***
Такко шёл к колодцу вместе с остальными, когда десятник выдернул его из толпы считать стрелы. На каждого воина полагалось по две дюжины коротких арбалетных болтов, а ещё нужно было проверить, на месте ли перья и хорошо ли сидят наконечники. Готовые корзины выставляли на улицу. Когда бой начнётся, их поднесут на стену. — Как потратишь деньги? — спросил его сосед. — Какие деньги? — За поход! Император озолотит Рика, а он хорошо расплатится с нами. — Мы думаем рвануть южнее, — продолжал второй. — Как же охота отогреться! Я, наверное, буду вылезать из постели, только чтобы окунуться в горячую купель, и сразу обратно. — И пусть эту постель кто-нибудь греет! — поддержал первый. — Ни в жизнь не забуду этот холод. Храфн вчера говорил, морозы и не начинались. Говорил, здесь в разгар зимы струя замерзает на лету, во как! — Ну уж! Храфн наплёл, а ты и уши развесил! Пока парни спорили, Такко подхватил полные корзины и вынес наружу. Нашёл взглядом Верена — тот с серьёзнейшим лицом опрокидывал со стены одно ведро за другим, и от его крепкой фигуры разве что пар не шёл.***
— Эслинги подняли имперское знамя. Видал, Рик? — заявил Храфн. Рука старого воина нетерпеливо поглаживала рукоять меча, а глаза под густыми бровями горели недобрым огнём. — Крашеная тряпка. Кто знает, сколько ещё знамён у борова в запасе… «Север не просит помощи», — передразнил Ардерик барона и сплюнул со стены на лёд. — Вот подлый народ! Одной рукой загребали наше зерно, а другой точили мечи!.. — Выделим каждому по три фута лучшей имперской земли и шесть — младшему Эслингу, — усмехнулся Храфн. — Пусть процветают! — Хорошо сказано. Хоть что-то тут зацветёт. — Этой весной северные земли хорошо удобрят, — Храфн в который раз мрачно обвёл глазами искрящееся под солнцем поле. — Пять сотен! Похоже, младший Эслинг собрал всех, кто может носить оружие. Стоит раздать мечи и местным, а, Рик? Утром после праздника гости из деревни покинули укрепления, только чтобы забрать из домов всё ценное. Теперь они готовили лагерь к атаке наравне со всеми. Меховые безрукавки и клетчатые юбки так и мелькали среди холщовых рубах и кожаных курток имперцев. Девушки покрепче передавали вёдра, стоя в одной цепи с мужчинами. Дети и старики, которые совсем не могли помочь, сбились около кухни, с надеждой глядя на воинов и прижимая к себе младенцев, коз и набитые добром мешки. — Раздай, — Ардерик поморщился, глядя на разномастную толпу. — И скажи там, пусть несут побольше стрел.***
Солнце доползло до середины своего дневного пути и устало повисло в небе. Северяне наступали — медленно, растянувшись длинной цепью. Полуденные лучи били им в лицо, и это было бы на руку людям Ардерика, только их самих отчаянно слепила заснеженная пустошь. Лекарь пытался раздавать тонкие бинты, но повязки из них выходили слишком плотными. Приходилось терпеть, вглядываясь в приближающееся тёмное пятно сквозь полусомкнутые веки и на то, как сокращается расстояние до него — шестьсот шагов, пятьсот, четыреста… Уже можно было разглядеть Шейна Эслинга, красовавшегося впереди войска. Узнать его было несложно — он был без шлема, рыжие волосы трепал ветер. Верен и Такко изнывали от нетерпения. Они раз двадцать пересчитали и проверили стрелы, а ещё разглядели и посчитали следовавших с войском запряжённых лошадей — их было пять. — На кой ляд им обозы, — бурчал Верен. Он успел переодеться в сухое, отыскать пояс, даже перекусить и теперь рвался в бой. — Плетутся еле-еле, будто примёрзли! — Волчьи головы у них! — одним вздохом пронеслось по стене. Кто-то из местных в испуге выронил арбалет. — Правду говорили… На плечах иных воинов лежали волчьи шкуры, искусно выделанные так, чтобы голова оставалась целой. Пока пригляделись, пока успокоили самых суеверных, северяне остановились. С телег снимали заранее распиленные тонкие брёвна, из которых сооружали треугольники выше человеческого роста. — Они что, зимовать тут собрались? — недоумевали на стене. — Дома строят? Между треугольниками положили балки, привязали верёвки, и короткие концы брёвен поднялись над пустошью, словно головы неведомых чудовищ. Северяне сновали вокруг, что-то прилаживая, приколачивая, привязывая… — Это же камнемёты! — ахнул Такко, сообразив наконец. — Они были в той книге! Швыряют камни с лошадиную голову и разбивают каменные стены толщиной в человеческий рост! Я и не мечтал, что увижу их! — Обернулся на Верена и, словно отрезвев, растерянно добавил: — Вот только стрелять они будут по нам… Мало кто видел метательные машины на поле боя. В мелких стычках в них не было нужды, а с крупными войнами, как казалось, давно покончили. — Занятные дикари, а, Рик? — крикнул Храфн с другого конца стены. — Может, у них и арбалеты найдутся, и добрые доспехи? — Если кто испачкал штаны, сходите смените, пока не примёрзло! — отозвался Ардерик. — Видал я такие штуки. Будь они раза в три побольше, было бы занятно, а эти плевательницы мало на что годятся! Подпустим их поближе! Под нижние опоры камнемётов подложили брёвна и медленно двинули их по пустоши. Ардерик и Храфн замерли каждый на своей половине стены, подняв правую руку. Когда до камнемётов осталось около трёх сотен шагов, со стены по сигналу полетели стрелы. Северяне шарахнулись назад, пятная снег первой кровью. В их криках слышались ярость и изумление — дальнобойность имперского оружия здесь явно недооценили. Задержка была недолгой: расхватав с телег длинные и широкие щиты, северяне двинули камнемёты дальше. Ещё один залп проредил их ряды, но не остановил. — Слишком далеко, — с досадой проговорил Верен, опустив арбалет и бессознательно ища глазами Ардерика. — Нам что, стоять и смотреть, как они разобьют нашу стену?! Проклятый ветер… Если бы не он, достали бы! Такко смотрел на приближающееся войско, на пустошь, на большой гранитный валун… Дождался, когда Ардерик окажется рядом и обратился к нему: — Можно сделать вылазку. С того камня достанет и арбалет, и лук! Сотник покачал головой: — Ты даже добежать туда не успеешь. — Успею! — Ты не сможешь перестрелять пятьсот человек, не уничтожишь камнемёты, и с твоей славной гибели нам не будет никакого толка. Потом Верен полезет спасать тебя, я полезу спасать его, и битва точно будет проиграна. Стой, где поставили. — Ардерик шагнул дальше, затем резко обернулся, перехватил взгляд Такко, снова направленный на камень, и добавил: — Сунешься со стены без моего приказа — больше на неё не вернёшься. Верен, приглядывай за ним.***
Элеонора раздражённо повела плечами под лисьей накидкой. Тенрик негромко переговаривался с начальником стражи в пятнадцати шагах от неё. Сверху поле боя было по-прежнему похоже на гобелен, сотканный из белых, серых и бурых нитей, только сегодня в ровный рисунок вплетались алые нити. Элеонора видела, как люди Шейна отходили и отползали, зажимая руками раны. От этого зрелища мутило; от него невозможно было отвести глаза. Элеонора мало что понимала в стратегии и тактике, но отличить слабый перьер* от грозного требушета* умела — отец не прятал от способной дочери военные трактаты. Стена должна была выстоять. — Госпожа, — в руку легла чаша с тёплым пряным питьём. Элеонора рассеянно кивнула. Прежде чем отпить, она взглянула на лагерную кухню — из трубы, как всегда, поднимался дымок. Воины Ардерика не собирались оставаться голодными, а вот чем будет кормить свою толпу Шейн… Элеонора сделала глоток и поудобнее опёрлась на каменный зубец. Судя по всему, ждать предстояло долго — впрочем, что значили один или два дня для той, что ждала восемь лет?***
Северяне остановились в двухстах шагах от лагеря. Натащили с реки камней величиной с человеческую голову и, прикрываясь щитами, зарядили камнемёты. Сразу десять человек ухватились за верёвки, остальные шарахнулись в сторону. Бревно качнулось резко и страшно, вышвырнуло валун из ременной петли, и воины на стене инстинктивно присели за щиты и прикрыли головы руками. Испуганное «ааах!» сменилось изумлённо-торжествующим воплем — камень шлёпнулся в снег, пролетев лишь половину пути. Воины поднялись — и снова присели, когда дёрнулся второй камнемёт. Валун пролетел чуть дальше и тоже остался лежать в снегу. Третья машина не сработала вовсе — бревно рухнуло; на стене едва не вывернули шеи, пытаясь разглядеть, не придавило ли кого. Ещё две метнули так же, как первые. — Слабоваты ваши палки! — заорал Ардерик. — Поберегите камни себе на ужин, волчьи дети! Я плюю дальше, чем вы стреляете! Ещё с десяток обкатанных рекой валунов были потрачены впустую. По стене пробежал смех. — А ты, похоже, был прав, — заметил Ардерик, снова оказавшись рядом с Такко. — К их крепости нет хорошей дороги, и они сидят без строевого леса. Камнемёты сделали из того, что попалось по дороге, а ничего хорошего им а горах попасться не могло. Такко молча кивнул. Верена сперва наполнила радость за друга. А затем его будто облили ледяной водой. Корабельные сосны качались в какой-то тысяче шагов от лагеря — можно построить хоть сотню новых камнемётов! А им придётся смотреть, как валят вековые деревья — на таком расстоянии не достанешь ни луком, ни арбалетом… Ардерик перехватил его взгляд и чуть улыбнулся: — Это уже не козопасы, Верен. Это воины, и ведёт их человек, в чьих жилах течёт благородная кровь Империи. Всё как ты хотел. — Он хлопнул ученика по плечу и хорошенько встряхнул. — Не вешай нос! Младший Эслинг наверняка наплёл им с три короба про Перелом, защиту богов и очень хочет победить сегодня. А значит, будет воевать тем, что есть. Скучно не будет, это я тебе обещаю, но и унывать не спеши. Расчёт Ардерика оказался верным. Камнемёты снова двинулись по пустоши, сминая заснеженный вереск. Время текло невыносимо долго. Солнце, будто устав ждать начала битвы, неспешно пошло на спад. — Если кто забыл отлить, самое время, — во всеуслышание напомнил Ардерик. — Сейчас будет занятно. Верно, Шейну Эслингу и вправду хотелось победить в день Перелома. Камнемёты проползли по заснеженному вереску, оставив за собой широкие примятые полосы, и остановились в какой-то сотне шагов от стены. Ардерик и Храфн махнули рукой, и на войско Шейна обрушился град стрел. Здесь арбалеты били уже в полную силу. Северяне поставили повозки на бок и укрылись за ними, но острые наконечники безжалостно валили каждого, кто неосторожно высовывался, и расщепляли старые доски. В этот раз камнемёты долго молчали. Затем бревна дёрнулись разом — и валуны с грохотом врезались в бревенчатую кладку. Под ногами дрогнуло, но стена устояла. Не зря надрывались воины, ворочая толстые стволы, не зря возили и поднимали землю! Не зря строили так, чтобы стена выдержала подземные толчки. Верен и Такко быстро потеряли счёт времени. Верен хотел было считать, сколько раз опустеют корзинки для стрел, но позабыл об этом раньше, чем запас пополнили во второй раз. Взвести арбалет, положить стрелу, выхватить в прорези прицела врага — пока стрела летит, он успеет отойти, но на его место встанет другой. — Со стены! — заорал вдруг Ардерик. Поздно — метко брошеный камень с жутким треском разбил дощатый щит и разметал прятавшихся за ним воинов. Раненых оттащили, дыру завалили мешками. Такко отбросил арбалет и схватился за лук, стрелы из которого вылетали одна за другой. Корзины теперь наполняли женщины, а на стене мелькали меховые безрукавки мастеров, тоже тянувших тугие охотничьи луки. Стена под ногами стонала и вздрагивала. Сквозь щелчки арбалетов и грохот падающих камней пробивался стук молотков — внизу спешно сколачивали новые щиты, только северяне метили всё точнее, сгоняя со стены всё больше людей.***
Люди Шейна пристрелялись, и щиты на стене были проломлены уже в нескольких местах. Северяне тоже взялись за луки, и в проломы полетели стрелы. Разбить из камнёмётов стену уже не пытались, метили в самое уязвимое место — щиты. Улучив момент, когда град стрел стал реже, северяне кинулись на приступ. Их не остановила ледяная полоса — сапоги, обвязанные тонкими кожаными ремешками, лишь пару раз скользнули по гладкой поверхности. На стену забросили крючья на железных цепях, не поддававшихся мечам. Северяне подсаживали друг друга и лезли, лезли на стену. Они гибли десятками, но их всё ещё было в разы больше, чем защитников крепости. Вот они сбросили имперских воинов вниз в одном месте, в другом… — Держись меня, — крикнул Верен Такко и потянул из ножен меч. — Принимай удары на край щита. У них клинки из болотного железа, они гнутся… Договорить он не успел. Выученным движением отразил удар, но встретил не податливое местное железо, а звонкую имперскую сталь. Схватка кипела по всей стене. Звенели клинки, трещали щиты. Северяне напирали снизу, выламывали остатки дощатой защиты, швыряли копья. Сдерживать натиск было всё труднее, и всё меньше людей Ардерика оставалось на стене. Слышался глухой грохот — небольшой отряд обошёл крепость и таранил ворота, и не хватало людей, чтобы отражать атаки по всей полосе. Наконец над лагерем раздался звук рога, трубившего отступление. Защитники крепости широким кольцом стягивались вокруг конюшни — самой крепкой постройки. Отходили медленно, и по пути Верен забежал в их с Ардериком дом. Конечно, лагерь не займут, но всё же стоило поберечь самое ценное. Шкатулка с бумагами, серебряный кубок и разные мелочи, дорогие Ардерику, легко уместились в походном мешке. Верен отдёрнул занавеску, за которой ютились они с Такко. На крошечном столе были разложены инструменты, печная стенка была чуть тёплой, и казалось, будто нет никакой войны… С улицы послышался особенно сильный треск и шум голосов. Верен смёл вещи в мешок и выбежал на улицу. В конюшню он ввалился одним из последних. Глаза медленно привыкали к темноте. В проход набилось человек тридцать вперемешку воинов и местных. Кому-то промывали и перевязывали раны. Верен и сам пропустил удар ниже колена. Боли пока не ощущал, но в сапоге горячо и вязко хлюпало. Под доспехом тоже было мокро и жарко, и не хотелось думать, пропитал рубаху пот или кровь. Лошади волновались и фыркали. Ардерик смотрел в узкое окошко. Храфн обстоятельно мочился в углу. Такко нигде не было видно. — Твой лучник на крыше, — бросил Храфн, не прерываясь. — Хочет умереть с пустым колчаном. По мне так лучше пустой пузырь… — Они перегоняют камнемёты, — заметил Ардерик, отходя от окна. Кольчуга была вся залита кровью, но непонятно было, своей или чужой. — Умные парни, — отозвался Храфн, завязывая штаны. Его лицо пересекала длинная рана, он то и дело утирался рукавом. — А где остальные? — спросил Верен. Храфн усмехнулся с горечью: — Здесь все, кто остался. Северная война закончилась. — Поглядел в непонимающие глаза Верена и пояснил: — Их по-прежнему впятеро больше. Слышишь, как тихо снаружи? Они больше не будут ломиться сюда и терять людей. Просто подгонят эти свои штуки, за часик-другой разобьют конюшню и снова возьмут нас числом. Верен устало прислонился к перегородке. В ушах звенела сталь, плечи и спину ломило. Тридцать человек из сотни — этого просто не могло быть. Когда они успели потерять столько людей? Должно быть, остаток войска укрылся в кухне, в шатрах, где-то ещё… Они же только что сражались на стене и вот-вот отбросят врага, что-нибудь придумают! По крыше зашуршало, и сверху спрыгнул Такко, весь в ошмётках коры и сосновых иглах. Рубаха была выпачкана смолой и сажей. Увидел Верена и криво улыбнулся. Верен не стал уточнять, чья кровь у него на щеке. Подошёл поближе и положил руку на плечо. — Вот и всё, — зло сказал Храфн. — А столько разговоров было… — Не всё, — оборвал его Ардерик. — Мы ещё можем отступить к замку. Храфн презрительно скривился: — Плохи дела, если даже военачальники разучились встречать смерть с достоинством. — Достойнее умереть, защищая последний оплот Империи, чем в грязной конюшне. — Последний оплот Империи! Ты сам-то веришь в то, что говоришь?! — Храфн приблизился вплотную и понизил голос: — Неужто баронская подстилка так вскружила тебе голову? — Не смей звать её так! Храфн длинно присвистнул. — Может, ты веришь крашеной тряпке на башне? Думаешь, перед нами откроют ворота? Да два братца посмотрят, как нас перестреляют, а после обнимутся на пороге и пойдут пить за победу! — Она рискнула честью ради нас! Как ты думаешь, быстро ли догадаются насчёт обоза? — Пожалуй, быстрее, чем она ухитрилась тебя окрутить. В наступившей тишине было слышно, как снаружи перекрикиваются северяне. Ардерик зло, шумно выдохнул: — Пусть так. Но никто не упрекнёт нас в неблагодарности и трусости. Отступим к замку! И пусть здешние козопасы расскажут детям и внукам, как барон не открыл перед нами ворота! Храфн недобро рассмеялся: — Вот это дело! Если наша смерть поможет утопить предателя, я согласен! Лишь бы было кому рассказать об этом. Дадим камнеедам подогнать свои плевательницы поближе — как раз успеет стемнеть.***
На стене замка северный ветер хлестал безжалостнее, чем внизу. Элеонора застыла каменным изваянием, не ощущая холода. Она видела, как камнемёты смели воинов со стены, как проломили ворота, как Шейн, красуясь, въехал в лагерь верхом, ступая по мёртвым телам. Как последние остатки прославленной сотни стягивались к конюшне, теряя людей, словно берёзы — листья на жестоком предзимнем ветру. Самый короткий день в году впервые не принёс с собой надежды на возрождение. Солнце равнодушно закатилось за лес, и пустошь окутывали сумерки, в которых плясали редкие огни факелов. — Довольна? — Эслинг стоял за её плечом. — Занятнее, чем на гобеленах и в книгах, правда? Война — это не победные песни и яркие знамёна, Эйлин. Это боль, много боли, а ещё — нищета и голод. Что ж, надеюсь, Шейн тоже станет сговорчивее, потеряв столько людей. — Не будет, — выговорила Элеонора заледеневшими губами. — Он пришёл за твоей головой, и больше некому его остановить. Она заставила себя отвести взгляд от Шейна. Она силилась проникнуть сквозь дощатые стены конюшни: пока жив хоть один воин, жила и надежда. Всем своим существом Элеонора взмолилась: пусть выживет, выберется, вернётся! Задние двери конюшни распахнулись, и оттуда лавиной ринулись лошади. Они разбежались по двору, началась суматоха. Вместе с ними выскользнул небольшой отряд и на полном скаку направился к замку. Засвистели стрелы, двое или трое бессильно повисли в сёдлах, но остальные оказались уже вне досягаемости стрелков. За беглецами бросились в погоню, но арбалеты не дремали. Маленький отряд пересёк пустошь и прижался к воротам замка. Северяне держались поодаль, примериваясь, как лучше добить упрямых противников. Шейн горячил уставшего коня и вертел в руках подобранный с земли арбалет. — Открыть ворота! — резко бросила Элеонора начальнику стражи. — Быстрее! Тот кивнул на барона. Эслинг же отвернулся с каменным лицом. — А ведь ты не рад, что Шейн уцелел, — бросила ему Элеонора. — В сердце у тебя чёрная зависть. Ведь это его чествуют люди, пока ты отсиживаешься за каменными стенами! Это его похвалит отец, когда он вернётся, покрытый славой! — Пошла прочь, — бросил Тенрик сквозь зубы и решительно высунулся из-за зубца: — Шейн! Брат мой! Ответом ему была стрела, с визгом ударившая в камень зубца. Тенрик уставился на царапину, словно не веря глазам. Шейн оставил попытки разобраться с имперским оружием и снова натягивал лук. — Спускайся, брат! — заорал он. — Спускайся и проверим, кто из нас достоин править Севером! Тенрик обвёл глазами разорённые укрепления и камнемёты, которые медленно, но верно ползли к замку. Стрела снова выбила искры из камня рядом с ним. — Уведите оттуда барона, — велела Элеонора стражникам. — Братья поговорили достаточно. Тенрика, разом ослабевшего, под руки спустили со стены. — Я не хотел войны, — тихо выговорил он. — Видят боги, не хотел. Шейн… — Война не спрашивает позволения, — холодно проронила Элеонора. — Так кого ты впустишь — верную гибель или героев, которые даже сейчас защищают твой замок? Эслинг растерянно кивнул, не сводя глаз с царапины на зубце. Начальник стражи махнул рукой стоявшим на воротах. Элеонора мигом подобрала юбки и кинулась по лестнице вниз.***
Отряд въехал во двор, пятная кровью каменные плиты. Полтора месяца назад Эслинге встречал прославленную сотню; сегодня он приютил лишь четверть от неё. Ардерик тяжело спешился и не сразу отпустил седло. Наконец отдал поводья конюху и повернулся к баронесса. Хотел что-то сказать, но за её спиной вырос барон. Ардерик покачнулся; на миг показалось, что он преклонит перед ним колено… но сотник упрямо вздёрнул подбородок и положил руку на рукоять меча. — Я поклялся не переступать порог этого замка, — проговорил он. — Но теперь у нас как будто общий враг. Эслинг чуть наклонил голову и повернулся к отряду спиной. Ардерик пошатнулся, Верен едва его подхватил. Элеонора махнула рукой, и слуги увлекли воинов в замок. В закрытые ворота со стуком ударили стрелы. Коротко и зло, как плевок.