this you know

Поначалу это похоже на медитацию. То, как твои руки могут исцелять безнадежно больных, следуя командам гениального разума. Но медитация обращается в стресс, когда основы привычной жизни рушатся, а ты остаешься один на один с собственными страхами и все чаще вспоминаешь о Донне и о глубокой воде. Донна утонула, а ты жив, и, кажется, с этой вселенной точно что-то не так. Было время, когда ты жалел тех, кто с тобой работал. Работал на тебя, если ты достаточно смел для подобной формулировки. Было время, когда руки были тверже, чем камень, и легче, чем перья, но то время далеко в прошлом, и сейчас ты с омерзением наблюдаешь, как дрожат ладони и не слушаются пальцы. Ты привык жалеть Кристину. Теперь не жалеешь. Ты привык жалеть себя. Теперь перестал, но когда точно — не знаешь. Когда ты в первый раз прикасаешься к камню, разум озаряет зеленая вспышка и кажется, будто ты знаешь все, но и не знаешь ничего. Древняя смотрит на тебя со страхом, но ты думаешь, что тебя ей нечего бояться. Она стара и одинока, однако бесконечность пугает и ее, и тебя многим больше. Дормамму знает все и ничего, так же, как и Древняя, но ее больше нет, и ты один на один с вечностью, договариваешься, умираешь снова и снова, а время возвращает тебя к жизни. Время — твой единственный враг и твой единственный друг. Магия танцует над дрожащими пальцами и сводит с ума тех, кто подошел слишком близко. Тебе она не причинит вреда, пока ты ей сам не позволишь. В космос ты летишь не специально, конечно, другого выбора просто нет. Было бы даже неплохо, если бы в каждом уголке вселенной не шла война. Было бы неплохо, если бы ты не смотрел на не-такое-уж-и-далекое небо и не думал об исчезнувших людях. Ты останавливаешь видение щелчком пальцев и смотришь в глаза тем, кто, как ты уже точно знаешь, скоро умрет, и говоришь им правду. Ты думаешь, что оставляешь луч надежды, когда говоришь о единственном победном исходе. Но боль в глазах Старка ясно дает понять: вы проиграли. Ты не говоришь ему, сколько раз видел смерть мальчишки. Не говоришь, как он умирал. Ни ему, ни Квиллу, ни Драксу, ни Мантис. В какой реальности не посмотришь, везде один и тот же исход. Ты не говоришь им о смерти Гаморы, потому как исход везде всегда один и тот же, и об этом лучше не знать. Не рассказываешь им все причины, по которым каждый раз что-то идет не так, не говоришь о том, что Вселенная навсегда окажется в руках безумного титана. Ты не рассказываешь им ничего потому, что ничего не знать лучше, чем знать то, что знаешь ты. С каждым это происходит по-разному, это ты знаешь, и потому не удивляешься, когда в голове что-то начинает жужжать. Что-то становиться отчетливее, путает мысли, и ты чувствуешь, как пальцы цепляются за пустоту. Плащ пытается сопротивляться, но он привязан к тебе, а ты — к нему, и он беспомощно взмахивает полами, пока бесконечность вас поглощает. Мальчик уходит последним, это ты знаешь, в твоем голосе и взгляде вина, но ничего этого Старк не видит — для его плеч груз ответственности, возложенный Вселенной, оказался слишком тяжел. Ты смотришь на него и видишь варианты событий, которые были, могли быть и никогда не сбудутся, и сердце разбивается на части. Теперь груз ответственности с твоих плеч ложится на того, кого ты презирал. Ты его не ненавидишь. Это ты знаешь. Ты проиграл. Это ты знаешь тоже.