***
Стив сидел в гостиной, глядя в окно, и тосковал. — Эй, ты в порядке? Стив повернул голову и увидел склонившегося над собой Барнса. Подавив желание отодвинуться, он только отрицательно дернул головой, не желая рассказывать о очередной неудачной попытке сходить на свидание. — Не расстраивайся. Будет и на твоей улице праздник, — на вопросительный взгляд Баки только рассмеялся, заставив сердце Роджерса застучать быстрее. — Если такой милый мальчик в лучшей своей рубашке с грустным видом сидит на диване — значит, его бросила девушка. — Честно говоря, она меня не бросала. Сложно бросить того, с кем не встречаешься. — Знаешь, что тебе поможет? Горячий шоколад, — Барнс лукаво посмотрел на него, будто знал все на свете секреты. — И вроде бы я видел у нас упаковку… — Я не люблю сладкое, — буркнул Стив, не собираясь вставать с нагретого места даже ради прекрасных глаз Баки. — Ты просто еще не пробовал правильное сладкое, — мечтательно произнес тот. — И кто-то, между прочим, схомячил половину моего пирога! — он шутливо толкнул Роджерса в плечо и ушел на кухню. Вскоре оттуда донеслись звуки открывавшихся и закрывавшихся дверок шкафчиков. — Ты идешь, мелкий? Стив вздохнул, радуясь, что к Джеймсу вернулось хорошее настроение. И поплелся следом делать повторную попытку отказаться от шоколада. Если честно, он был голоден и с куда большим удовольствием съел бы тот чудесный омлет с помидорами, которым Джеймс угощал его в их второе совместное утро. Но, к сожалению, тому было плевать на потребности недовольного художника. — Джеймс, может все-таки не надо шоколад? — Я вижу, ты настроен серьезно, — усмехнулся тот, на секунду прекращая колдовать над кастрюлькой. — Моя мама называла меня Джеймс, когда я делал что-то нехорошее. Все-таки Баки нравится мне куда больше. — Ладно, Баки, — Стив выделил последнее слово, недоумевая по поводу странностей мужчины, — раз уж ты считаешь, что шоколад мне настолько необходим, будем надеяться, что яд ты туда не положишь. — Травить такого милого малыша? За кого ты меня держишь? — возмутился Барнс, делая вид, что страшно обиделся, но тут же рассмеялся, не выдержав собственной пафосной игры. — Вот твоя порция. И ты не выйдешь из-за стола, пока не скажешь, что я готовлю самый лучший шоколад на свете! А когда признаешь мои таланты, мы пойдем и купим тебе футболку с покемонами. — Почему с покемонами? — оторопел Роджерс. — Чтобы ты мог позвать кого-нибудь на помощь. Ну, знаешь, «покемон, я призываю тебя!» Вдруг меня не будет рядом. Стив с облегчением рассмеялся. Почему-то, несмотря на неприятную историю их взаимоотношений, сейчас ему было очень комфортно рядом с Баки. Даже не возникало различных постыдных мыслей, которые буквально преследовали его последние дни. — Ладно. Пойдем, но только если ты пообещаешь попозировать мне потом. — Не вопрос! Хочешь обнаженную натуру? — лукавая улыбка, украшавшая сейчас лицо Барнса, была настолько непохожа на сжатые в тонкую линию губы, которые Стив наблюдал у своего соседа в его мрачной ипостаси, что можно было заподозрить, что у Джеймса есть брат-близнец. И они издеваются над ним. — Нет? Черт, ты покраснел! Покраснел, покраснел, я вижу, не отворачивайся. Баки заливисто смеялся и тормошил засмущавшегося Роджерса, не замечая, как тот старается избежать прикосновений, справедливо опасаясь реакции собственного тела. К его удивлению, оно осталось равнодушным. Будто и не было горячечных снов, после которых Стив просыпался возбужденным. Будто не вызывал этот человек у него сладкую дрожь одним своим видом. — Я тебе нравлюсь? Нравлюсь ведь? Не отнекивайся! — Пойдем уже за покемонами. С Баки было весело. Общение с ним помогло исправить паршивый день, начавшийся с неудачного свидания. Они вернулись домой уже ближе к полуночи, сытые, довольные, нагруженные разными приятными мелочами, которые закупили на ярмарке. И несмотря на легкую, приятную усталость, все-таки решили не откладывать «создание шедевра», как выразился Барнс про желание Стива его нарисовать.***
В очередной раз Барнс проснулся от жуткой головной боли. С трудом выплывая из липкой мути очередного кошмарного сна, он перевернулся на бок (почему-то от кошмаров он всегда просыпался лежа на спине) и прислушался. В квартире было тихо. Видимо, на этот раз его крики не разбудили Стива. Желая убедиться, что его сосед не трясется от ужаса в своей комнате, он бесшумно подошел к двери и заглянул внутрь. Роджерс спал, свернувшись калачиком и смешно подложив руки под щеку. Такой милый, такой безмятежный, со светлой кожей, чистыми голубыми глазами и красивыми розовыми губами. Такой нелепый в своей вере в лучшее и бесконечных попытках подружиться. Он вызывал желание защитить и утешить у любого, кто сталкивался с ним. Но только не у Джеймса. У него Стив вызывал совсем другие желания: расцветить бледную кожу багровыми метками, заставить голубые глаза почернеть от желания, а хрупкое тело изогнуться в экстазе. И чтобы пухлые розовые губы шептали только его имя. Он хотел бы присвоить его, держать под собой столько времени, сколько потребуется, чтобы тот осознал свою принадлежность Джеймсу. Барнс подавил вздох. Пока только он принадлежал Роджерсу. Влип в ангелочка насмерть, купился на проявленное сочувствие, на почти жертвенную готовность быть приветливым и дружелюбным даже с таким мрачным типом как он. Он отвернулся, собираясь уйти. Но после все-таки прошел в комнату и укрыл вечно мерзнущего Стива позабытым на кресле одеялом. Стив проснулся рано утром в самом лучшем расположении духа. Вроде бы ему поначалу снилась какая-то пакость, но все закончилось хорошо. Немного подивившись, что все-таки не забыл одеяло (ночью ожидалось похолодание), он направился в ванную. Но по пути зацепился взглядом за вчерашний рисунок и поневоле принялся сравнивать его с прошлым изображением Солдата-Барнса. Он знал, что никогда ничего не приукрашивал в своих моделях, за что его хвалили в академии, но ругали клиенты (поначалу он пытался зарабатывать рисованием портретов, пока не нашел работу в ЩИТе). Поэтому на рисунке был изображен именно тот человек, который был с ним вчера. Но как же он отличался от того, кого Роджерс рисовал по памяти! Положив рядом оба рисунка, он сосредоточенно вглядывался в них, находя все больше и больше отличий. Осанка, выражение глаз, наклон головы, форма губ — пожалуй, если не знать, что рисунок сделан с одного и того же человека, то можно было решить, что на рисунках изображены совершенно разные люди, даже не родственники! Не могла же из-за настроения настолько меняться манера поведения! Шли дни один за другим. И каждое утро он наливал кофе в две чашки и ждал. Ждал, выйдет ли к нему солнечный, улыбчивый Баки, который тут же схватится за шоколадку (Роджерс стал покупать ее по пути с работы), обсмеет помятый вид Стива и, пританцовывая, удалится в ванную. Или мрачный Джеймс, который презрительно окинет взглядом шоколад и кофе, но возьмется готовить непутевому соседу завтрак. Он так и не смог разобраться, к которому из Барнсов испытывал более сильные чувства. Что для него было важнее: теплая привязанность к Баки или же темная, жадная тяга к Джеймсу, из-за которой его окатывало жаром с ног до головы, стоило тому зайти в комнату. Кого он сильнее ждал по утрам?***
Редкие выходные дни Стив тратил на то, чтобы сходить в парк порисовать. Многие могли бы назвать его сумасшедшим, ведь его работа как раз и заключалась в бесконечном рисовании различных объектов и персонажей. Однако для Роджерса возможность рисовать натуру: забавные сценки на улице, перекрученные ветки деревьев, одетых в странные костюмы демонстрантов, только что распустившиеся цветы — была самым лучшим отдыхом. От природы наблюдательный, он замечал те крохотные, порой совсем незначительные детали, которые и делали жизнь прекраснее. Вот и в этот раз он возвращался из парка счастливым и умиротворенным, с целой стопкой эскизов под мышкой. Смешной щенок гонится со своей маленькой хозяйкой за ярким шаром — Стиву особенно хорошо удалось передать выражение незамутненного, какого-то легкомысленного счастья, одинакового в ярко-зеленых глазах девочки и желтых ее пушистого питомца. Мозолистые, покрытые морщинами руки пожилого мужчины, устроившегося под раскидистым дубом — Стиву даже на мгновение показалось, что те тихонько переговариваются, как лучшие друзья, оба основательные, надежные, умудренные опытом. И на рисунке у мужчины были такие же сильные корни, как у его зеленого знакомого, а кора дуба четко повторяла узор из морщин, избороздивших лицо человека. Были в его папке портреты парней-скейтеров, красовавшихся перед девчонками, и взволнованной молодой мамы, выведшей на прогулку щекастого карапуза, и даже какого-то конгрессмена, делавшего вид, что, как и все, пришел покормить уток, но на самом деле всем своим видом агитировавшего голосовать. Усталый и довольный Роджерс уже приближался к дому, когда увидел своего соседа в компании нескольких молодых людей весьма щеголеватого вида. Они весело болтали, размахивали руками и хлопали друг друга по плечам, будучи, очевидно, совершенно довольными жизнью. Стив невольно загрустил. Ему было не тягаться со всеми этими яркими, беззаботными и интересными людьми. Кому нужен скучный, застенчивый художник, который даже удачно на свидание сходить не может? Однако Барнс, заметив его, поспешил попрощаться со своими спутниками и махнул ему, чтобы подождал. — Стиви, хей, откуда идешь, такой счастливый? Неужели она одумалась? — Я ходил рисовать, — улыбаясь ответил Роджерс. Его всегда забавляла и умиляла нелепая привычка Баки задирать подбородок и смотреть на собеседника полуприщурившись. У любого другого выглядело бы надменно и холодно, но у Барнса почему-то выходило обаятельно. — Хочешь, покажу тебе наброски? — Конечно! Но только в обмен на шоколадку. — Сладкоежка несчастный! — крикнул Стив, в шутку замахнувшись на Баки папкой. — Куда в тебя столько влезает? — Почему несчастный? Я очень даже счастливый! — Барнс лукаво усмехнулся и безошибочно похлопал Роджерса по карману с конфетной заначкой. — Мой друг принес мне сладкого, что может быть лучше? — А я твой друг? — спросил Стив, выуживая из кармана купленные специально на такой случай конфеты. — Конечно, друг, Стиви, не сомневайся, — Баки сосредоточенно разворачивал обертку и собеседнику в глаза не смотрел, а потому не заметил, какой надеждой вспыхнули голубые глаза. — У меня кроме тебя нет друзей, Баки. Только Пегги, но она не совсем друг. Она моя кузина. В общем, спасибо, — он постарался вложить в свои слова всю признательность, всю радость, что переполняла его. — Обращайся, — Барнс подмигнул. — Я всегда рад новым друзьям. Чем больше компания, тем веселей, — добавил он весело, мгновенно похоронив все чаяния Стива на глубокие отношения.