На пороге зимы

      Небо на юге ещё не начало светлеть, когда Элеонора проснулась от шороха за дверью. На миг затаилась в постели, оглядывая непривычный потолок над головой. За дверью кто-то возился. Разом вспомнив вчерашний день, Элеонора села и потянулась за накидкой.       Имперский закон предписывал казнить отравительниц в кипящем масле, и не будь Элеонора по рождению выше мужа, он имел бы право вынести приговор на месте. Сейчас Тенрик запросто мог запереть её в подземелье в ожидании суда равных — то есть по меньшей мере до весны. На его месте она не пренебрегла бы этим правом.       Однако вламываться в комнату никто не спешил, и Элеонора хлопнула в ладоши, поднимая служанок. Следовало привести себя в порядок, а ещё надо было как можно скорее предупредить Ардерика, что план провалился. При этой мысли Элеонора закусила губу, чтобы не застонать от собственной беспечности. Если бы она послушала его вчера…       — Грета, — обратилась она к служанке, расплетавшей ей ночную косу, — когда пойдёшь за водой, найди сотника или его оруженосца.       Девчонка понятливо кивнула и метнулась к двери, но та отворилась навстречу, и Элеонора поднялась, едва успев запахнуть меховую накидку, вскинуть голову и принять самое надменное выражение лица.       За дверью оказался Дарвел и трое парней. Они втащили в переднюю подносы и котелки с едой под медными крышками, три вязанки дров, большую бадью воды и ещё одну поменьше с плотной закрытой крышкой. Затем парни прошли в спальню и стали закрывать и заново конопатить распахнутые с вечера окна. Снаружи двери тоже стучали молотками.       — Как здоровье господина барона? — поинтересовалась Элеонора ледяным тоном. Дарвел сглотнул и кивнул.       — Деревенщина, — негромко проговорила она ему вслед, когда за дверью с шумом задвинули тяжёлый засов, и молотки ударили в последний раз. Значит, этот день предстояло провести в своих покоях. Элеонора взглянула на кадушку с плотной крышкой и подумала, что в конце дня с удовольствием опрокинула бы её Тенрику на голову.       — Что ж, — она обвела взглядом растерянных служанок, — барон заботится о нашей безопасности. Позавтракаем здесь, а после займёмся рукоделием. Бригитта! Оденься потеплее и сядь к окну. Когда рассветёт, почитаешь нам что-нибудь подходящее. Да не к этому окну, а к тому, что выходит на дровник!       — Вы хотите передать весточку сотнику? — служанка мигом сообразила, что за дровником упражнялись с мечами.       — Весточку хочешь передать ты. И не сотнику, а его оруженосцу, — объяснила Элеонора с тщательно отмеренным возмущением. — Грета, платье!       Бригитта распахнула ставни и принялась старательно дышать на заплетённое ледяными узорами стекло. Элеонора поёжилась от порыва холодного воздуха и с сожалением отбросила накидку — пора было одеваться.       Все слёзы были выплаканы ночью. В груди было пусто и холодно, зато предательство Шейна больше не отзывалось внутренней болью. Утихла и боль в скуле, а налившийся под гладкой кожей кровоподтёк замазали и припудрили. Едкий запах выветрился за ночь, окна были снова заколочены крепко, по-зимнему, и о вчерашнем напоминали только подпалины на шкурах, устилавших пол, да погнутая крышка музыкальной шкатулки, так некстати оказавшейся на перевёрнутом столе. Глаза Элеоноры были сухими, спина — прямой, а движения — спокойными и плавными.       На тонком полотне под её руками разворачивалась битва на реке Красной, в которой Империя впервые успешно захватила соседние земли благодаря верности и поддержке союзников. В поход отправились два союзных короля, а вернулись — император и его верный вассал. Родись Элеонора сто лет назад, шептала бы над вышивкой заговоры, не сомневаясь, что принесёт иглой не меньше удачи замку, чем мечом. Однако она верила лишь в силу оружия и хитрости, а потому молча тянула нить и ждала, когда монотонная работа успокоит её достаточно, чтобы можно было всё обдумать.       Будь Тенрик имперцем — настоящим, искушённым в интригах — Элеонора уже искала бы в небе голубя, несущего в столицу обвинительное письмо. Чего проще — обвинить жену в сговоре с мятежным братом, отправить его на виселицу, а её в столицу за окончательным приговором? Влияние семьи, без сомнения, защитило бы Элеонору, однако о Севере можно было забыть навсегда.       Будь Тенрик северянином до мозга костей, как Шейн, убил бы жену-отравительницу на месте, а Ардерика и его людей вызвал бы на поединок. Элеонора не сомневалась, что весной её отец лично собрал бы войско и сровнял с землёй и замок, и горы до самого побережья, но северяне, истребляя друг друга в межклановых распрях, редко загадывали так далеко.       Но Тенрик не был ни тем, ни другим, ни рыбой, ни мясом, а значит, ждать от него можно было чего угодно. Стало быть, если с Элеонорой он пока обходился по имперским законам, то с Ардериком мог поступить так, как сотни лет поступали с врагами его предки.       Игла дрогнула в руках Элеоноры, и снег на шёлковом поле окрасила настоящая кровь.       — Бригитта! — окликнула она служанку, сидящую на окне.       — Никого, госпожа, — отозвалась та.       Элеонора наскоро обмотала палец обрывком ткани и вновь вонзила иглу в полотно. Без сотни Ардерик в любом случае не смог бы её защитить. Он лишь скрашивал досуг да поддерживал её в спорах с бароном. То, что он выжил после резни на пустоши, было уже чудом. В конце концов, такова судьба воинов — умирать с честью, не дожив до зрелых лет, и глупо дарить им своё сердце. Либо умрут, либо предадут, как Шейн. Быть может, кто-то из выздоравливающих воинов тоже окажется хорошего рода и будет предан несчастной баронессе, попавшей в беду…       Так уговаривала себя Элеонора, кладя на окровавленное полотно аккуратные шёлковые стежки. Однако в груди расползалась леденящая пустота, а горло перехватывало от тоски и бессилия.

***

      Часы показывали девятый час. Замок давно проснулся: за кухней кололи дрова, у колодца стучали вёдрами. Однако очертания гор и леса обрисовывались в мутнеющем мраке с раздражающей медлительностью.       Сегодня Ардерик поднялся на стену первым. За ним следовали уже пятеро воинов, покинувших лекарскую. Они шумно топали, бодро звенели оружием и дышали после крутой лестницы, как стадо телят, больных загниванием лёгких.       — Молодцы, ребята! — подбодрил их Ардерик. — Отъедитесь маленько и будете здоровее прежнего. По такой тьме и морозу будет непросто, но вы-то справитесь. Воздух только так не хватайте, а то кишки замёрзнут! — Отвернулся и пробормотал сквозь зубы: — Скоро у нас будет аж полтора десятка калек против трёх сотен. И ещё сотня здоровых лбов, которым боров-барон не велит сражаться!..       Сейчас ненавистного барона на стене не было, и Ардерик снова и снова оглядывал замок и пустошь, прикидывая, как распорядиться имеющимися силами. Идти на укрепления было безумием, зато руки так и чесались напасть на небольшие заставы, выстроенные перед замковыми воротами.       Было тихо, так тихо, как, пожалуй, и не бывало со дня битвы. Даже камнемёт молчал, хотя северяне пристрелялись настолько, что иной раз метали камни и среди ночи. Ардерик всем нутром ощущал, что за крепкими стенами его бывших укреплений что-то затевается. А кроме нападения на замок затеваться ничего не могло.       Скоро он увидится с Элеонорой, они испытают ядовитые камни, и, если всё получится, уже завтра барона-борова можно будет уложить на пару недель в постель и распорядиться здешними воинами, как подобает. «А после уложить в постель и его жену» — жарко и гулко отдалось в голове и следом в бёдрах. Перед внутренним взором мгновенно встали блестящие серые глаза, тонкие пальцы и нежная шея в вырезе кольчуги… Желание заполнило целиком, поднялось, как пена во вскипевшем котелке. Ардерик любовался Элеонорой с первой встречи, но только после последнего разговора осознал, что под мехами и бархатом скрывается живое тело, ждущее ласк и, несомненно, умеющее их дарить.       — Верен! — хрипло позвал он. — Расскажи-ка, как взять малое укрепление небольшим отрядом?       — Нападающие всегда проигрывают тем, кто находится в укреплении, а потому нужно возместить это преимущество либо численным превосходством, либо, при небольшом отряде, внезапностью нападения, — без запинки проговорил Верен. Его спокойный голос вливался в сознание, как холодная и свежая вода, отрезвлял и успокаивал. Образ Элеоноры таял перед глазами, и Ардерик выдохнул сквозь сжатые зубы. Замечтался о красавице, как мальчишка, у Верена, поди, и то побольше ума и выдержки… Рассветные силы! Да он бы рад был сорвать с неё эту проклятую накидку, скрывающую линии тела, распустить шнуровку платья и медленно впитывать пальцами и губами упругость её кожи, пока внутренний огонь не заставит обоих совсем потерять рассудок…       «Вот только ребёнок будет носить ненавистное имя Эслингов», — отчеканил внутренний голос. Ардерик вздрогнул, будто его окатило ледяной водой. Его семья и без того вытерпела много бесчестья. Нельзя было допустить, чтобы сын продолжил чужой род. Да ещё носил бы имя человека, которого Ардерик презирал и ненавидел даже сильнее, чем маркграфа Вилларда, отобравшего его родовые земли.       — Хватит о войне, — прервал он Верена, возвращая мысли в прежнее русло. Желание ушло, как отшептало. — Скажи-ка лучше, скучаешь ли ты по дому?       — Скучаю, как не скучать, — отозвался Верен. — На то и дом. Правда, я там давно не был…       — А по красильному делу что-нибудь помнишь?       — Всё помню, — уверенно кивнул Верен.       — Красную краску, скажем, из чего берут?       — Смотря для чего. Можно корень марены взять, можно ржавчину настоять… У нас чаще ржу брали. На продажу, ясное дело, такое не шло, на нашем береге красили в синий, но для себя-то — чем хотели. Вообще, когда красишь шерсть, главное — протравить хорошенько. Без протравы никакая краска не удержится.       — А про красные камни слышал что-нибудь?       — И слышал, и видел. Только это не для пряжи, а чтобы по бумаге рисовать. Занятная штука. — Верен поудобнее прислонился к стене и приготовился пуститься в обстоятельный рассказ. — Мы с Такко года три назад были в Львиной Гриве. Вернее как — были. Не дошли буквально два перехода — на обоз напали. Груз мы отбили, и купец пристроил нас к своему родственнику, пока не подлечимся. Как добрались — и не помню, честно говоря… Так вот, а родственник тот держал мастерскую, где рисовали книги. Ну я там и сдружился с подмастерьем. Тайны он, само собой, не выдавал, но кое-что показал, особенно когда узнал, что я тоже в красках понимаю…       — И что, видал ты там такие камни? — нетерпеливо перебил Ардерик. Обычно немногословный Верен мог часами рассказывать о доме и ремесле.       — Видел. Их трут в порошок в ступке, пока в пыль не сотрут, потом мешают с маслом…       — И не травятся?       — Кто с красками работает, знает, как не потравиться. С камнями главное, чтобы в мастерской было прохладно. Если рядом с печью работать или на солнце, говорят, может голова закружиться.       — А если положить такой камень в огонь, что будет?       — Подзатыльник от мастера будет. А то и выгонят. Дорогие же камни!       — Так, а как мастер узнает, что камень бросили?       — Вонять будет. Это как задуть в чулане разом с десяток-другой свечей. Сразу слёзы потекут и в горле будет скрести.       Верен пересказал всё, что поведал ему словоохотливый подмастерье о красных камнях. Даже название вспомнил — киноварь. Ардерик слушал, кивал, а в мыслях благодарил на все лады свою удачу. Хоть что-то за последний месяц он сделал верно — уговорил баронессу испытать тайное оружие северян, прежде чем пускать в дело.       — А может, они разные бывают, эти камни? — спросил он напоследок Верена. — Бывают такие, чтобы не воняли?       — Не слышал. А ты что красить-то собрался?       — Да ничего. Так просто спросил.       Чтобы успокоиться, Ардерик зашагал по стене взад-вперёд. Он всегда знал, что нельзя доверять оружию, полученному неизвестно от кого! Оставалось выяснить, кто хотел так жестоко подставить баронессу, и столь же жестоко его наказать. От одной мысли, какой опасности они с Элеонорой избежали, Ардерика захлестнула ярость.       — Идёмте вниз, — велел он своим спутникам. — Нового мы здесь не увидим, пожрать дадут нескоро, так что самое время размяться. Но хотел бы я знать, где же госпожа Элеонора и барон, сожри тьма его потроха!       Со стороны двора послышались голоса, лестница заскрипела под тяжёлыми шагами, и только что упомянутый барон поднялся на стену в сопровождении Дарвела и ещё двух стражников.       Подойдя к краю стены, Эслинг бросил беглый взгляд на пустошь, поморщился и направился прямо к Ардерику. Остановился в каких-то трёх шагах и выговорил:       — Доброго утра, почтенный.       — И вам того же, — отозвался Ардерик и прислонился к зубцу стены, приняв самый безмятежный вид.       — Я не собираюсь предлагать вам стать друзьями, — без обиняков начал Эслинг. — Вы ворвались на мои земли, развязали войну и перевернули всю нашу жизнь вверх дном. Я этого не забуду и не прощу. Однако если мы не отложим на время нашу распрю, пострадает не только Эслинге — весь Север будет залит кровью междоусобиц.       — Достойные слова, — кивнул Ардерик, не сгоняя с лица усмешки.       — Этот разговор доставляет мне не больше удовольствия, чем вам, а потому буду краток. Вы хотели делать вылазку. Так вот, я дам вам людей и всё необходимое. Можете сами выбрать себе воинов, если хотите. С вами пойдёт Дарвел — никто не знает замок и окрестности лучше него.       — Какая муха укусила вас, барон? С чего такая щедрость?       — Погода располагает, — без колебаний ответил Эслинг. — И к щедрости, и к мужским разговорам.       — Ах вот оно что. Неужели отсутствие госпожи Элеоноры…       — Послушайте, почтенный, — Эслинг поднял ладонь, его лицо потемнело. — Вы, южане, воспитаны иначе, чем мы. Если бы честная уроженка Севера, будучи замужем, прошлась под руку с чужаком, да ещё по крепостной стене, у всех на глазах… Одним словом, запомните: я не желаю видеть вас рядом со своей женой. Не желаю слышать, как вы произносите её имя. И тем более не хочу знать, какими грязными сплетнями обязан вашим проклятым прогулкам…       — Вы обвиняете меня? — Ардерик неспешно положил руку на меч.       — Да тьма с вами! От вас-то всего можно ожидать, но в верности своей жены я уверен. Сейчас, когда её временное нездоровье сгладило противоречия между нами, мы можем попробовать договориться.       — Попробовать — можем. А что с госпожой Элеонорой?       — Обыкновенное женское, — объяснил барон. — Дня через три будет здорова.       Ардерик краем глаза заметил, как переступил с ноги на ногу Верен, и мысленно усмехнулся. Для него любое тело давно перестало быть вместилищем тайны. Какие уж тут тайны, когда редкий поход обходился без задранных юбок и выпущенных кишок. Пусть в его сотне и следили за тем, чтобы не обижать мирных жителей, видеть всё равно доводилось разное.       Впрочем, в том, что бесплодный бурдюк Эслинг знал, когда его жена нездорова, было что-то мерзкое и неправильное. Не хотелось и думать о том, что когда-то он касался её… Ардерик сморгнул, гоня лишние мысли, и встретился с пронизывающим взглядом Эслинга. Усмехнулся и вскинул голову, отвечая вызовом на вызов.       — Что ж, к делу. Сколько у вас людей?       — Вы хотели три десятка. Столько и берите. Дать больше и оставить замок без защиты я не могу. Да, ещё одно. Ваши люди наверняка подрастеряли оружие, пока удирали с пустоши. Оружейная открыта для вас и кузница тоже.       — Хорошо, — Ардерик бросал слова коротко, отрывисто, чтобы скрыть гнев. — Когда выходим?       — Да хоть сегодня. Кое-кто из парней сторожил подземелья в ночь, так что им надо выспаться. С наступлением сумерек три десятка лучших воинов будут в вашем распоряжении. Выберете сами или доверите Дарвелу?       Ардерик повернул голову и окинул взглядом пустошь. Каждый день он давил в себе ярость при виде укреплений, занятых врагами, но сегодня появилась возможность отомстить. Хотя бы отчасти.       — Я не забуду и не прощу, что потерял из-за тебя свою сотню, — проговорил Ардерик и ударил ладонью по каменному зубцу. — Но для защиты замка сделаю всё. Пусть Дарвел набирает людей. Он лучше знает, кто годится хоть на что-то. Выйдем нынче же вечером.       — Дарвел, похоже, не хочет с нами идти, — голос Верена пробился как сквозь толстую ткань, когда они уже спустились во двор.       — Почему? — рассеянно спросил Ардерик.       — Когда мы уходили со стены, я слышал, что он сказал барону, будто ему жаль, что всё так обернулось и будь его воля… Дальше я не разобрал. А барон ответил, что он всё обдумал и другого выхода нет.       Ардерик кивнул и тут же выбросил слова оруженосца из головы. Сейчас у него были заботы поважнее — например, объяснить столпившимся за спиной воинам, что им рано сражаться сегодня.       — Идём в кузницу, — объявил он. — Надо проверить доспехи и мечи. Сегодня никаких учебных боёв — нечего тратить последние силы.

***

      — Бригитта! — нетерпеливо позвала Элеонора. Стрелки часов вот-вот должны были сцепиться, а колокол — пробить полдень.       — Никого, госпожа!       Элеонора отложила пяльцы, поднялась и прошла к окну. Пять пар глаз немедленно поднялись от работы и выжидающе уставились на неё.       Пятачок перед дровником был залит солнцем. Время стояло самое подходящее, чтобы учить молодых не поворачиваться в бою лицом к солнцу, но по двору пробегал только поварёнок, а окликать его Элеонора не решилась. Ещё донесёт барону, и тот заколотит не только дверь, но и окна. Затем распахнулась задняя дверь оружейной, и сердце Элеоноры едва не выпрыгнуло из груди — оттуда вышел Ардерик, живой и здоровый, за которым следовали трое его людей. Элеонора толкнула Бригитту, но едва та успела стукнуть в стекло, как следом показались Дарвел и двое стражников, тащивших сундук. Они откинули пыльную крышку и при свете дня принялись перебирать клинки.       — Зачем им оружие?.. — прошептала Элеонора.       Ардерик ловко подбрасывал и ловил мечи, ставил их остриём на ладонь, перебрасывался неразборчивыми фразами с Дарвелом. Элеонора толкнула Бригитту:       — Давай, окликни его!       Бригитта забарабанила по окну так, что стекло задребезжало. Ардерик продолжал болтать с Дарвелом, но его оруженосец поднял голову и начал шарить взглядом по окнам. Элеонора запоздало сообразила, что он не разглядит их сквозь плотную вязь узоров, протаявшие отверстия были слишком малы. Она изо всех сил дёрнула раму, не думая, что ведёт себя как девчонка, а не хозяйка замка. Та не поддалась.       — Верен! — крикнула Бригитта. Тот наконец нашёл её взглядом, но Ардерик обернулся, нахмурился, дёрнул оруженосца за рукав и сунул ему в руки штук пять мечей в ножнах, строго выговаривая при этом. Они ушли в сторону кузницы, не оборачиваясь.       Элеонора прислонилась лбом к ледяному стеклу и обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. Раз Ардерик с Дарвелом готовят оружие, значит, долгожданная вылазка состоится. Быть может, даже сегодня. И никто не будет разбираться, от чьей руки погибли воины — врагов или своих. Мысленно она обежала покои взглядом, но единственный выход был заперт и заколочен. Разум подсказывал, что, даже предупреди она Ардерика, это не помогло бы, раз на его стороне было полтора десятка раненых, а за Тенриком стояла почти сотня здоровых парней. Элеонора прикусила губу и крепко зажмурилась, чтобы из-под век не полились снова глупые и недостойные слёзы.       Служанкам передалась её тревога. Они перестали шить и, когда Элеонора повернулась, смотрели на неё с нескрываемым беспокойством.       — Грета, открой сундук с обрезками тканей! — велела наконец Элеонора, отходя от окна. — Я не хочу вышивать, пока мужчины готовятся проливать кровь. В сражении от нас мало толку, но кое-что мы можем сделать.       Хорошо, что лучшие ткани хранились здесь, в покоях, а не в подвальных кладовых! Элеонора бросила тяжёлый и пахнущий полынью свёрток на подоконник, не обращая внимания на холод от окна. Дорогой имперский бархат ласкал замёрзшие руки и мягко блестел в полуденном свете.       — Будете вышивать по бархату, госпожа? Подать канву?       — Подай ножницы, — бросила Элеонора. — И уголь.       Тенрик не получит от неё ни стежка. Не будет больше хвалиться тонкой вышивкой и цветными гобеленами. Элеонора напрягла память, вспоминая, как выглядели знамёна, под которыми Ардерик прибыл на Север: бурый медведь, под ним — длинный меч и дерзкий девиз «Другим не стану». Одновременно она гнала прочь воспоминания, как древко переломилось и знамя рухнуло под ноги северянам. Уголёк порхал в руках, обрисовывая на коричневом бархате очертания грозного зверя.       Служанки сообразили наконец и кинулись к сундукам искать узорчатую тесьму и прочные нити. Глупо было верить, что знамя принесёт удачу и отведёт беду. Такое случалось только в старинных легендах, и то заботливо сшитые полотнища нередко становились для воинов последним ложем и погребальной пеленой. Однако Элеоноре почему-то верилось, что её работа поможет. Да и унять тревогу, грызущую изнутри, нельзя было ничем другим.

***

      — Нашёл время заглядываться на девок, — выговаривал Ардерик Верену, пока они шли к кузнице. — И с каких пор они стучат тебе в окно? Ещё бы зазывали, как в весёлом доме! Только баронессу позорят.       Верен виновато молчал. Девчонки вечно поднимают шум по пустякам — вот и Бригитта наверняка перепугалась, увидев, что они готовятся к бою.       — А… — он оборвал себя на полуслове, так и не решившись задать вопрос.       — Чего ещё?       — Ну… Как это… Дарвел сказал… Они все вместе того… болеют? Я не видел никого из служанок баронессы с самого утра.       — Да тьма их разберёт. Верен, у тебя будет куча времени думать о девках. Но для этого надо пережить сегодняшнюю вылазку. Понял?       Верен кивнул. Часа через три солнце зайдёт, а ещё через пару — стемнеет, и надо успеть всё подготовить. А с Бригиттой он ещё успеет поговорить — и объяснить ей, что зря она беспокоилась. Хотя с чего бы ей беспокоиться? Всего раз поговорили, и то о ерунде.

***

      Двор тонул в густых сумерках. В свете чадящих факелов было видно, как к восточным воротам стягиваются воины. Дарвел постарался — выбрал парней помоложе и покрепче, так что была надежда, что недостаток умения возместят храбрость и юношеская выносливость.       — Что в нижних ходах? — спросил Ардерик, чтобы занять время. — Тихо?       — Какое там, — бросил Дарвел. — Ходят.       — Ходят? — вскинулся Ардерик. — Прямо под замком?       — Ну. Парни слышали.       — Сколько у тебя там?       — Пять десятков.       Ардерик кивнул, успокаиваясь. Подземные ходы Эслинге были узки, хорошо если разойдёшься вчетвером. В одном таком коридоре пяток опытных воинов могут держать оборону хоть против сотни, хоть против пяти — больше трёх противников разом всё равно не навалится. Сменяй друг друга вовремя, да и все дела.       За стенами было тихо. Даже камнемёт молчал. В морозном воздухе звенела тревога, и Ардерик всё больше убеждался, что день вылазки выбран верно. Камнееды собирали силы для удара, и самое время было напасть первыми, чтобы спутать их планы.       Из замка вышли ещё трое парней — видимо, стороживших нижние коридоры — среди которых Ардерик узнал Такко. Имя не сразу всплыло в памяти, но взгляд безошибочно выхватил невысокую и гибкую фигуру в неверном свете факелов. Верен тоже узнал лучника, подошёл, они немного поговорили и направились к Ардерику.       — В подземных ходах неладно, — начал Верен. Толкнул лучника, и тот продолжил:       — Северяне ходят там… Я слышал шаги.       — Давно слышал? — спросил Ардерик.       — Вчера… И третьего дня. А сегодня слышали ещё трое.       — Ну ты бы ещё спустя неделю рассказал, — бросил Ардерик. — Знаю уже. А видел кого?       Такко мотнул головой, и Ардерик отвернулся — говорить было больше не о чем. Краем глаза он видел, что Верен увлёк друга к стене, где не так ощущался мороз, и в который раз подивился, какие они разные. Один — как арбалет с натянутой тетивой и сломанным замком. Никогда не знаешь, когда и куда выстрелит. И Верен — спокойный, надёжный, верный. Как меч, который лежит себе мирно в ножнах, а в нужный миг становится продолжением твоей руки.       Пошёл мелкий снег, и Ардерик поднял голову. Небо было ясным, звёзды светили ярко — даже снег здесь мог сыпаться не из плотных туч, а, казалось, из воздуха! Ардерик тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, и потёр лицо ладонями. Сейчас следовало думать совсем о другом. Он ещё раз огляделся и повернулся к Дарвелу:       — Слушай. Почему камнее… враги под замком разгуливают, как хотят, а вы так и не разведали, как там и что?       Стражник пожал плечами, и Ардерик зло усмехнулся:       — Приказа от барона не было, да? А ты своей головой подумай. Враги ж в эти ходы как-то попадают, верно? Значит, есть выходы в лесу или ещё где? Значит, можно пройти под землёй и ударить им в зад, откуда не ждут?       Обычная хмурая невозмутимость на лице Дарвела сменилась задумчивостью, а Ардерик беззвучно обругал себя и весь проклятый Север. Эслинге, построенный на пещерах, мог простирать свои ходы-щупальца куда угодно. Надо было сразу по приезде обшарить окрестности и найти подземные выходы! Но кто тогда знал?.. Да и дел хватало — стройка, охота, заготовка дров…       — Идём-ка мы вниз и поглядим, куда ведут ходы, где ходят больше всего. Готов спорить, что ведут они в лес, а значит, мы одним махом уничтожим заставу и покажем, что можем не только отсиживаться в замке. Пора бы хоть по мелочи утереть нос баронскому братцу, а?       Дарвел смотрел под ноги, поглаживая ремень колчана. Потом его глаза сощурились, кожа на скулах натянулась.       — Тремя десятками не влезем, — уронил он наконец. — Пойдём сперва впятером-вшестером. А если совсем тесно станет, то и вдвоём пойдём. Остальных расставим так, чтобы позвать, если что. Я знаю, куда идти. Выбирай, кого возьмёшь.       — Тогда решено! — Ардерику даже дышать стало легче. Тьма с этими ядами, заговорами и наследниками! Всё, что он имел, взял от жизни мечом, и сейчас внутри поднималось воодушевление оттого, как удачно всё складывалось: вовремя разгаданный подвох с камнями, нездоровье Элеоноры и нежданное просветление барона-борова... Где-то на самом краю сознания мелькала смутная мысль, что он что-то упускает из виду, но уловить её пока не удавалось.