***
Обратный путь отряд пролетел как стрела. Когда они вдесятером вывалились в главный коридор, то чуть не сбили с ног встревоженного мальчишку-стражника. — Беда! Люди Шейна прошли северным ходом и напали у большой кладовой! — сбивчиво проговорил он. — Мюр созвал туда… — Одно к одному! — перебил Ардерик. — Много их было? Человек десять, не больше, верно? — Дождался от мальчишки нерешительного кивка и бросил Дарвелу: — Оставь два десятка, остальных на стену. Здесь больше не нападут. Обман, точно! — Я господину Тенрику подчиняюсь, не тебе, — мрачно ответил Дарвел. Дождался, когда Ардерик, бормоча проклятия, круто развернулся и помчался к лестнице, а имперские воины рванули за ним, и повернулся к мальчишке: — Слышал? Скажи Мюру, пусть остаётся здесь с двумя… с тремя десятками. Мы идём на стену. Остальные пусть тоже спешат туда. — И добавил себе в усы: — Для мести будет мирное время. Сейчас — замок.***
На стене было тихо. Снег падал мелкой крупой, припорашивал каменные плиты, шипел на факелах, вокруг которых грелись стражники. Когда Ардерик с десятком людей вылетел наверх, на ходу обнажая мечи, они вскочили, растерянно озираясь. А следом тишину нарушил звон металла о камень — железный крюк, брошенный с пустоши, зацепился за каменный зубец. Стражник, первым метнувшийся перерубить верёвку, со стоном рухнул вниз, сражённый стрелой. Остальные были осторожнее и не высовывались. Клинки звякнули о камень, рассекая тонкие канаты. — Лучники — в башню! — рявкнул Ардерик. Башня была — одно название, скорее, короб из досок с окнами-щелями, но стрелы, что полетели из них вниз, безошибочно находили цели в кромешной тьме. Под стеной послышались стоны и проклятия, редко прерываемые ударами железных наконечников о щиты. Уже казалось, что атака будет отбита, толком не начавшись, но звон мечей и яростный боевой клич с восточной стены похоронили хрупкую надежду. В неверном свете звёзд и факелов были видны лишь чёрные тени, хлынувшие на стену. Они смели десяток стражников, едва успевших вынуть мечи, и ринулись вниз, во двор. Свистнули стрелы из башни, несколько теней упали, но остальных это не задержало. Вспыхнула копна сена, оставленная у конюшни. Пламя то выхватывало оскаленные волчьи пасти на шкурах-плащах, то плескалось на обнажённых клинках. Лавина растеклась по двору, но тут из замка показались стражники во главе с Дарвелом. Лошади, почуяв запах дыма, ржали и били копытами. Из конюшни высунулась чья-то встрёпанная голова, охнула и спряталась обратно. Ардерик стряхнул с меча кровь особо проворного стенолаза, кинулся к краю стены и проорал отрывистые приказы. Войско неумело, но быстро перестроилось, не давая камнеедам разбежаться по двору. По стене, прикрываясь щитами, бежали стражники с южной стороны, и их охотничьи луки били не хуже боевых. Клич северян слабел — замковое войско постепенно теснило их к стене. Мечники метались по северной стене, обрубая верёвки, отталкивая лестницы и сражая тех, кто всё же успел забраться наверх. Затем снизу подоспели ещё с десяток лучников, и толпа северян начала быстро редеть. Ардерик отёр с лица чужую кровь, сморгнул и огляделся. Тела северян лежали по всему двору вперемешку с защитниками замка. Во дворе зажигали факелы и фонари. Лили воду на загоревшуюся стену конюшни, выводили лошадей, кто-то звал лекаря. В замке хлопали двери и ставни, слышались голоса и детский плач. — Они вернутся и скоро! — крикнул Ардерик. — Уносите раненых, тащите стрелы и кипяток! Ему казалось, что мрак под стеной шевелится, но не было слышно ни звука. Звёзды медленно заволакивало тонкими облаками. Пустошь тонула во мраке, надежно укрывавшем северян. Ардерик снова оглядел двор. По крайней мере, никто не стал терять время и не побежал за приказами к барону. Раненых перекладывали на плащи и уносили в замок, убитых оттаскивали в сторону. Из трубы над кухней валил дым. Разложили костры и во дворе. Вокруг них мелькали клетчатые юбки женщин; проворные руки подвешивали над огнём котлы и вёдра, где грелась вода и растапливалась смола. Эслинга не было видно, зато Дарвел и трое стражников, которых видели с ним чаще всего, раздавали распоряжения то здесь, то там. Ардерик окликнул Дарвела и указал на замок. Стражник ответил успокаивающим жестом: в нижних ходах было тихо. — Сходили на вылазку, драконьи кишки! — в сердцах выплюнул Ардерик и устало прислонился каменному зубцу, чтобы в следующий миг выпрямиться и отдать новый приказ: — Лучники! Собирайте стрелы и стройтесь на стене! Воины в неприметных бурых плащах притаились с луками в руках за зубцами стены, сливаясь с гранитной кладкой и ночной темнотой. Заспанные и кое-как одетые дети тащили из оружейной охапки стрел, испуганно косясь на суету взрослых. Ардерик обернулся на Верена, крепко сжимавшего меч, выхватил глазами Такко, выдёргивавшего стрелы из валявшихся вокруг тел, и стиснул зубы, отгоняя мысль, как отчаянно мало у них людей и ещё меньше хоть сколь-нибудь опытных воинов.***
Рассвет наступал медленно и неохотно. Верен сидел, прислонившись к стене, и смотрел вперёд. Перед глазами мельтешило, и было непонятно, сыплется ли то снег из выползших из-за леса туч, или от усталости подводит зрение. Рука лежала на мече, но поднять его не хватало сил. Ночь помнилась как один сплошной бой. Камнееды били с севера и востока; они закидывали крючья, поднимали лестницы и лезли, лезли, как одержимые, держа наготове мечи и щиты. Кажется, они атаковали трижды или четырежды; шли прямо под град стрел, прикрываясь щитами и вопя что-то на незнакомом языке. Верен помнил, как в разгар атаки заметил мальчишку, подносившего стрелы — он лежал поперёк лестницы, глядя невидящими глазами в небо, и стало понятно, что лучники больше не смогут прикрывать их. Они с Риком встретили очередную атаку плечом к плечу и дрались, пока стрелы не принёс кто-то другой и толпа внизу не начала редеть. Верен помнил, что меч становился всё тяжелее, что его старый щит раскололся в щепки и пришлось сражаться с чужим, пока не треснул и тот; что в сапоге опять хлюпало, а плечо обжигало, как огнём, и кто-то почти оттащил его из боя и приложил к губам кружку с терпким отваром, после чего сил прибыло, а боль отступила. К рассвету в глазах рябило от факелов и блеска клинков. К рассвету северяне наконец отступили. Надо было считать убитых и перевязывать раненых, но вместо этого Верен сидел и смотрел, как снег покрывает каменные плиты, присыпает кровавые пятна и его самого, и не было сил не то что встать, но даже закрыть глаза и провалиться в сон. Он не знал, сколько времени прошло, но белое мельтешение чуть утихло, и в молочной дымке обрисовались две фигуры. Дарвел и Ардерик сидели напротив, также привалившись к стене. Снег вокруг них пропитался кровью. Верен рванулся встать, чувствуя, как внутренности скручиваются в ледяной комок, но Ардерик двинул рукой, и на смену мертвящему ужасу пришло облегчение. Видимо, Верена всё же настиг сон или обморок, потому что, когда он открыл глаза в следующий раз, увидел толстые балки потолка и ощутил острый запах трав. По ушам ударили стоны и крики раненых, и он даже не сразу сообразил, что находится не в гуще битвы, а в лекарской. Рядом сидел Ардерик, его грудь охватывала широкая полоса бинтов, левая рука висела на перевязи. Он с кем-то разговаривал. Верен напряг слух и радость затопила его с головой: Ардерик говорил с Такко. Впрочем, его слова совсем не радовали. — Я вырос в горах, — убеждал Такко сотника, и в его тихом голосе звенела обида. — Я уверен, что тот ход вёл на юг, совсем в другую сторону. И я считал шаги. Мы были под стеной, а скорее даже под погребом или под конюшней. Дарвел не собирался вести нас к заставе, он врал! А когда я дошёл до поворота, там был тупик. — Там мог быть потайной ход, — устало отвечал Ардерик. — Был бы ход — была бы хоть маленькая трещина в стене, — возразил Такко. — Если бы Дарвел не считал позорным бить в спину… Ардерик рыкнул негромко и терпеливо объяснил: — Послушай. Я тебе верю. Но пока камнееды стоят под стенами, мы с Дарвелом на одной стороне. Некоторые люди только на пороге гибели начинают думать своей головой, и наш стражник, похоже, из таких. Вчера он выполнял мои приказы и сражался рядом со мной. Верно, Такко хотел снова возразить, потому что Ардерик поднял здоровую руку и мотнул головой: — Ты молодец, ты помог, правда. Но сейчас не до того. Камнееды залижут раны и снова нападут. Сейчас у нас одни враги — по ту сторону стены. Так что выбрось ерунду из головы и иди отоспись. Он отвернулся и встретился взглядом с Вереном. — Наконец-то, — усмешка искривила его губы. — Я уж думал, ты собрался окочуриться в самый разгар веселья. Верен мотнул головой, попытался приподняться и тут же зажмурился — в ушах зазвенело, а перед глазами заметались тёмные пятна. Затем он обнаружил себя сидящим; Ардерик придерживал его здоровой рукой, а Такко протягивал дымящуюся миску. Верен думал, что и смотреть на еду не захочет, но, не желая обижать друга, зачерпнул одну ложку, другую и как-то незаметно очистил три миски, а следом осушил две кружки тёплого травного питья. — Осталось выспаться, и к вечеру будешь как новый, — заверил Ардерик. — Ты потерял много крови и здорово вымотался, так что ешь и спи, пока есть возможность. — Что там было? — спросил Верен, отставляя миску и садясь уже без поддержки. В голове почти не шумело, перед глазами прояснилось, и очень хотелось выбраться на свежий воздух. — Совсем ничего не помнишь? — с горечью усмехнулся Ардерик. — Ты служишь сотнику, которому впору не воевать, а чистить конюшни, вот что тебе надо знать в первую очередь. Всё это время камнееды топтали подземелье, дожидаясь, пока мы стянем туда все силы. Построили слабый камнемёт, чтобы мы окончательно поверили, что атаковать в лоб они не решатся. Я уже тогда недоумевал, почему они опять соорудили бестолковую плевательницу, когда под рукой у младшего Эслинга были книги и сколько угодно леса и рабочих рук. Вчера они атаковали подземные ходы небольшим отрядом, а остальное войско бросили на стены. И почти успели! Мы отбрасывали их пять раз. Не знаю, сколько у них осталось людей, но у нас их осталось в несколько раз меньше, а всё потому, что кое-кому надо было не тратить время на советы и споры, а смотреть по сторонам и думать головой! — Это всё я помню, — проговорил Верен. — Я хотел спросить, что было в том подземном коридоре, куда ты ходил без меня. — Да ничего не было, — Ардерик поморщился. — Там меня осенило наконец, что люди, додумавшиеся до ледоступов и камнемётов, как-нибудь догадались бы не шуметь в подземелье. Он окинул взглядом лекарскую, оглянулся на дверь во двор, где под меховыми одеялами у костров тоже лежали люди, и с недоумением проговорил: — Но где, тьма побери, баронесса или хотя бы её служанки? Почему не заботятся о раненых?..***
За ночь двор замка изменился до неузнаваемости. Было видно, что здесь прибрались, однако сквозь следы на снегу проступали пятна крови, а накрытый мешковиной бугор у стены красноречивее всего говорил о прошедшей битве. Над чёрными проталинами кострищ висели котлы с подёрнувшейся льдом водой и застывшей смолой. — Лекарь сказал, в холоде зараза не распространяется, — говорил Ардерик. — Хорошо, если так. Не хватало только рыть могилы в этом камне. Верен привычно шагал за плечом Ардерика, стараясь не хромать. Колено и плечо стягивали тугие повязки, голова кружилась, а ноги порой выписывали кренделя, но оставить сотника он не согласился. По левую руку шёл Такко, и от этого на сердце было тепло, несмотря на творившуюся вокруг разруху. — А камнеедам хорошо досталось, — заметил Верен, глядя на высовывавшиеся из-под мешковины рукава с выпуклым узором. Рядом были свалены шкуры с волчьими мордами и выбеленные почти в цвет снега холстины — верно, они и скрыли наступающих от глаз стражников. — Нашим досталось больше, — отрезал Ардерик. — Повезло, что наши парни свалились, как загнанные лошади, едва мы отбили вторую атаку, и, пока шло самое месиво, отдыхали у лекаря. Но сегодня им может так не повезти. Да куда провалилась баронесса, драконовы кишки? Я готов поверить, что её трусливый боров забился под перину, но Элеонора-то где? Они поднялись на стену, но обоих Эслингов не было и там. Оглядели пустошь — в лагере северян было тихо. Лучники на стене не дремали, и надзора над ними не требовалось. Они прошли замок насквозь, заглянули в кухню, оружейную и даже в кузницу, где спешно ковали наконечники для стрел, и снова вышли на улицу. С южной стороны двор изменился меньше всего. Разве что из оружейной вынесли сундуки с мечами и теперь они стояли пустые и присыпанные снегом. Из мирной в целом картины выбивался только толстый канат из разорванных и свитых простыней, не доставший до земли на полтора роста. Окно в покоях баронессы было распахнуто настежь. На подоконнике, свесив ноги, сидела Грета, нерешительно глядя на болтавшийся над землёй конец, за ее спиной мелькало встревоженное лицо Бригитты. На то, чтобы объяснить, что барон неверно истолковал преданность супруги, понадобились считанные мгновения. Девушки коротко и исчерпывающе описали ужасы суточного заточения и как они испугались, услышав звуки битвы. Затем Бригитта, ловко подобрав юбки, спрыгнула в комнату, а в окне показалась Элеонора. Ее лицо было бледным, под глазами залегли тени, и когда она коротко расспрашивала Ардерика о потерях, голос едва заметно дрожал. Ардерик смотрел на неё с непередаваемым выражением лица. Затем смерил взглядом расстояние от конца каната до земли и обернулся на сундуки, прикидывая их высоту. — Стой! — Верену пришлось схватить сотника за плечо, чтобы тот обратил на него внимание. — Ты же не полезешь в окно баронессы средь бела дня, да ещё с одной рукой? Да послушай! Девки вили веревку для себя, тебя не выдержит! Этот довод подействовал. Тем временем баронессу в окне снова сменила Грета, объяснившая, что покои заперты и заколочены снаружи. — Я видел у дровника топор, — проговорил Ардерик. Его нарочито спокойный голос не предвещал ничего хорошего. — Но надо все же забраться и глянуть на дверь с этой стороны. Кто из нас самый лёгкий?.. Такко, подсаженный Вереном, ловко карабкался по верёвке, даже не оставив внизу колчан с налучем. Он уже перекинул руку на подоконник для последнего рывка, когда сзади послышалось негромкое покашливание. Барон Эслинг стоял шагах в десяти от Ардерика. На его лице оставили следы бессонница и тревога, губы были плотно сжаты, а брови нахмурены. Ардерик заговорил первым: — Смотрите, кто пришёл! Как вам спалось, барон? Мы тут немного пошумели. — Неужели вы и одной ночи не можете прожить без общества моей супруги? — бросил Эслинг. — Отчего же? Учитывая нездоровье госпожи Элеоноры, пришлось смириться с её временным отсутствием, — в тон ему отозвался Ардерик. Рука его лежала на рукояти меча, голова была гордо вскинута, а дерзкий тон не обещал мирной беседы. — И всё же лезть среди дня в окно… Постыдились бы, почтенный сотник. — Эслинг цедил слова, будто на камень падали тяжёлые капли. — Объяснили бы своим людям правила приличия, что ли. — Молодость не знает запретов, — пожал плечами Ардерик. — Тот, кто сражался всю ночь, не жалея жизни, заслужил награду, не так ли? Открою тайну: девки заглядываются на всех парней в броне, но раскрывают объятия лишь тем, кто носит её не для красоты. — Дипломатия не ваш конёк, — поморщился барон. — Что ж, об этом мы ещё успеем поговорить. Сейчас же мне нужна ваша помощь. — Что, снова? — Ардерик даже не пытался скрыть издёвку. — Вообще-то мы с парнями собирались завалиться поспать, благо есть кому сменить нас на стене, — он отвесил лёгкий поклон в сторону барона. — Прошу с четверть часа вашего времени, — плотно сжатые губы Эслинга тронула улыбка. — Дело весьма деликатного свойства. Вы нужны мне как лицо, по законам военного времени облечённое судебной властью. Отойдём. — Так кого вы собрались судить, барон? — спросил Ардерик, когда они остановились в стороне от окон Элеоноры. — Дело деликатное, — повторил Эслинг. — Я бы не решился огласить свои подозрения, если бы не получил самые очевидные доказательства предательства. Однако с недавнего времени я уверен, что мой брат имеет в замке доверенное лицо. На словах это лицо провозглашает верность Империи, однако на деле ждёт подходящего времени, чтобы открыть Шейну ворота. И нет, это не я, — добавил он, поймав насмешливый взгляд Ардерика. — Что бы вы ни думали. — Ну и? — нетерпеливо спросил Ардерик. На его лице по-прежнему были написаны презрение и насмешка, но Верен видел, что он напряжён, как арбалетная пружина. — Вероятно, этот человек вступил в сговор с моим братом несколько лет назад, — продолжал Эслинг. — Я догадываюсь о характере их отношений, однако не могу открыть подробности из соображений благопристойности. Вероятно, перед отъездом Шейн оставил ему некую вещь, на протяжении веков служившую нашим предкам для позорных и мучительных казней. Редкий в наших краях яд, которым владели только знатные и влиятельные люди. Случайно найти или купить его невозможно. — Какая длинная прелюдия. И кто же предатель? Вместо ответа Эслинг пошарил в кошеле и достал обугленный камень. — Может, между ними случилась размолвка, а может, у моего брата были причины не раскрывать все свойства яда. Так или иначе, на днях меня попытались отравить, не зная, что средство не предназначено для тайного применения. А поскольку виновный в этом преступлении выше меня по рождению, я не могу вынести приговор и нуждаюсь в вашем участии. В глазах у Верена на миг снова потемнело. В замке выше барона по рождению была только Элеонора. Камень же даже под слоем пепла обнаруживал знакомые кровавые разводы, и вчерашние расспросы Ардерика приобретали чудовищный смысл. — Вы что, полагаете, что я поверю хоть слову? — процедил меж тем Ардерик. — Подлая ложь, от начала до конца. — Дать ей камни мог только Шейн, — твёрдо повторил Эслинг. — Он собирал их несколько лет по кладовым и развалинам и хранил в ларце с вырезанными на крышке драконами. У нас эти камни зовут драконовой кровью и… — Чушь, — выплюнул Ардерик. — В Империи эти камни знает каждый. Даже мой оруженосец. Верен! Это же киноварь, которой у нас красят всё, что ни попадя? Верен кивнул и на всякий случай сделал ещё полшага вперёд, приблизившись к сотнику почти вплотную. Он видел, что рука Ардерика всё ещё сжимает рукоять меча и чуть заметно вздрагивает. В этом могла быть виновата усталость, однако Верен слишком хорошо знал сотника, чтобы не понять, что в нём кипит нешуточный, еле сдерживаемый гнев. — Жаль это слышать, — Эслинг поджал губы. — Вы молоды, наивны и верите в чистоту чувств женщины, чьё нутро прогнило насквозь. Верите в невиновность изменницы, носящей яд на своём родовом гербе. В своё время я попался на тот же крючок и слышал те же ласковые слова, что и вы. С той только разницей, что я якобы спасал её от порочного столичного общества, а вы, надо полагать, от диких северян. — Вы оскорбляете невинную и беззащитную женщину. — Беззащитную? Она замужем, если вы забыли. Вас её защита заботить не должна, у вас нет такого права. — У меня есть такое право, — проговорил Ардерик сквозь зубы. Ярость глушила его голос; Верен сам едва сдерживал дрожь, с мига на миг ожидая, что всё напряжение минувшей ночи прорвётся и выльется в по-настоящему страшное и непоправимое. — Когда я перебрался в столицу, я не пропускал ни одного турнира. Однажды среди зрителей я увидел девушку, чья красота затмевала других. Она сияла, как луна среди звёзд. Я посвятил ей свои первые победы, а после поклялся, что завоюю её сердце великими подвигами и буду защищать её до последней капли крови. Так вот, я буду защищать госпожу Элеонору по праву клятвы, которую она приняла и одна может освободить меня от неё. Верен мысленно присвистнул — сотник не рассказывал, что был знаком с баронессой раньше. На миг внутри поднялось радостное предвкушение — а ведь, вернувшись, он тоже сможет сражаться с настоящими воинами. И какая-нибудь девушка повяжет свою ленту на его копьё. К щекам прилила краска — на месте девушки живо представилась Бригитта, и Верен прогнал эти мысли как недостойные и глупые. Тем более, ощущение грядущей беды не ослабевало. — Глупости, — фыркнул Эслинг. — Сколько вам было лет? Пятнадцать? Семнадцать? А ей — десять или того меньше? Детские игры! — Игры в прошлом, барон, — раздельно проговорил Ардерик. — Мой меч на страже чести госпожи Элеоноры. Я её плащ и щит, и горе тому, кто оскорбит её. Будь то её муж, отец или сам Император! — Осторожнее, почтенный, — проронил барон. — Ещё немного, и вы наговорите на государственную измену. Верен уже почти привычной хваткой вцепился в пояс рванувшегося вперёд Ардерика и держал, пока барон не удалился. Сотник смотрел ему вслед, бормоча обрывки проклятий. Затем легко высвободился из рук Верена и вогнал в ножны наполовину вынутый меч. — Не бойся, я не убью его, — выговорил он. — Велика честь марать меч об эту падаль! С его братом я сойдусь в честном бою и прибью его голову над воротами. Он та ещё мразь, но заслуживает поединка. А этот… Этого будут судить за измену. Я ещё увижу, как его повесят, и он обгадится у всех на глазах. Я ему покажу имперское правосудие! — Ты правда посвящал баронессе свои подвиги? — спросил Верен, торопясь перевести тему. Руки дрожали от слабости и волнений, а перед глазами опять плыло. — Да тьма его знает! — в сердцах воскликнул Ардерик. — Может, и посвящал. Разве ж их всех упомнишь? Но что, надо было молча согласиться с этим свинаком?! Он потёр ладонями утомлённое, осунувшееся лицо. — К троллям Эслинга. Идём освободим принцессу из заточения. А то как бы наш лучник не возомнил о себе лишнего, наслаждаясь обществом стольких красавиц сразу. Узкая лестница и путаные ходы вывели их в коридор, ведущий к покоям Элеоноры. Прежде чем приблизиться к двери, Ардерик остановился у окна — того самого, возле которого Элеонора рассказала ему о камнях и показала ларец — и устало оперся на подоконник. Верен впервые видел сотника таким несчастным. Даже не представлял, что у него может быть такое лицо. — Я же спрашивал её, я догадывался… — прошептал он, устремив взгляд на серые, на глазах тяжелеющие облака. Ставни были открыты, и снег, не таявший на коврах, смотрелся дико и неуместно, будто замок был уже завоёван и разорён. — Если я принесу голову младшего Эслинга… Будет ли она рада?.. Верен нерешительно коснулся кольчужного плеча, не зная, что сказать. Ардерик длинно, тяжело вздохнул, затем выпрямился и повторил твёрдо и мрачно: — Я принесу ей голову младшего Эслинга. И будь что будет.