Lean on my pride

Черная футболка, черная рубашка поверх. Не менее черные штаны и легкие кроссовки с длинными красными носками. Красная шапочка, бессменно покрывавшая голову с короткой стрижкой. Иногда еще появлялись черные круглые очки в белой пластмассовой оправе или штаны сменялись на лосины и длинные свободные шорты с белыми полосками на коленях. Почти всегда Блурри таскал с собой свой фирменный красный рюкзак, но только не на встречи с клиентами. Он носил его, когда был обычным парнем, прохаживающимся по улицам мрачного города, в котором пребывал большую часть времени. Блуррифейс вообще редко перемещался по Вселенным. Он иногда мог заскочить в свой любимый Хогвартс, но и в этом чудесном месте редко оставался даже на неделю. Все смотрели на него косо, особенно если он набирался смелости и все же заходил внутрь школы еще раз полюбоваться стенами, высокими потолками и магическими трюками учеников. Еще бы: взрослый парень, одетый как черт знает что, бродит по старинному особняку с открытым ртом. Временами Блурри навещал Страну Чудес, и вот там его всегда принимали с радостью. Он был чем-то вроде музейного экспоната, и все обитатели с интересом разглядывали его и щупали. Почти все это время он проводил в светских беседах со Шляпником о других Вселенных и странностях и был ему благодарен. Не каждый решался вступить с Блурри в диалог, зная что он популярная шлюха. Наверное, поэтому он всегда обходил темы о роде занятий и человеческом призвании стороной: просто хотел сохранить тех немногочисленных собеседников, что у него были. Едва он знакомился, все спрашивали его один и тот же вопрос: «Почему твои руки и шея черные?» — на что парень обычно никогда не отвечал. Он не хотел делиться ни с кем своими проблемами, страхами и темными мыслями, а потому как мог уклонялся от ответа или что-то неразборчиво пробубнив, или сразу же переведя разговор в другое русло. Обычно после таких дней он не брал клиентов, даже если его уговаривали и заманивали огромными суммами. Он просто садился на пол, поджимал колени к груди и пытался дышать сквозь слезы, лившиеся градом по щекам. Тело трясло, а черная краска заливала все предплечье и шею вплоть до самых ключиц, напоминая уродливые перчатки и воротник. Как вы понимаете, Блурри редко с кем-либо знакомился. Да и когда ему было? Зачастую даже днем у него было полно клиентов. Невероятная способность его тощего на вид тела быстро восстанавливаться, да и вообще редко травмироваться после бурных «свиданий» стала одной из причин распространения его популярности. Кроме того, он умел прекрасно двигаться и ублажать. Собственно, этого от него и требовали. Собственно, этим он и занимался по жизни. Возможно, каждый второй, видя какого-либо коммерческого секс-работника, хочет верить, что тот выбрал этот путь ввиду обстоятельств и окружающей атмосферы. Тяжело заболела мать и нужны были деньги или выгнали с работы и не на что было даже есть, но это далеко не всегда так. По крайней мере, паренька в красной шапочке все устраивало (ну или почти все). Блурри выбрал этот путь сам. Блурри просто хотел быть любимым. Но он не знал, что это болото затащит его по самую шею, а подадут ему, к сожалению, не руки помощи, а только хуи. День за днем он обслуживал клиентов, позволяя себе лишь по выходным заняться ночью тем, чем большинство нормальных людей и занималось: поспать. Ночами напролет он лежал в чужих комнатах на чужих кроватях, иногда среди богатой обстановки (точнее, зачастую, потому что цену себе набил заоблачную. Ему надоело таскаться по бомжатникам и цеплять сифилис, хламидиоз и прочие болячки, от которых он потом очень долго лечился), иногда и не очень. Клиенты тоже бывали разные: добрые, стеснительные, жестокие, властные, бревноподобные и тд., но парень никогда не жаловался. Если ему делали больно, он копил обиду, если обижали, обзывали, посылали, извращались — он терпел и не возражал, но внутри набухал комок боли, который отражался в черных красках, расползавшихся по рукам и шее. Иначе говоря, по Блурри в прямом смысле было видно, когда ему нужен отпуск. В такие моменты он уезжал в другую Вселенную и отпускал все зло за разговорами. Иногда ему попадались настоящие экспонаты — люди на поговорить. Поначалу все происходило обыденно: Блуррифейс раздевался, помогал раздевался клиенту, затем его имели, а дальше начиналось самое интересное — его просили остаться. Иначе говоря, продлевали. Вот тогда парень перевоплощался в психолога и помогал справиться с проблемами, чаще всего посредством песен собственно сочинения. Да, Блурри был музыкантом, и именно это помогало ему не потонуть в той бочке дерьма, в которую он окунался день за днем, неделю за неделей, год за годом. Он писал тексты, биты и сам же их и исполнял. Идиллия. Таким образом его жизнь продолжалась довольно долго. Ровно до того момента, как ему не позвонили и не сказали, что он заказан на всю ночь в один не очень дорогой отель. Блурри на это лишь закатил глаза: опять придется опытным путем узнавать, что за нравы у этого клиента. Собрав все нужные вещи в пакет, он закрыл квартирку и вышел на улицы Мрачного города. Заказал такси, и пока ехал, разглядывал высотки, подпиравшие небо или проткнувшие его своими шпилями. В этом месте всегда было темно, даже днем, солнце редко появлялось, да и само по себе было холодным и тусклым. «Как и все вокруг», — подумал Блуррифейс, вздыхая очередной раз от вида чьего-то измученного лица. Здесь не было радости, веселья, этот город представлял собой скопление страхов и черных мыслей, плохих эмоций и слез. «Тут мне и место». — Приехали, — пробурчал таксист, даже не оборачиваясь на парня сзади. — Спасибо, — тихо ответил Блурри и, оставив деньги еще до начала поездки, вышел на встречу пронизывающему насквозь ветру. Было темно, и Блуррифейс чуть не упал, споткнувшись о какой-то камень на дорожке, пока входил в отель. Никто не обратил на это внимания. Здесь всем было все равно. Парень поднялся на лифте на нужный этаж и постучался. Несмотря на весь его немаленький опыт, он изрядно нервничал. Неизвестно, чем могла закончится эта встреча: его часто избивали или привязывали и драли до тех пор, пока он не уставал кричать или терял сознание, на что надеялся в такие моменты как на единственное решение проблемы. Потом ему всучивали деньги и просто кидали за порог, а затем выкидывали и его одежду. Иногда он не мог пошевелиться, а лишь лежал голый за дверью, свернувшись клубочком и истекая кровью и слезами, пока его одевала уборщица. После этого он еще недели две не мог сидеть и нормально ходить, не морщась при каждом движении. Да, и такое бывало. Этот город жесток и беспощаден, но он был единственно верным для Блурри. Он выдохнул, когда ему открыл не какой-то громила, а всего лишь молодой паренек, на вид совершенно мальчишка, но на полголовы выше его самого, в огромной для него толстовке цвета хаки с двумя перекрещенными желтыми полосами на груди и черных штанах. У двери стояли массивные берцы, и Блурри не мог не удивиться, ведь такое в их мире редко встретишь из-за постоянно теплой погоды. — Эм, привет, заходи, — парень замялся, а потом пропустил Блуррифейс вперед, закрыв за ним дверь. Парень тут же скинул с себя кроссовки и прошел, оглядываясь по сторонам. Не лакшери, конечно, но тоже ничего. Современная двуспальная кровать, небольшой столик с двумя кружками и чайником, кресло и телевизор. «В целом неплохо, лишь бы кровать не скрипела. Ненавижу это», — подумал Блурри, вальяжно ложась на кровать. — Ну что, зайка, сам разденешься или тебе помочь? — кокетливо спросил парень, снимая свою рубашку и потирая подол футболки. — Я… ну, я не знаю, наверное сам… или лучше помоги, я… — У тебя первый раз? — губы Блурри сжались в одну полосочку, он со злостью бросил на пол рубашку и встал на кровать, почти касаясь головой потолка. В этот момент он возвышался над парнем почти на две головы, и тот еще больше сжался, не решаясь ни сесть, ни даже посмотреть тому в глаза. — Ну вообще-то да, — он нервно теребил край толстовки и приглаживал желтые ленты на плечах, как будто они могли отклеиться каждую секунду. — Да твою мать, что за день! — воскликнул Бллуррифейс, вспрыгивая с кровати и хватаясь руками за голову. Больше скрипучих кроватей он ненавидел только девственников. Меньше всего он желал становиться первым любовником для ранимого подростка. — Хорошо, послушай. Посмотри на меня. Эй, я тут, посмотри. Ему буквально пришлось руками схватить паренька за подбородок и поднять на уровень своего лица. Только в тот момент он смог рассмотреть его детально и понять, насколько же они похожи. Те же глаза, нос, губы, только прическа еще короче, примерно под троечку, да и кожа чуть смуглее. Сразу видно, что тот много пребывает на воздухе, и солнце там жаркое и приветливое. Не то что в его крае. Блуррифейс был бледный, как фарфоровая чашка, и за это его ценили еще больше. Да и тот паренек был более мускулист, хоть и тоже не отличался приличным телосложением. Или это только толстовка? Блурри усмехнулся и даже забыл, что хотел сказать. Это поразительное сходство окончательно отбило у него желание трахаться. — Как тебя зовут, малыш? — спросил он, слегка поворачивая его голову для более детального осмотра. Он редко позволял себе такое, обычно такое делали с ним, но сегодня особенный день, и он это понял, как только собирался войти в этот отель. — Клэнси, — тихо произнес он, отстраняясь. Брови сошлись к переносице, и он порывисто сел на кровать. — Ну и зачем ты меня позвал, Клэнси? Хочешь, чтобы твой первый парень был шлюхой, которая тебя бросит через шесть часов? Уже даже меньше, — взглянув на часы, добавил он. — Я хочу перестать быть девственником. Хочу стать сильным. — Чтобы стать сильным, надо кашу есть, мальчик мой, а не со взрослыми дяденьками трахаться. Сколько тебе хоть лет, зайчонок? — Семнадцать, — ответил Клэнси, вновь одернув толстовку, как будто она была единственным островком спасения в этом номере. — Господи, ты еще и несовершеннолетний! Меня посадят, ты это понимаешь? Я не буду с тобой ебаться, даже не мечтай, я ухожу. Деньги оставь себе и потрать их на что-то стоящее, тем более сумма там немаленькая, — Блурри уже хотел уходить, но парень остановил его, вскочив так же порывисто, как и сев пару минут назад. — Стой! Пожалуйста, я… я просто устал быть один, а с тобой можно поговорить, я слышал. Так хотя бы поговори со мной, прошу, не уходи, я… Тот всхлипнул и осел. Клэнси отер выступившие слезы рукавом и поднял взгляд на стоящего. Первый раз Блуррифейс почувствовал жалость к плачущему. Он ненавидел и свои, и чужие слезы одинаково, но этот малец буквально растопил его сердце, казалось, с рождения бывшее камнем. — Ну хорошо, на поговорить я останусь, но это в последний раз. Тебе правда не стоит со мной общаться, я ведь не ангел, и ты, надеюсь, это понимаешь. — Да, хорошо. Просто мне так тяжело. У меня никого нет. Понимаешь, никого? Я в буквальном смысле ОДИН. — Понимаю… Еще как понимаю, Клэнси, — Блурри вздохнул и даже сам поник. Видимо, они сходились не только во внешности. — Вот. И проблема вообще не в том, что я девственник или что-то такое, дело вообще не в этом. Просто… у меня умер друг и в общем я уже давно ни с кем не разговаривал. А я хочу, чтобы меня любили, чтобы я хоть на секунду забыл, кто я, чтобы просто стал обычным мальчиком, которого любят, — голос паренька дрожал, он изо всех сил сдерживал слезы. — А как же твои родители? Они что… не любят тебя? — аккуратно спросил Блуррифейс, приобнимая того за плечи и пододвигаясь ближе. «И что же ты не к психологу пошел». — Наверное, любили бы, если бы были. Я сирота. — Оу. Прости, — он замолчал, не найдя, что еще сказать. — Да ладно, не извиняйся, ты же не знал. Кстати это его толстовка, ношу как память. Его звали Джош и вроде как… мы любили друг друга, но все было запутанно, да и не до этого как-то было. — Как может быть не до любви? — В том месте, где я живу, это последнее, чему стоит отдаваться. Мне повезло вырваться и найти выход, но все остальные остались там, и я должен помочь им выбраться. — И где же ты живешь, если не секрет? — Дема. Темное место. В образном смысле, конечно. Выглядит она немного скучно и закрепощенно, но изнутри она еще хуже. Городом правят епископы, и они буквально подчиняют себе твой разум, не давая воле творчеству и полету фантазии. Я не могу там жить, это место… оно буквально поглощает меня, поэтому я искал выход и нашел. Я и мой друг. Его заметили, когда он пытался перейти в другую Вселенную, и ему пришлось бежать. Они загнали его на скалу, и он спрыгнул. Мне… мне так одиноко без него. Голос Клэнси к концу задрожал еще сильнее, и он не выдержал, расплакавшись. Блурри прижал его к себе, нежно поглаживая по голове и жалея о том, что у паренька не длинные волосы и он не может зарыться в них рукой. Ему было невероятно жаль этого мальчонку, ведь тот был еще так молод для тех испытаний, которые ему преподносила судьба. — Тише, я все понимаю. Ты больше не в Деме, я рядом. Все хорошо, — тот шептал бессвязные фразы на ухо, не переставая поглаживать ежик, на удивление приятно коловший руку. — Знаешь, я ведь пишу музыку, — тихо произнес Клэнси, выпрямляясь. — Правда? Я тоже, — Блурри понял, что ляпнул лишнего лишь после того, как это сказал. — Что, серьезно? Спой что-нибудь, я уверен, у тебя хорошо получается. Пожалуйста! — Ты меня знаешь от силы час, как ты можешь быть уверен в том, что я прекрасный певец? — Я просто это чувствую. Мы же похожи, ты не заметил? Может быть, мы с тобой просто разные интерпретации одного человека в разных Вселенных. — Не дай Бог, — пробормотал полушепотом Блурри, но потом все же начал петь. Он решил исполнить свою любимую из написанных песен — «Stressed Out», потому что она всегда напоминала ему о том, что от него ждут все вокруг и что он ждет от самого себя. Он отбивал ритм на коленках, но это не мешало Клэнси наслаждаться тем, что он слышал и видел. В какой-то момент ему показалось, что он смог заглянуть внутрь той ауры, что окружала Блуррифейс и защищала его от воздействий внешнего мира, но потом он сразу же закрылся, нелепо улыбнувшись. — Ты поешь восхитительно, правда. Почему ты не выступаешь с этим, это же прекрасно? Блурри усмехнулся, удивившись такой наивности, а потом тут же погрустнел, представив, что с этим ребенком сделает жестокий окружающий мир. — Я не певец, Клэнси. Я всего лишь коммерческий секс-работник. Серьезно, ну какой из меня певец? — в доказательство парень встал и покрутился, расставив в стороны руки. Он и правда мало походил на звезду музыкальной индустрии. — Очень странный певец, но в этом явный плюс. Стой, у меня кое-что есть. Клэнси быстро поднялся и, подойдя к шкафу, выудил оттуда камуфляжную куртку с неизменными желтыми полосами, но уже на плечах и руке. Тряхнув ее, чтобы расправилась, он с гордостью предоставил ее парню. — Смотри, она отлично тебе пойдет! Я думаю, это слегка украсит твой мрачноватый вид. Надевай, — Клэнси бросил куртку Блурри, и тот неловко поймал ее, замявшись и не зная, надевать или нет. Его щеки залились красным, и он был растроган: с ним еще никогда не делились вещами. — Ну что стоишь? Надевай! Я нашел еще кое-что, так сказать, аксессуар. Как только Блурри натянул на себя чуть великоватую ему куртку, парнишка завязал у него на лице желтую бандану, оставляя открытыми только глаза. — Ну вот, теперь ты точно преобразился и можешь идти на сцену. Факел бы тебе для спецэффектов, но этого у меня с собой нет, уж прости. Слушай, а тебе реально идет. Я бы даже взял тебя с собой, но туда, куда я вернусь, лучше не приходить вовсе, да и ты со мной не пойдешь, я думаю. Он внезапно поник, а потом забрался на кровать и лег, скинув с себя толстовку и повесив ее на спинку стула, таким образом оставшись в футболке болотно-зеленого цвета. — А я ведь пел там, в Деме. Я и мой друг. Мы так приободряли жителей и привлекали новых людей на борьбу с епископами. Концерты, безусловно, были закрытые, да это в принципе даже и не концерты вовсе, так, маленькие выступления. Я исполнял песни собственного сочинения, играл на гитаре, а Джош сидел за барабанной установкой. Все было отлично, пока его не поймали. Больше такого дуэта не существует, я не выступаю почти год и не беру нового барабанщика. Все уже не то. — Послушай, что я тебе скажу, Клэнси, — Блурри лег рядом, повернувшись на бок и подперев голову рукой. — Мне очень жаль, что тебе пришлось так рано повзрослеть, когда ты мог бы еще наслаждаться всеми прелестями жизни. Я бы желал тебе другой судьбы, но от предначертанного не уйдешь, понимаешь, о чем я? — парень неуверенно кивнул, но в его глазах до понимания было еще далеко. — Есть только два пути: смириться или бороться, и, какой выберешь ты, зависит от тебя. — Я выбрал бороться. — Тогда борись. Обратной дороги нет. Выбрал путь борьбы — борись. Вот и все, что я могу тебе посоветовать. Ты хороший мальчик и проделал огромную работу, и когда-нибудь кто-нибудь скажет тебе за это «спасибо». Я гарантирую, — Блурри улыбнулся, и Клэнси улыбнулся в ответ. — Ну, а на сегодня советы от взрослого дяденьки закончились. Иди сюда. Парнишка усмехнулся и потянулся к лежащему напротив, принимая предложение в объятиях. Они обнялись, и атмосфера сразу же разрядилась, а им обоим, несмотря на обстоятельства, захотелось спать. Но сон к Блурри не шел. Он корил себя за то, что, вопреки своему негласному правилу, делал все, чтобы привязать к себе мальчонку. Выругавшись про себя, он пообещал себе больше не давать повода для установления каких-либо отношений, но, когда тот во сне закинул на него ногу и прижал еще сильнее, расплылся лужицей внутри и положил руку на бритую макушку, нежно поглаживая. Он обещал, но не мог. Просто не сейчас. Сейчас он мог только наслаждаться теплом, шедшим от этого мягкого тела, и удивляться, как не по годам силен этот мальчик.