***
Он несколько раз приходил в себя на пару секунд. Чуть приподнимал веки, чтобы увидеть густую тьму вокруг, и засыпал вновь. Постепенно вернулось стабильное ощущение весомости тела – бессильно раскинутых в стороны рук и ног, тяжести и одновременно легкости в голове. И времени, необратимо бегущего вперед, пока он лежал на земле, бездвижно, лицом вниз. Работающий динамик возле правого уха издавал слабый периодичный писк, свидетельствующий о неисправности скафандра. Джим с трудом приподнялся на руках и перевернулся на спину. Сзади оказалось что-то твердое – камень или дерево – и он откинулся на эту опору, зажмурившись в ожидании, пока перестанет кружиться голова. Но она так и не перестала. Он открыл глаза. В равномерной темноте были отчетливо видны лучи слабого сумеречного света, падающего сквозь густые кроны деревьев. Кругом, где-то совсем близко, двигались едва заметные тени, в воздухе замерла тишина – но очень особенная тишина, одновременно наполненная множеством фоновых звуков. Стоило Джиму активировать коммуникатор, легко сияющий голубым, как напряженное молчание нарушилось гулом и заинтересованным мурлыканием множества голосов. Окружившие его животные радостно встречали появление света. – Ну пиздец… – сипло прошептал Джим, когда в мерцании коммуникатора заметил сетку из мелких и крупных трещин, покрывавших всю левую половину стекла на его шлеме. Кое-где стекло буквально раскрошилось, кое-где остались только царапины, как если бы Джима волокли лицом по земле. «Кислородная атмосфера с высоким содержанием серы», – вспомнилась ему выдержка из отчета научного отдела. Хорошие новости: разгерметизация скафандра не повлекла немедленной смерти! Впрочем, чем дольше он дышит засоренным воздухом, тем сильнее становится поражение легких… и не только. – Кирк вызывает Энтерпрайз. Кирк – Энтерпрайз. Ответьте, прием! – чисто формально просигналил он, разумом понимая, что это бесполезно. Металлические кроны деревьев, как крышка саркофага, закрывали его, отражая радиосигнал. Стоило надеяться только на то, что Энтерпрайз дрейфует над поверхностью, и, может быть, однажды ее сенсоры выйдут на одну прямую с редкими просветами в кроне и смогут уловить сигнал. Так что Джим отложил коммуникатор и активировал маячок-дельту, встроенный в его скафандр. – Чего уставились? – мотнул головой он и тут же пожалел о слишком резком движении. В глазах потемнело, накатила тошнота. Животные в ответ вопросительно замурлыкали. Или закурлыкали. Какой-то странный гортанный звук, который у некоторых из них перетекал в вой. Похитители Джима, похоже, сами не знали, что с ним делать, – просто обступили его, как фокусника на площади, и ждали чудес. По крайней мере, не пытались напасть – и на том спасибо. Джим порылся в набедренной сумке, вынул антигравитационный шар, используемый в высадках в качестве фонаря, и бросил животным. Курлыканье усилилось, они обступили источник света, и Джиму стали отчетливо видны их похожие на собачьи морды с круглым ртом и черными точками глаз. Постепенно удалось в деталях рассмотреть и тела: массивные бесшерстые туловища с покровом по типу чешуи, три пары длинных конечностей, только две из которых они использовали при ходьбе. Свободные лапы позволяли им переносить тяжести, в том числе детенышей. Он вынул трикодер и включил запись: – Говорит Кирк, звездная дата: 2263.9. Я черт знает где, коммуникатор каждые пять секунд выдает новые координаты. Критическая неисправность скафандра – нарушена герметичность шлема. Жизненные показатели… чуть ниже нормы, головой только здорово приложился. А так руки-ноги целы, местные малоизученные формы жизни агрессии не проявляют. Он тяжело закашлялся, дал себе немного передохнуть и стал подробно описывать внешний вид животных. Даже если спасательная группа не доберется до него вовремя, рано или поздно трикодер найдет сигнал Энтерпрайз и сможет автоматически передать все данные в память корабля. Или не сможет… Черт, почему-то, несмотря ни на что, Джим еще ощущал внутри спокойствие и легкость. Мысли о собственной вероятной смерти казались ему бесконечно далекими от реальности. – Эти животные просто одержимы светом, – добавил он, наблюдая за тем, как завороженно звери кружат вокруг фонарика. – Возможно, когда вулканы извергались, им пришлось надолго уйти в лес, а здесь чертовски темно. Из-за пепла их небо, наверное, много лет оставалось темным и мутным… Интересно, они же как-то приспособились к содержанию серы в воздухе… и еще интересно, как эти металлические деревья пережили извержения. Джим устал. Рука с трикодером упала на колени. Он отстраненно разглядывал очертания древесных стволов в свете фонаря, зыбкие тени зверей и далекие кроны, за которыми едва проглядывало ночное небо. Он думал о том, как окажется на Энтерпрайз, как Боунз запрёт его в палате и как сладко Джим выспится, спрятав голову под одеяло – от всех мельчайших шорохов окружающего мира. Свет стал раздражать его, звуки казались резче, и Джим не был уверен, в чем дело – в сотрясении или в остром отравлении серой. Неважно… Он закрыл глаза. – Воздушные корни… – вдруг встрепенулся он, поднося к лицу до сих пор работающий трикодер. – Наверняка именно так деревья пережили извержение. Они держались вместе и могли расти даже без корней. Уловил мою дофига умную метафору, а, Спок? Он отдохнул еще немного. Или много. – Да, Боунз. Баджорский эль найдешь у меня в сейфе, пароль 1701… ну… типа как номер корабля, понял?.. Наверное, стоило придумать что-то – найти возможность выбраться на свободу самостоятельно, тем более что никто не пытался удерживать его силой. Можно было бы оставить животным все побрякушки из сумки и постараться вернуться. Но куда? Кругом была непроглядная тьма, и Джим просто… он не мог… он слишком…***
В следующий раз его разбудил страшный грохот. На фоне ослепительных вспышек света он сразу же увидел гигантскую фигуру инопланетянина, вставшую во весь рост на задних лапах. И у него было как-то слишком много конечностей, восемь… десять, как у древнего буддистского божества… в глазах двоилось, и Джим не мог сосчитать как следует. Животное ревело, и весь лес как будто дрожал от его стенаний. Или только Джима так трясло?.. Кругом все вертелось, звезды над кронами деревьев казались слишком яркими, звери проносились мимо, обеспокоенно курлыкая, и где-то вдали… огонь! Да, огромные огненные всполохи прямо перед ним – вот почему все убегают. Надо тоже… надо хотя бы попытаться. Опираясь на гладкое дерево, возле которого он лежал все это время, Джим поднялся на дрожащие ноги и постоял немного, обнимая ствол, потому что вдруг закашлялся чуть не до рвоты. Он не мог понять, с какой стороны движется огонь – казалось, что свет, и жар, и гул был везде одновременно. Кто-то маленький шнырял прямо у него под ногами, и крики зверей слились в далекие и близкие настойчивые голоса, и переливы теней и вспышек напоминали движущиеся фигуры, или это деревья… горизонт поплыл, и Джим почувствовал, что снова сползает на землю… – Вот черт, капитан! – какие-то руки подхватили его и не дали упасть. Раздался звон коммуникатора. – Коммандер, я нашел его. Живой! Не кричи так, – хотел ответить Джим, но сухие губы непослушно дрожали. Он попытался оттолкнуть стоящего рядом человека, но тот насильно перекинул его руку через свое плечо. «Пожар, пожар…» – шептал Джим, не понимая, почему человек так спокоен и не торопится уйти. – Кексик… – пробормотал он, вдруг сфокусировавшись на близко склоненном лице. – Так точно, сэр! – разулыбалось лицо, охваченное золотым мерцанием. – Это хорошо, что вы узнаёте. А то мы уж не знали, чего ожидать. Они искали его, понял Джим. Его разыскивали – и вот у них получилось. Неужели они решили спалить весь лес? И откуда такой шум? Выстрелы? Да, теперь Джиму казалось, что это не рев зверей, а выстрелы фазеров и окрики людей. Что же они творят? – Спасибо, энсин, найдите носилки и свяжитесь с шаттлом, – раздался ровный голос, и Джим почувствовал, как вес его тела перенесли с одних рук на другие. В непостоянном фокусе его зрения на мгновение отчетливо возникло лицо Спока, который теперь поддерживал его. И стоять стало совсем легко. – Спок, не стреляйте в них, они друзья, – выдохнул Джим, пытаясь руками зацепиться за него. – Мы не стреляем, капитан. Как ваше самочувствие? – А что за грохот? – Полагаю, это двигатели шаттла, – Спок удобнее перехватил его поперек спины. – Ни о чем не беспокойся, Джим. И только услышав эти слова, произнесенные необычно мягким для Спока тоном, Джим дал себе расслабиться и позволил чужим рукам обнимать себя. Но стоило ему сделать это – и сознание мгновенно погасло, как будто бы Джим одной силой воли удерживал его. *** Джим чувствовал себя абсолютным стариканом, но следующие тридцать шесть часов он действительно практически ничего не делал. Он много спал, закутавшись в одеяло, а в перерывах пил воду, и пил, и пил, и пил до тех пор, пока Боунз не убедился, что из его желудка и почек окончательно вымылись остатки серы. Другую часть его рациона составляли горсти таблеток и уколы гипошприца: Джим не возмущался их количеству только потому, что именно благодаря лекарствам он снова видел отчетливо, мыслил и говорил связно и больше не падал в обморок из-за увеличения яркости света в палате. Он слегка беспокоился, не повлияет ли отравление на его интеллектуальные способности (хотя Боунз и вывалил на него поток терминов и ругательств на эту тему), поэтому, как только сознание полностью восстановилось, Джим решил усиленно накачивать мышцу мозга – и взялся читать отчет мистера Спока. Сухость его языка во многом компенсировалась ясным, последовательным изложением мысли, а сейчас именно этой ясности и спокойной уверенности Джиму так не хватало. Кроме того, он много нового и увлекательного узнал о жизни своего научного отдела. – Капитан, следует ли упомянуть в рапорте существо с пятью парами конечностей, которое вы видели ночью? Джим задумался, потягивая витаминный коктейль через трубочку. – Нет, не стоит. Я принял прожекторы за огонь, а звук двигателя – за выстрелы. Вряд ли можно доверять моему восприятию. Но он был громадный. И стремный. Джим полулежал на койке в личной палате, а Спок сидел прямо перед ним с ПАДДом в руках. Как какой-нибудь древний летописец, он слушал более или менее осмысленный рассказ Джима и пытался придать ему форму официального документа. Никто не сделал бы это лучше него – Спок, пожалуй, был величайшим переводчиком с собственного языка Джима на профессиональный протокольный сленг Адмиралтейства. – Вот черт, – с досадой прошептал Джим, потирая веки. – Так не хочется идти под трибунал из-за этой… проклятой директивы. – Я лично проконтролирую, капитан, чтобы обвинение не было выдвинуто. Джим расплылся в улыбке. – Что, предлагаешь намухлевать с рапортом? – Никак нет, – с легким возмущением ответил Спок. – У меня есть достаточно логичных оснований утверждать, что биологический вид, с которым мы столкнулись на Элеопе-IV, не является цивилизацией, следовательно, контакты с ним не ограничены Первой директивой настолько строго. Джим недовольно скривился: на мгновение он почти поверил, что все-таки сумел искусить Спока и склонить его к нарушению пары-тройки правил. Ну ничего, Джим все еще не признавал поражений, и Спок, в свою очередь, никак не мог повлиять на эту черту его характера. – Да уж, – пробормотал он, подавляя остаточный кашель, – такой судебный защитник, как ты, не помешал бы мне лет пять назад… – Насколько я осведомлен, капитан, в последний раз, когда вы предстали перед трибуналом, я выступал вашим обвинителем, а значит, чисто технически не мог осуществлять вашу защиту. – А вулканцы – злопамятный народ, как я погляжу! – Отрицательно, – снова парировал Спок, – моя память регистрирует все события вне зависимости от их эмоциональной окраски. Джим усмехнулся и откинулся на подушки. Скоро, очень скоро ему станет невыносимо лежать здесь, и он начнет конючить об этом Боунзу, надоедливо, как пищащая собачья игрушка, до тех пор, пока его наконец не выпишут, взяв торжественную клятву следовать всем рекомендациям. Но прямо сейчас Джиму было спокойно и классно, и Спок сидел на расстоянии вытянутой руки, как во все разы, когда Джим оказывался ранен. Тот самый Спок, который, по словам всезнающих медсестер, организовал грандиозную спасательную операцию, лично пешком обошел весь лес и потом на руках нес Джима до носилок. Его Спок наконец-то снова был рядом и не пытался никуда сбежать. Но именно в этот момент идиллии автоматические двери палаты со свистом распахнулись. – Джим… – энергично заговорила Ухура, но, заметив Спока возле постели, вся подобралась и быстро поправилась: – Капитан, мистер Брукс с командой отправляются через четверть часа. Не хотите попрощаться с ними? – Абсолютно исключено, лейтенант, – ответил за него Спок. – Капитану положено соблюдать постельный режим. – Да ладно, Спок, оставь это Боунзу, – махнул рукой Джим. – Лейтенант, реплицируйте, пожалуйста, комплект формы для меня. Ухура воспользовалась этой просьбой, чтобы скрыть чересчур загадочную улыбку, а Спок уставился на Джима тяжелым, очень серьезным взглядом. – Позвольте выразить категорическое несогласие с этим решением, капитан. – Необязательно, Спок, твое неодобрение написано у тебя на лице. Спасибо, – он кивнул вернувшейся Ухуре и добавил: – Знаете, мы с вами обоими очень близки и все-таки… может, дадите минутку переодеться? Спок, мгновенно напрягшись, быстро встал и вышел из палаты. Ухура театрально закатила глаза, явно не понимая, чего она там не видела, что, в целом, было справедливо, ведь она имела счастье лицезреть Джима в неглиже буквально на третий день знакомства. Что, конечно же, должно было произвести на нее впечатление гораздо более сильное, чем она показывала. Пару минут спустя он вышел в клинику и застал ее и Спока за сдержанным, немного натужным разговором, и Джим вдруг вспомнил, что на самом-то деле эти двое приходились друг другу бывшими… Отвлеченный этой мыслью он не заметил надвигавшуюся с тыла угрозу. – Ты куда собрался?! – прогремел голос Боунза, и он, стремительно вырулив из-за угла, ткнул в Спока острым пальцем: – Это ты его надоумил, зеленокровый? – Отрицательно, доктор. Я совершил попытку напомнить капитану, что он пережил сотрясение головного мозга менее трех суток назад, однако мое мнение, очевидно, не было учтено. – Неужели, черт подери? Привыкай к этому, Спок. Боунз бросил на Ухуру взгляд, полный неодобрения, и снова обернулся к Джиму. На руках у доктора были перчатки, значит, он либо прервал осмотр ради поимки беглеца, либо заранее приготовился к хирургическим пыткам. Но Боунз сам разрешил эту дилемму: – У меня все руки сейчас в слюне больного очень неприятным космическим вирусом, от которого у тебя нет иммунитета, Джим, поэтому ты сию секунду вернешься в палату, если не хочешь, чтобы мои пальцы оказались у тебя во рту! Стало не на шутку страшно. – Боунз, прошу, не надо… – не скрывая ужаса, отшатнулся Джим. – Я не собираюсь на смену, просто хочу прогуляться… – Прогуляться? Последняя из твоих «прогулок» кончилась острым отравлением. Это могло бы продолжаться так долго, что Джиму уже некого стало бы провожать, но вселенная услышала его мольбы, и кто-то очень своевременно покалечился в инженерном. Прежде чем исчезнуть, расточая вокруг себя проклятия, Боунз подсунул Джиму добровольный отказ от медицинской помощи и обещал госпитализировать его обратно как буйного в случае, если он не окажется в постели через полчаса. Джим умел пользоваться шансами, которые судьба предоставляла ему, поэтому стремительно покинул медотсек, ухватив под руку Ухуру и проигнорировав своего озлобленно замершего старпома. – Сходишь со мной в шаттловый? – спросил он на ходу. – На случай, если кто-то опять решит, будто я с кем-то флиртую, мне нужен будет свидетель. – Разумеется! – снова разулыбалась Ухура, останавливаясь рядом с Джимом в турболифте. – Мне снова есть что рассказать тебе. – О господи… – у него упало сердце. – Нет-нет, ничего такого, – поспешила заверить она. – Я сейчас спросила Спока, почему он второй день подряд вообще не появляется на мостике. Я, конечно, понимаю, что он караулит тебя целыми часами, но даже ты не позволяешь себе так отлынивать от сидения в капитанском кресле. А Спок казался мне несколько более дисциплинированным. – И кто подменяет его? – озабоченно поинтересовался Джим. Идея все-таки принять смену посреди больничного уже не казалась такой безумной. – Сулу. Заодно учит пилотировать своего сменщика. Новый парень, взяли с Йорктауна, – Ухура засмеялась, сжав руку Джима. – Как жаль, что ты не видел! Сулу, который изо всех сил старается быть терпеливым, но все равно выглядит так, как будто вот-вот пальнет из фазера!.. – А что все-таки насчет Спока? – Ах, да, – снова на ее лице возникла та самая одержимая улыбка, которая все больше пугала Джима. – В общем, на дни, что ты болеешь, Спок перевелся на Бета-смену, чтобы развлекать тебя, пока мы все работаем. Джим опустил глаза. Ему почему-то очень неловко стало от одной мысли, что Спок работал ночами специально ради него. Тем более что у Джима в палате он появлялся только минут на двадцать-тридцать каждые несколько часов как бы из уважения к чужому личному пространству. – Это мило, признай? – за плечо трясла его Ухура. – Боже, Джим, он в жизни так со мной не возился. Признай это, иначе я ничего не смогу поделать и начну тебе завидовать. А я не хочу. Ну же, скажи, что это мило! – Да, это даже слишком мило с его стороны. – Отлично. И она первой вышла из турболифта – очень уверенным шагом человека, хорошо понимающего свое дело. Джим поспешил следом, обдумывая, что он скажет Бруксу и остальным на прощание. Нужны были какие-то общие дипломатичные фразы, но после всего, что гости наблюдали здесь в эти две недели, обмануть их сладкими песнями было практически невозможно. – Боже мой, капитан! Джима ощутимо передернуло от одного звука голоса Оливии. При всем уважении к ее бесспорным талантам, именно она окончательно сформировала в сознании Джима образ типичного представителя своей профессии – а именно непредсказуемого и очень внимательного агента, преследующего некие собственные цели, ради которых он не гнушается использовать запретные приемы и пересекать предупредительную разметку, обозначающую границы личного пространства. Они с братом одновременно обернулись к нему и Ухуре. – Сожалею о вашей технике, – извинился Джим, пожимая их аристократически тонкие руки, – уверен, Звездный флот готов выплатить вам компенсацию, но потерянные записи, боюсь, никто не возместит. – Вовсе нет, капитан, нам удалось восстановить все материалы, – спокойно удивился Брукс. – Мистер Спок посоветовал взять на высадку ваши модели чипов, более защищенные, так что мы ничего не лишились. Скорее приобрели. – Вы достали технику из леса? – обернулся Джим к Ухуре. – Да, – активно покивала она, – коммандер Спок не успокоился, пока на борту не оказалось все до последнего шурупа. Он все твердил, что вы, капитан, особо настаивали на этом. Джим решил не объяснять ей, что он делал это не ради ценных документальных снимков, а из страха пойти под суд за нарушение Устава. Звучало не так альтруистично и круто. – Тогда могу я попросить вас направить в наш научный отдел все снимки с Элеопы-IV? – сказал Джим вместо этого. – Для наших ученых это очень ценный источник информации. – Разумеется, капитан, – ответил Брукс. – Позвольте поинтересоваться вашим самочувствием. – Стремительно иду на поправку, спасибо, – он снова нацепил эту лицемерную улыбку и обратился к Оливии: – Простите, что так и не ответил на все ваши вопросы. – Не беспокойтесь, иногда не нужно слов, чтобы сказать правду… Она, кажется, намекала, и Джиму опять стало неловко. После этого они как-то быстро, скомканно распрощались, и Джим с Ухурой наконец-то остались одни на площадке. – Ты слышала, как она?.. – Да. На обратном пути к турболифту они молчали. Джим не мог поверить своему счастью: он знал, что ему еще придется столкнуться с этими людьми, но просто находиться на родном корабле без чужаков было бесконечно прекрасно, как будто никто больше не наблюдал за ним, как будто он выключил автоматическую запись ради личного разговора. Хотя умом он понимал, что капитан Кирк всегда – каждую минуту своей службы находится на глазах у нескольких сотен человек. И Ухура, идущая рядом, доказывала это. – Джим, мне важно понимать, – заговорила она, когда их пути должны были разойтись, – что я могу говорить открыто об этой ситуации. Мои люди задают вопросы, – она сказала это тоном тех самых полицейских из детективного триллера. – Я уважаю тебя и Спока, поэтому спрашиваю заранее. Он понимающе кивнул. – Мне нужна небольшая пауза. Дай мне поговорить со Споком, и я незамедлительно выйду на связь, лейтенант. – Принято, сэр! Ухура напоследок склонила голову в этом своем очень милом кокетливом движении и отправилась на мостик, а ее длинные густые волосы, убранные в высокий хвост, раскачивались из стороны в сторону в такт твердому шагу.***
Джим вошел в затихшую комнату отдыха и огляделся по сторонам. – Можете идти, старшина, спасибо. Он честно пытался добраться до своей каюты после расставания с Ухурой, но инженеры-грузчики настигли его, запросили дальнейших указаний насчет бывшей киностудии – и вот Джим пришел сюда с инспекцией. В опустевшей комнате остались только два ярко-красных дивана, и роботы-пылесосы с тихим шуршанием скользили по полу. На каждой из четырех стен комнаты до сих пор висели проекторы для демонстрации голограмм. Джим на секунду разволновался, что Брукс просто забыл упаковать их вместе со всем остальным, но потом обнаружил лежащий на крышке проектора пульт управления и целый кейс со стеклянными информационными носителями. На каждом стояли соответствующие звездные даты и еще какие-то непонятные Джиму маркировки. Он вставил в корпус проектора блок чипов и стал переключать отрывки голограмм. Здесь были все еще ужасающе реалистичные кадры с мостика: Павел работал за навигационной панелью так, будто он сам и все его приборы очутились прямо здесь, в комнате. Вспоминая инструкции Брукса, Джим прибавлял к этой картинке все новые и новые подвижные элементы, так что скоро в компании Чехова появились Сулу, Ухура, Спок и он сам, сидящий в капитанском кресле. Джим рассмотрел со всех сторон полный работы, но молчаливый призрак мостика, что само по себе казалось нереальным – как будто его выкинуло из собственного тела, и теперь он мог ходить всюду и наблюдать, оставаясь незамеченным. Потом он нашел индивидуальные кадры каждого из старших офицеров. Это был один из эпизодов фильма – они все рассказывали что-то о своих коллегах. Джим, например, толкал речь о Боунзе, и они вдвоем с Оливией несколько часов напряженно оттачивали текст, чтобы старший медицинский офицер Энтерпрайз остался в истории как великий ученый и незаменимый советник капитана, а не как истеричный сельский доктор, склонный драматизировать и читать морали. Боунз, в свою очередь, говорил об Ухуре, а Спок – о Джиме. Найдя среди прочих запись своего старпома, Джим зажал паузу и подошел ближе, буквально вплотную. Спок… «Дай мне поговорить со Споком», – сказал он Ухуре, но правда в том, что у него были три тысячи и одна возможность заговорить с ним в любую из тех минут, что они оставались наедине в тишине палаты. Когда Спок сидел в кресле и работал, а Джим просто смотрел на него сквозь едва приоткрытые веки. Между ними так долго сохранялось безусловное молчаливое согласие, что нарушать это молчание и лезть руками в исправно работающий механизм казалось кощунством. Они провели за эти три года столько вечеров вместе, разменяли сотни шахматных партий и, наверное, могли целую вечность обходить что-то, что несомненно существовало в неизученной зоне между ними. Но надо ли вообще заходить туда?.. Джиму тут же вспомнились объятия Спока на Элеопе, берущие на себя большую часть его веса, и ощущение спокойствия и легкости, наполнившее Джиму, стоило Споку оказаться так близко. Он нажал кнопку на пульте, и замершая перед ним проекция Спока ожила. – Капитан Джеймс Кирк – один из наиболее выдающихся действующих командиров в Звездном флоте, – говорил Спок, глядя прямо перед собой. – На его счету миллионы спасенных жизней и множество личных жертв, понесенных им во имя благосостояния Объединенной федерации планет. Капитан Кирк отмечен почетными орденами Звездного флота, такими как… – Джим густо залился краской и спрятал пунцовое лицо в ладонях, стараясь не видеть и не слышать всех тех вещей, которые Спок приписывал ему. – Достоинства капитана не ограничиваются его уникальными управленческими способностями: он также многократно принимал участие в проектах научного отдела USS Энтерпрайз и показал себя как исключительный… Джим вдруг услышал свист открывающихся дверей за спиной и в панике нажал пять разных кнопок на пульте сразу. Спок исчез, комната отдыха наполнилась мягким сиянием звезд, разбросанных по всему пространству над полом, а в завершение композиции прямо перед Джимом вырос огромный ядовитый цветок из оранжереи Сулу. Выглядело все это странно – но не настолько странно, как голограмма Спока в каких-то десяти сантиметрах перед ним. – Я полагал, капитан, в ваши намерения входило отправиться в каюту после вылета шаттла? – Да, Спок, и до сих пор входит, – рассеянно улыбаясь, обернулся он и быстро отключил нелепую извивающуюся голограмму цветка. – Просто размышляю, что делать с этой комнатой… Как считаешь, может, оставить все как есть и показывать здесь фильмы для экипажа? – Оригинальное решение, капитан, – ответил он, подходя ближе и заинтересованно разглядывая осколки звезд, сверкающие повсюду. «Оригинальность» в случае Спока могла означать как комплимент, так и скрытое выражение критики, но Джим понимал по всей его расслабленной фигуре со сложенными за спиной руками, по спокойному, почти улыбающемуся лицу в приглушенном голубоватом свете, что на самом деле Спок вполне одобряет его идею. – Кстати, я очень хочу послушать про твои разработки с Варпом, – добавил Джим. – Это исследование ждет большое будущее. Если начать использовать выхлопы Варп-пузыря как с источник энергии, мы однажды сможем почти полностью отказаться от использования дилития. А без дилития напряжения в Федерации станет гораздо меньше. – Ваши размышления справедливы, – кивнул Спок и остановился в полуметре от Джима, как раз на границе неизученной туманности между ними. – Угроза войны с клингонами и другими расами, не состоящими в Федерации, также во многом зависит от наших сырьевых потребностей. К сожалению, воспользоваться результатами современных исследований смогут только наши потомки, я предварительно оцениваю продолжительность работы до первого тестового запуска в семьдесят целых и шесть десятых терранских года. – Да уж, походу работы там реально тьма … – Ваши знания и способности, несомненно, будут исключительно полезны в рамках этого проекта. Я снова выражаю сожаление по поводу того, что начал исследование без вашего участия, учитывая тот факт, что мне был известен ваш интерес в данном вопросе. Джим в смущении потер затылок, надеясь, что не покраснеет опять с той же интенсивностью, что и несколько минут назад. – Хватит уже извиняться, – пробормотал он. – Сказать по правде, я слышал кое-что про тебя и… про Оливию – про то, что она говорила обо мне и тебе. Так что я хорошо понимаю, что тебе неловко было обсуждать это со мной. – Понятие неловкости далеко от вулканского менталитета, – настойчиво возразил Спок, – и данная эмоция не является фактором, определяющим мое поведение. Я лишь считаю унизительным для вас, Джим, и для себя обсуждать наши отношения в подобном недостойном контексте. Да, наступил идеальный момент, чтобы покраснеть до самых кончиков ушей. Голова начала кружиться, но Джим отдавал себе отчет в том, что не стоит скидывать это на недавнюю травму. – Но, Спок, как показывает практика, совсем не обсуждать наши отношения – это тоже не вариант. – Верно, – негромко согласился Спок. – Текущий контекст я нахожу в высшей степени подходящим для подобного обсуждения. – Ясно… Увы, с обсуждениями все-таки не задалось. Потому что была ровно секунда тишины, а потом они синхронно шагнули друг другу навстречу, не совсем нежно сталкиваясь посередине. Оба, похоже, не были до конца уверены, что с противоположной стороны последует ответный шаг. Но ведь последовал! И от этого все горы сомнений, высившихся до небес, обвалились, как будто пенистые волны растворили песочный замок. И теперь, когда пустоты между ними не стало, оказалось невозможно даже представить, что она когда-то существовала, что они двое вообще способны были поддерживать такую немыслимо огромную дистанцию. Годами напролет. Ощущалось ли это так же, как Джим представлял себе? И да, и нет. Он думал, это будет восторг или что-то типа, но вместо этого он почувствовал сногсшибательное, долгожданное облегчение, и одновременно ему хотелось запрыгать на месте – что оказалось невозможно, поскольку Спок удерживал его лицо в своих ладонях, пожалуй, даже сильнее, чем это было необходимо. В то же время Джим готов был растечься во что-то невразумительное прямо здесь, потому что он… потому что Спок и потому что они, черт подери, стоят и целуются под этими гребанными голографическими звездами, и все это вместе – какой-то полный звездец. Джим отчетливо понимал, что ничего романтичнее в его жизни не было и уже не будет, и в ответ сжимал запястья Спока, боясь, что он либо отстранится раньше времени, либо, наоборот, решит придушить Джима прямо на месте. Зачем?.. Ну, во-первых, он уже пробовал, а во-вторых, вдруг вулканцы уничтожают всех свидетелей их чрезмерных эмоциональных всплесков, и именно поэтому все считают, что они все такие сдержанные. Эта теория вполне имела право на существование, потому что, опять же, Спок однажды едва не поступил так с Джимом, а потом вполне эффективно повторил это с Ханом… Или Споку просто нравятся такие штуки? Джим отстранился, насколько позволяла эта крепкая чуть-больше-чем-дружеская хватка, но черные глаза Спока до сих пор были достаточно близко, чтобы у Джима сумасшедшим образом вертелась голова. Чужие руки все еще плотно касались его кожи, значит, Спок ощущал все эти смешанные чувства (в том числе физически, поскольку пульс Джима бешено долбился прямо под кожей), и следовало расставить точки над i, пока он не надумал себе лишнего. – Это замечательно, просто замечательно… – зачем-то шептал Джим не в силах сделать хоть что-то со своими совершенно округлившимися от шока глазами. – Но если я прямо сейчас не вернусь в каюту, Боунз пойдет на меня с оружием. – Полагаю, цели доктора Маккоя исключительно миролюбивы, – голос Спока тоже звучал странно, и эта странность отозвалась дрожью вдоль всего позвоночника Джима. – Да, но методы у него – так себе… – В таком случае могу я присоединиться к вам в каюте? – Эммм… Джим все это время непроизвольно пялился на губы Спока, поэтому буквально увидел, как тот выговорил эти слова. Тут же мозг с запозданием проанализировал события последних минут, и вот Джим уже не мог не думать о том, какой горячий у Спока рот (что, в целом, было ожидаемо из-за его космических корней). И еще он напряженно думал, как мало у Спока слюны – не то чтобы это плохо или хорошо, просто это отличалось от всех прежних опытов Джима, и в этом конкретном смысле ему приходилось работать за двоих, чтобы придать процессу больше гладкости, скользкости… О господи, каюта, они что-то говорили про каюту… – Я получил назначения Энтерпрайз на следующий месяц, – совсем немного запнувшись, быстро объяснился Спок, как будто проследив весь этот кошмарный путь чужих размышлений, – полагаю, вы хотели бы с ними ознакомиться. – Да, назначения! Да, конечно, абсолютно с радостью. Спок дернул бровью в ответ на такое бурное проявление согласия и наконец покорно отнял ладони от чужой шеи, отступая на полшага назад. Уходя из комнаты отдыха, Джим погасил сияющую голограмму, но маленькие блестящие осколки звезд продолжали чудиться ему весь оставшийся день. Пока они вдвоем вполне целомудренно учились играть в калах до тех пор, пока Споку не пришло время заступать в Бета-смену и он не покинул капитанскую каюту с пожеланием добрых снов. И даже позже, когда Джим лежал один, глядя в потолок, ему казалось, что он сам изнутри весь переполнен этим дрожащим внеземным сиянием.***
Три месяца прошли как в тумане. Ну, типа… буквально – Звездный флот соизволил-таки назначить им несколько продолжительных миссий за туманностью. За это время они ни разу не выходили с Адмиралтейством на связь (это было просто технически невозможно), и Джим еще никогда не управлял кораблем с таким удовольствием. Свобода и безнаказанность просто окрыляли его. Разумеется, они успели поломать и погнуть кое-что, а также почти всем командным составом по очереди полежали в медотсеке, но… Джим ненавязчиво переложил обязанность огорчаться по этому поводу на Скотти и Боунза. По окончании череды исследовательских миссий команду Энтерпрайз пригласили на закрытый показ голографической документалки о них. Ухура была на сто процентов уверена, что фильм удался, Спок сказал: «Удовлетворительно», – а Джим неожиданно для себя ощутил неприятное давящее чувство при взгляде на самого себя – напряженного, мрачного, неуверенного в себе. Вообще весь фильм на его вкус отдавал каким-то натужным пафосом. Вся эта грандиозная музыка с фанфарами, тыканье зрителям в нос передовых технологий… просто фу. Джим чувствовал, что месяцы нормальной работы за туманностью окончательно разорвали пуповину между ним настоящим и тем сияющим на солнце образом капитана Кирка, который нарисовало Адмиралтейство. Он просто не мог ассоциировать этого умудренного опытом мужика с самим собой, лежащим голышом в постели в три часа ночи, почти бессознательно споря о какой-то научной фигне. Но Спок как-то очень просто и быстро вправил ему мозги. Во-первых, объяснил, что их высоконаучные дискуссии – это совсем не «фигня», как Джим позволил себе выразиться. Во-вторых, провел целый экскурс в область построения публичного имиджа и лишний раз отметил важность разграничения работы и личной жизни. Значило ли это, что они не могут обращаться друг к другу «капитан» и «коммандер» в рамках сугубо личных взаимодействий? – Разумеется, нет, они взрослые люди и могут позволить себе что угодно при условии обоюдного согласия. Джим сделал над собой немыслимое умственное усилие, чтобы проанализировать заковыристую речь Спока, и сделал вывод, что его вулканец так или иначе не против некоторых сугубо личных экспериментов. В общем, со временем Джим перестал так остро реагировать на воспоминания о фильме и занялся подготовкой к следующему комплексу миссий на границе с Гамма-квадрантом. – Я не обязан оказывать тебе все виды медицинских услуг просто потому, что тебе очень надо, – ворчал доктор Маккой, располагая тканевый регенератор над голенью Джима. – Что за жлобство, Боунз? Некоторые твои коллеги вообще за бесплатно работали. – То, что в мире есть мазохисты, никак меня не касается, – строго пробубнил он, вынимая ПАДД. – Обстоятельства травмы? – Упал с табуретки во время исполнения служебных обязанностей, – даже не пытаясь увиливать, признался Джим. – Что?.. – Ну что-что! Помогал инженерам, менял лампочку на мостике, свалился с табуретки – что непонятного? Боунз выглядел ошеломленным. – Я просто восхищаюсь тобой, Джим, – произнес он с глубоким чувством. – Или твоей фантазией, если на самом деле ты неудачно навернулся с кровати. Боунз был ужасно близок к истине. А ещё Боунз всегда знал, когда Джим врет, и он наверняка знал про него и Спока. Его старческий мозг должен был сделать определённые выводы из того, что Джим реже приходит к нему за бокалом горячительного и реже устраивает истерики на глазах у всех. Одно то, что Боунз не задавал вопросов, доказывало: он знал. Уже минут через пятнадцать Джим вышел из станционного медотсека, все еще осторожно ступая на пострадавшую ногу. После регенерации тканям всегда требовалось время, чтобы налиться кровью, и ощущалось это как легкое онемение. – Как ваше самочувствие? – отделяясь от противоположной стены коридора, поинтересовался сопровождавший его Спок. – Лучше не бывает, – отмахнулся Джим и бодро зашагал в сторону порта. – Ожидая вас, я обдумал возможность модернизации покрытия в душевой, чтобы избежать повторения вчерашнего инцидента, – Спок внимательно заглянул Джиму в лицо. – Вы чем-то огорчены? Само собой, он был немного огорчен необходимостью снова вспоминать, как постыдно он вчера вечером растянулся на кафеле в ванной и как потом, сдавленно охая, ковылял до медотсека. – Нет, Спок, просто нервничаю, – вздохнул он, возвращая извиняющуюся улыбку. – Нелогично переживать из-за вашей предстоящей встречи с матерью, учитывая, что она будет счастлива видеть вас в восьмидесяти четырех целых и семи десятых процентов случаев. Потрясающе. И еще пятнадцать с половиной процентов вариантов, при которых Вайнона либо не почувствует ничего, либо переживет кучу самых болезненных воспоминаний от одного только вида своего младшего сына. Просто великолепно, блин. Джим остановился, нескольких метров не доходя до пассажирского шаттла, и обернулся к Споку со скептическим выражением лица. – Я не видел ее несколько лет, Спок, и у нас никогда не было таких отношений, как у тебя и твоей мамы. Мы вообще-то едва знаем друг друга. Темные глаза Спока показались Джиму печальными. Ничего не говоря, вулканец коснулся двумя пальцами тыльной стороны его ладони, сжимавшей небольшую сумку с багажом. И даже если Джим не был способен осознанно воспринимать телепатический контакт вне особого транса, он все равно чувствовал тепло, текущее от места касания по всему его телу. – Ладно-ладно, – смущенно пробормотал Джим, отступая к шаттлу. Ему такая ласка все еще казалась не совсем привычной. – Не скучай тут без меня. – Это также нелогично, Джим, поскольку продолжительность вашей поездки не превышает… – Спок, – настойчиво перебил он, шутливо тыча в вулканца указательным пальцем, – жди меня! Джим стремительно поднялся в салон корабля и сел на свободное место, с легким удивлением узнавая в девушке напротив одну из работниц отдела связи Энтерпрайз. Связистка таинственно улыбалась, глядя на него, и Джим чертовски хорошо знал, у кого еще он видел такую же улыбку. Несколько дней назад он уговаривал Ухуру не болтать о том, что они со Споком, похоже, по-серьезному мутят, и буквально умолял дать им хоть недолго пожить вдвоем наедине с этим секретом. Ухура обещала сделать все возможное, но слухи… неминуемо расползались, а юная связистка абсолютно точно видела прощание Джима со Споком через окно. Да плевать! Он откинулся на подголовник кресла и постарался расслабиться. Проклятый Спок, разжалобил его своими историями о покойной матери, и вот Джим намылился на долбанную Андорию, просто чтобы увидеться с Вайноной Кирк. И он чертовски нервничал, хотя понимал, что с нетерпением ждет этой встречи. Казалось, что именно у мамы он мог найти ответы на какие-то свои вопросы. Джим выдохнул и улыбнулся своим мыслям. Как бы ни прошла встреча на Андории, по возвращении кто-то обязательно будет его ждать, и от этого он уже чувствовал себя лучше. Черт возьми, какая же офигительная у него жизнь...