***
Вначале Стив познакомился с Джеймсом. В тот день он в приподнятом настроении спешил с работы домой — хозяйка сказала, что именно сегодня прибудет загадочный жилец. Стив влетел в подъезд и затормозил, обнаружив у своей двери незнакомого опасного вида мужчину. — Ты Роджерс? — угрожающе спросил незнакомец и тряхнул головой, чуть отбрасывая назад скрывавшие его лицо неопрятные пряди черных волос. — А ты Барнс? Миссис Джонс говорила о тебе, — Стив активно нащупывал в рюкзаке ключи, не отрывая взгляда от собеседника. У того была потрясающая форма губ — художник в нем всегда подмечал такие вещи. — Она оставила для тебя ключи. Сейчас. Да где же они? А, вот! — он открыл дверь и пропустил нового жильца вперед, собираясь обсудить в ним кучу вещей, начиная от графика мытья кухни до отношения к живописи и дизайну. — Меня, кстати, зовут… Но Барнс уже скрылся в своей комнате, напоследок окинув Роджерса таким острым, таким холодным взглядом убийцы, что тот в ужасе прижался к стене в поисках защиты. И стоял так до тех пор, пока в комнате, куда вошел мужчина, не заскрипела кровать, и все не стихло. Напуганный до чертиков, Стив долго не мог заснуть, опасаясь, что странный сосед перережет ему горло. Почему-то он решил, что из всевозможных способов убийства его новый сожитель выберет именно этот. А утром к нему вышел Баки. — Доброе утро, — он широко зевнул и улыбнулся по-доброму. — Ты Стив, да? — расслабленный, одетый в смешную футболку с котятами, с собранными в небрежный хвост волосами, открывающими чуть отёкшее со сна лицо, он ничем не напоминал вчерашнего сурового незнакомца, так напугавшего Стива. — А я — Баки. У тебя есть кофе? Меняю кофе на половину пирога со сливами, идет? Роджерс только часто кивал, недоумевая. Плохое настроение у Баки вчера было, что ли? Но вроде бы миссис Джонс говорила, что его соседа звали Джеймс. Дело приобретало странный оборот. — Кофе есть, — глядя с опаской, медленно произнес Стив, все еще не желая поворачиваться к собеседнику спиной. — Сейчас налью. И знаешь… Баки Барнс звучит круто. Повезло тебе с родителями. — Вообще-то я Джеймс Бьюкенен, так что последнее утверждение спорно, — в ожидании кофе Баки ухитрился что-то подшаманить в нерабочем радиоприемнике, который Роджерс все никак не мог отнести на свалку, и уже чуть пританцовывал в такт популярной песенке. — Но все зовут меня Баки. И это действительно круто, чувак, ты прав. Насвистывая, Баки ушел в свою комнату и вернулся с пирогом. Очень вкусным. Барнс весело болтал и расспрашивал Роджерса обо всем, начиная с любимого блюда и заканчивая планами на отпуск. И Стиву было очень комфортно с таким веселым, жизнерадостным собеседником, однако полностью расслабиться мешала какая-то неправильность. В глубине сознания настойчиво билась странная мысль, что сейчас он имеет дело не с живым человеком, а с хорошо проработанным неигровым персонажем, слишком уж безупречным казалось поведение соседа. Так толком и не разобравшись, он ушел в издательство. Когда вечером он вернулся с работы, в квартире его снова ждал Джеймс.***
Роджерс зашел домой и устало привалился к двери. Сегодня Фьюри вымотал его до последнего предела, придираясь буквально к каждому штриху. И теперь он мечтал хотя бы десять минут постоять, не шевелясь и ни на что не реагируя. Даже на апокалипсис. Из нирваны его вырвали ритмичные выдохи, доносящиеся из комнаты Барнса. Покраснев до корней волос, Стив попытался бесшумно прошмыгнуть в свою комнату, но не тут-то было. Приоткрытая дверь лишила его благоразумия. Зажмурившись и мысленно посчитав до десяти, он все-таки заглянул внутрь. Однако ничего компрометирующего за дверью не обнаружилось — сосед был один-одинешенек. И отжимался. Роджерс видел, как перекатываются стальные мышцы на сильной спине, как сгибаются и разгибаются загорелые мускулистые руки, легко поднимая и опуская массивное литое тело. И оказался не готов к тому, что его тело так остро отреагирует на открывшееся жаркое зрелище. Воскрешая постыдные желания, которые, казалось, давно остались в прошлом. Краем сознания он отметил, что вместо застиранной свободной футболки на Барнсе была идеально сидящая плотная черная майка, выгодно подчеркивающая мышцы. Снова поразившись, насколько разным может быть один и тот же человек, Стив уже почти решился постучаться, чтобы, быть может, попросить попозировать (не пропадать же такой фактуре!), как Джеймс, заметив движение за спиной, прекратил упражнение и резко поднялся. — Чего пялишься? — зло буркнул он и хлопнул дверью, оставляя Роджерса в растрепанных чувствах. Либо ему померещился утренний разговор с Баки, либо у его соседа крайняя степень непереносимости сумерек. Иначе почему по вечерам он становится таким мрачным и свирепым. На следующее утро Стив приготовил две чашки кофе и сел ждать соседа в надежде, что Барнс выспался и снова будет мил и любезен. Роджерс даже выложил на стол случайно завалявшуюся у него шоколадку. Сам он сладкого не любил, но решил, что для создания дружеской, непринужденной атмосферы сладкое лишним не будет. Он радостно улыбнулся вышедшему из ванной парню, но тот не отреагировал. И пожелание доброго утра так и повисло в воздухе. Потому что сегодня Барнс снова был одет в черное, а его лицо скрыто растрепанными волосами, за которыми он, похоже, прятался от людей. Однако Стив решил не сдаваться и пододвинул мрачному мужчине его чашку. Но его жест остался без внимания. Джеймс повернулся к нему спиной, открыл холодильник и начал изучать лежащие на полках продукты. Вздохнув украдкой, Роджерс встал и отправился приводить себя в порядок перед работой, сегодня завтрака в приятной компании ему точно не светило. Он вышел из своей комнаты, привлеченный вкусным запахом жарящегося омлета с помидорами. Сам Стив готовить не умел совсем. В его исполнении даже банальные бутерброды были кривыми и неаппетитными, несмотря на все старания и открытые в интернете рецепты. Так что питался он в основном в буфете на работе или сырыми овощами, которые испортить почти невозможно. В животе заурчало. Единственный съеденный на завтрак огурец его не насытил, зато из сковородки Джеймса так вкусно пахло! Тот обернулся, явно услышав голодные трели, издаваемые пустым желудком, смерил своим фирменным жутким взглядом, а после отложил небольшой кусочек омлета в отдельную тарелку. — Это мне? — решился Стив. В конце концов, разве не с этим человеком он вчера разделил пирог? Барнс предсказуемо не ответил, он был совсем неразговорчив, когда одевался в черное. Но Стив ушел на работу сытый и окрыленный надеждой, что с соседом все-таки можно договориться. Несколько дней прошли в угрюмом молчании. Все попытки Стива наладить диалог разбивались о стойкое нежелание второго жильца с ним разговаривать. Не помогало ничего. Ни купленные продукты, ни попытки самостоятельно соорудить завтрак на двоих (Джеймс тогда долго ругался на каком-то незнакомом языке, пытаясь отмыть плиту от пригоревшей каши), ни демонстрация карандашей и мольберта, когда Роджерс просил попозировать. И стоило отступиться, перестать мучить человека, который упорно не желает общаться, но опускать руки было не в правилах Стива. В детстве именно эта настойчивость и помогала ему бороться с многочисленными болезнями, которые постоянно цеплялись к его хрупкому телу. Так что он по-прежнему продолжал по утрам наливать две чашки кофе вместо одной и ждать, что однажды утром к нему выйдет спокойный улыбчивый мужчина, приветливо поздоровается и заведет разговор, разбавляя стылое одиночество.***
Стиву снилось, что он бродит по темному коридору, открывая многочисленные двери в поисках выхода. Со всех сторон доносились странные звуки: рык, попискивание, скрежет и какой-то звериный вой. Он метался из комнаты в комнату, пытаясь убежать от чего-то страшного, что поджидало его в темноте. Наконец он смог найти лестницу и подняться в более освещенное помещение. Там стояло жуткого вида кресло, к которому был пристегнут Джеймс. Тот кричал и выгибался от боли, но крики были приглушены резиновой капой, которая раздувалась, заполняя рот, не давая дышать, убивая… Он резко проснулся, мокрый от пота. Вдруг из-за стены донеслись приглушенные крики, которые, по-видимому, были реальностью, а не частью сна. Барнс кричал на самом деле! Роджерс опрометью бросился в соседнюю комнату. Джеймс лежал, запрокинув голову, вцепившись в простыни скрюченными руками. Лунный свет, проникавший сквозь неплотно задернутые шторы, рождал жуткие тени на его перекошенном страданием лице. — Баки? — позвал Стив, склоняясь над спящим, припоминая, где аптечка и есть ли там обезболивающее. — Какой, к черту, Баки? — зарычал Барнс, схватив незваного гостя за плечо. — Я Джеймс, Роджерс! Тебе память отшибло? — он отпихнул слабо трепыхавшегося парня от себя и сел на кровати, обхватив голову руками. — Убирайся. — Я могу принести тебе лекарство, — с пола ответил Стив, не решаясь встать. Он подозревал, что у него останется синяк, таким сильным был толчок мужчины. — Тебе ведь больно. — Ты не слышал? Убирайся! — столько ярости и с трудом подавляемого гнева было в его голосе, что Роджерс вымелся вон, как ему показалось, не вставая на ноги. И едва дверь успела закрыться, как в нее врезалось что-то тяжелое, заставив очень быстро скрыться у себя и не выходить до самого утра, вздрагивая от каждого шороха.