонора вслушивалась в гулкую тишину дома, как когда-то — в собственное нутро, надеясь уловить признаки зарождающейся жизни. Тогда надежда оказалась напрасной, но сейчас лицо Элеоноры осветила улыбка. Снизу отчётливо доносились скрип петель и шарканье ног; Элеонора как будто видела, как открывают кладовые, ссыпают в мешки зерно, снимают с полок горшки с маслом и корзины с яйцами, выносят круглые головы козьего и овечьего сыра. Чуть позже во дворе заскрипели ворота каретной. Тенрик, как всегда, заглотил наживку вместе с крючком. Оставалось только дождаться темноты.***
— Что он сказал? — Несмотря на холод, пот заливал Такко глаза и, видимо, уши тоже. Во всяком случае, расслышать, что пробормотал Храфн на очередной пропущенный удар, ему не удалось. — Что-то о частях тела, за которые ты наверняка держишься увереннее, чем за меч, — подсказал Верен. Сам он перезаряжал арбалет и одинаково хмуро поглядывал то на свою мишень, то на друга, безуспешно пытавшегося отражать безжалостные атаки бывалого воина. Такко не ответил на обидную шутку, и Верен сжалился над ним: — Храфн! Сдаётся мне, этот меч ему не по руке. — Ясно, не по руке! Что толку, если он привыкнет к лёгкому клинку, а в бою потеряет и будет вынужден поднять первый попавшийся? Давай, лучник! Думал отсидеться на стене? Хлёсткие слова помогли: Такко утёр рукавом взмокший лоб и с видимым усилием снова поднял меч. Верен отвернулся и со вздохом поднял арбалет. За спиной скрипнули ворота — вернулся Ардерик. Как только жизнь в лагере вошла в колею, сотник стал пропадать целыми днями. Его карта теперь была вся исчеркана извилистыми линиями рек, ручьёв, проезжих дорог и полузабытых троп, по которым едва можно было пройти пешему. Часть воины нашли сами, часть — показали местные. — Припасы так и не привезли? — полуутвердительно спросил он, кивая на кладовую. — Не стряслось ли чего?.. Храфн выбил меч из руки Такко и, не дожидаясь, пока тот поднимет оружие, вогнал свой клинок в ножны: — Уже лучше, чем в прошлый раз. Отдыхай. — Последнее слово предназначалось в равной степени и Такко, и Ардерику. — Рик, если бы что-то случилось, местные бы знали. — Откуда? Они теперь сами обходят замок стороной, — мрачно заявил Ардерик. — Не нравится мне это. — Ещё бы, — заметил Храфн. — Занятная была идея устроиться на пустоши, но лошадям тоже не понравится, когда зерно и сено закончатся, а пастбища завалит снегом. Сотник вскинулся ответить, и, верно, между двумя воинами вспыхнула бы очередная перепалка, но в незапертые ворота проскользнула девушка в белом плаще с капюшоном. Её сопровождали двое людей Ардерика. — Рик, к тебе с вестями. Добрыми, как говорит. На миг показалось — баронесса: стройная фигура, тёмные волосы из-под капюшона. Но стоило ей открыть лицо, морок рассеялся. — Вас ждут сегодня на пустоши, — проговорила девушка. — Как стемнеет, приходите к большому серому камню. Не зажигайте огня и не шумите. — И кто меня будет там ждать? — спросил Ардерик. — Друг. Большой камень, похожий на лошадиную голову, стоял в трёх перестрелах* от замка. Даже в густых сумерках он выделялся светлым пятном. Острые глаза воинов разглядели смутную тень рядом с ним. Верен и Такко шли за сотником, затаив дыхание и внимательно оглядывая окрестности. Ардерик выбрал их, новичков, из всей сотни, и оба старались оправдать доверие. О том, что сзади неслышными тенями крадётся ещё десяток воинов, они не знали, а Ардерик благоразумно умолчал. Чем ближе они подходили, тем яснее было, что у камня стоят две женщины. Та, что повыше, вздрогнула и чуть слышно ахнула, когда трое воинов вынырнули перед ней из темноты. Откинула капюшон — и Ардерик узнал Элеонору. — У меня мало времени. Слушайте: Тенрик снаряжает обоз с лучшими припасами: зерном, маслом, сеном для лошадей… Много всего. Обоз отправится со дня на день и пойдёт на побережье. Они поедут по тайной дороге, через лес. Охрана будет, но… вы видели, кто остался в замке. Перехватите их. Тогда у вас будет еда, а северяне придут быстрее. — Что там, на побережье? — быстро спросил Ардерик. — Крепость Бор-Линге. Ну как, крепость — скорее, башня. — Кто там живёт? — Родня Тенрика: его родители, брат и две сестры. Они ждут припасы к Перелому. Те, что Тенрик отправлял осенью, уже подходят к концу, а на одной рыбе они долго не протянут. Там ничего не растёт. — Где эта крепость? Можете показать на карте? — Нет. Я там никогда не была. Я для них чужая. Но начало дороги знаю. Элеонора коротко объяснила, и Ардерик согласно кивнул: — Мне знакома эта дорога. Не знал только, что она ведёт в крепость. Сколько у них людей, вы знаете? И крепка ли башня? Верен и Такко переглянулись. Беседа всё больше походила на допрос, и оба ждали, что баронесса вот-вот одёрнет сотника, а то и слезами зальётся от его грубости. Но Элеонора отвечала спокойно и деловито: — Думаю, если собрать всех, кто живёт на побережье, не будет и тысячи человек. Я считаю приблизительно, по количеству зерна. Об укреплениях же мне ничего не известно. Шейн говорил, эту крепость не взять, но он ему верить... Это младший брат Тенрика, он там всем заправляет. — Так вот как камнееды выживают на голых скалах, — пробормотал Ардерик. — На словах клянут Империю, а сами едят её хлеб! Что ж, если их всего тысяча человек, значит, мужчин, способных держать оружие, и того меньше. Вы очень помогли нам, госпожа Элеонора. Но отчего же барон Эслинг не дал приют своей родне в замке? Элеонора промолчала, опустив глаза. — Из-за вас? — понимающе сказал Ардерик. — Что ж, тем хуже для них. На пустоши совсем стемнело. Сквозь редкие облака просвечивали звёзды, а над лесом поднимался лунный полукруг. — Значит, это родню барона Эслинга мы зовём камнеедами и предателями Империи? — Да, — ответила Элеонора. — С помощью Империи Эслинги перебили своих врагов, но мир на Севере не наступил. Не все хотят подчиняться столице даже в семье барона. А ещё Шейн уверен, что Тенрику не по праву досталось старшинство. Он соберёт людей на Зимний Перелом в Бор-Линге, и не будут довольны, что на их родовых землях строят укрепления. А если ещё и останутся без припасов… — То явятся в гости, — хищно улыбнулся Ардерик. — А мы найдём, чем их угостить! Элеонора улыбнулась и принялась расправлять меховую накидку: — Мне пора. Муж думает, что я в купальне… — Вас проводят до замка, — Ардерик сделал знак Верену, вслед за которым шагнул вперед и Такко. — Доведите до ворот, поняли? Оба энергично кивнули. Элеонора лукаво улыбнулась: — С такими храбрецами я могу идти хоть в Бор-Линге! Давно я не оказывалась под защитой имперских воинов! — Они ещё не давали клятву верности. Но некоторые слова и не нуждаются в том, чтобы их произносили вслух, — негромко заметил Ардерик. — Я уверена, что нахожусь сейчас под лучшей защитой, на которую только могу рассчитывать, — так же тихо отозвалась Элеонора, разглядывая кисти на своей накидке. Не поднимая глаз, кивнула на прощание и скользнула в темноту. Верен и Такко — за ней. — В купальне она, троллиное брюхо, — непонятно пробормотал Ардерик им вслед.***
Баронесса со служанкой благополучно добрались до замка, и друзья шли назад, внимательно оглядывая окрестности. Кругом расстилалась пустошь, молчаливая, затаившаяся. Месяц освещал тронутые морозом стебли вереска и рассыпал по ним голубоватые искры. — Мы с тобой столько лет охраняли обозы, — сказал наконец Верен. — А теперь будем на них нападать. — Думаешь, Ардерик нас возьмёт? — Конечно. Мы-то знаем, как укрыться, чтобы охранники не заметили. Лес стоял сплошной чёрной громадой за замком, будто гигантский гребень, вросший в землю. И Верен, и Такко наизусть выучили карту Ардерика, и теперь она стояла перед глазами во всех подробностях. Невидимая в темноте дорога вилась по лесу, огибая исполинские валуны, петляла между корабельных сосен и выводила на небольшую прогалину. Там сосны росли привольно, протягивая пушистые ветви уже на высоте человеческого роста. Если устроить там засаду, люди Эслинга рухнут со стрелами в горле раньше, чем заподозрят неладное. — Не завидую я им, — проговорил Такко. — Привыкли, что дорога безопасна… Верен кивнул: — Мы с тобой сами так попались, помнишь? Между Затоньем… — …и Лесной Гривой, — закончил за него Такко и дёрнул плечом, куда в тот день воткнулась стрела. — Как не помнить… Думал, без руки останусь, а ты вовсе оттуда не уйдёшь. Друзья молчали. Слишком хорошо помнилось, как трещали щиты под окованными железом дубинками, а стрелы со стуком втыкались в телеги и бочки, пока охранники соображали, где укрылись стрелки. — Тогда всем досталось, — проговорил Верен. — Ладно. Идём, что ли? Ардерик нас хватится.