— Когда ты понял, что твоё сердце разбито? — В тот момент, как осознал, что я ему не нужен.
Парни находились в Париже уже порядка трёх недель, так как, ну, во-первых, им очень сильно понравился город, который буквально вышел прямо из их детских фантазий, а, во-вторых, столица Франции оказалась настолько огромной и обескураживающе интересной, что парни были категорически против уезжать отсюда, пока не исследуют каждую достопримечательность и каждое кафе этого города. Они уже успели посетить всем известную Эйфелеву башню, у которой было сделано сверхдофига фотографий (ведь: «Ну, Шаст, мне необходима фотография, где я будто держу эту чёртову башню на брелоке. Да, примерно так. Да, сука, не смейся!»), не менее знаменитый Лувр с картиной Мона Лизы и другими произведениями искусства, Люксембургский дворец, подземные каменоломни под Парижем, музей Родена и ещё огромное количество различных неоднотипных музеев, которые в городе были напичканы на каждом шагу, куда не зайди. Почти каждое необычное или просто уютное кафе было исследовано парнями, которые заходили в них после очередного похода к какой-либо достопримечательности и заказывали самое незнакомое или привлекающее их по внешнему виду на картинке в меню блюдо. Чаще было так, что Антон заказывал какую-нибудь пестрящую красками небольшую закуску, а Арсений же — какую-либо сладость, после уплетая за обе щеки и довольно мыча от слишком приторного для других и охрененного для Попова вкуса. Официанты по всему городу уже распустили слушок про то, что Арс и Антон платят неплохие, или даже большущие, чаевые, когда им особенно нравится интерьер, обслуживание или еда, из-за чего буквально в каждом кафе или ресторане, завидев друзей, повара, администраторы, официанты и даже охранники начинали приветливо улыбаться и предоставляли им самое лучшее место, на что Шаст всегда дико ржал, говоря: «Я прям себя Цезарем чувствую». Арсений тогда забавно жмурил глаза и тихо смеялся в кулак, маскируя это дело кашлем, а после на чистом английском языке делал заказ. Сегодня без этого также не обошлось, и друзья зашли в пока им незнакомое кафе где-то на окраине города. Антон, идя спереди, любезно приоткрыл деревянную дверь и пропустил брюнета вперёд, получив от того испепеляющий взгляд и сдержанную от рвущегося наружу смеха улыбку. Стоило звонким колокольчикам, подвешенным около входной двери, звякнуть, как к ним подбежала официантка, приветливо и широко улыбаясь. — Оу, это ви, — к удивлению парней француженка начала говорить на немного искажённом, но понятном русском. — Пошлите, я вам показать, где сесть, — она любезно прошла вперёд и указала на столик, на котором до этого почему-то стояла табличка «Commandé» («Заказано»). — Но он же заказан, — слегка нахмурив брови, сказал Антон, но всё же сел на стул около стола. Напротив него расположился Арсений. — Нет, нет! Он специально быть забронирован для вас, — немного картавя, произнесла девушка. — Ах, вон оно что! — со смешком ответил Шаст и глянул на Арса, который одними губами произнёс: «Только попробуй начать шутить про Цезаря». Шастун подавил в себе очередной смешок и взял в руки меню. — Мы сейчас выберем и позовём вас… — шатен запнулся, пытаясь прочесть написанное на французском имя девушки. — Я Хелен, — заметив замешательство парня, с улыбкой произнесла официантка. — На сколько мне известно, вас, — она посмотрела на брюнета, — звать Арс. А вас, — теперь она повернула голову на шатена, — звать Шаст. Всё верно? Парни с нескрываемой улыбкой кинули взгляды друг на друга, поняв, что именно так в присутствии других они называют себя. — Да, всё верно, — кивнул Шастун. — Но я всё же поинтересуюсь, откуда, Хелен, вам это известно? — с косой тёплой улыбкой спросил Попов, подпирая ладонью подбородок. Девушка немного помедлила с ответом, глянув себе за спину, где стоял, видимо, администратор кафе. — Мне нельзя это говорить, но вам сказать, — немного нервно сказала Хелен, но после, кажется, успокоилась и тихо выдохнула воздух через нос. — По всему Парижу пронеслись слухи о том, что по городу ходить два русских ресторанных критика, — на этом моменте Антону очень сильно захотелось засмеяться, но Арсений, заметив это, пнул его ногой по коленке. — Они называть друг друга Шаст и Арс, — она на секунду замолчала, пытаясь вспомнить что-то ещё. — А, и говорить, что ви встречаться. После этой фразы Антон подавился воздухом, удивлённо вскинув брови кверху и приоткрыв рот от шока. Арсений же стал ярко пунцовым и напряжённо закусил губу, отводя взгляд в сторону и боковым зрением наблюдая за реакцией друга. — Я что-то не так сказать? — запереживала девушка, встревоженно смотря на парней. — Мне уйтить? — Нет, постойте, — откашлявшись, сказал Шастун. — Просто мы удивлены таким слухом. — Почему? — недоумевала девушка, состроив брови домиком. — Мы просто друзья. Не более, — Антон косо глянул на Арсения, который слабо кивнул и наконец посмотрел на Хелен. — Ой, — француженка виновато прикрыла рот рукой. — Извинить меня. Я не знать. — Ничего страшного, правда, — отмахнулся шатен. — Правда, Арс? — Да, конечно, — закивал Арсений, тут же меняясь в лице, и ослепительно улыбнулся. А на душе вновь заскребли кошки, и голоса включили на повтор теперь заевшую пластинку с произнесённой несколько секунд назад фразой друга: «Мы просто друзья. Не более».***
В кафе парни, не задумываясь о слухах про них, просто покушали и вдоволь насмеялись во время разговора друг с другом, ну, и, конечно же, оставили большие чаевые для Хелен, а ниже рукой Антона на русском и печатными буквами для понятности подписали: «Мы тебя точно не забудем, Хелен. Ты очень милая, правда. Поэтому даже не переживай по поводу сказанного. Твои Арс и Шаст». После отличного кушанья друзья решили просто погулять, так как на город уже опускались сумерки, из-за чего Париж становился поистине прекрасным и чудесным. Они шли по маленьким улочкам, изредка встречая прохожих, которые куда-то будто пропали, не было слышно даже воя едущих где-нибудь вдалеке машин. Это настораживало, но парни продолжали дальше идти по неизвестным улицам, стараясь не заходить ни в какие тёмные переходы между домами. — Арс, где все? — со страхом в голосе спросил Антон, нервно осматриваясь по сторонам, боясь, что за ними может кто-то наблюдать. — Я не знаю, — стараясь говорить спокойно, чтобы ещё больше не напугать шатена, ответил мужчина и резко подпрыгнул, когда откуда-то из переулка донёсся немного взбешённый крик девушки, которая за руку куда-то тащила, видимо, своего парня, недовольного этой неясной друзьям идеей. — Allé plus vite! La Saint-Valentin, et tu ne veux aller nulle part (Пошли быстрее! День Святого Валентина, а ты никуда идти не хочешь), — с нотками нервозности сказала девушка, но ни Арс, ни Антон её не понимали, продолжая как истуканы наблюдать за парой со стороны. — On ne va pas être en retard (Мы никуда не опоздаем), — немного грубо, но с лёгкой улыбкой сказал парень, на что девушка недовольно топнула ножкой. — Tu m'énerves, je ne peux pas! (Бесишь меня, не могу!) — Je t'aime aussi (Я тебя тоже очень люблю), — он аккуратно чмокнул её в носик, из-за чего она смущённо покраснела, замолкла, и продолжила уже медленнее идти дальше. — Ты хоть слово понял? — спросил Антон у Арсения, который что-то пытался переварить в своей голове. — La Saint-Valentin… — на французском повторил за девушкой брюнет, после чего его будто осенило, и он глухо ударил себя ладонью по лбу. — Бля, Шаст, сегодня какое число? — Четырнадцатое февраля… — всё ещё ничего не понимая, пробормотал Антон, но, кажется, в его голове также стали двигаться шестерёнки. — Сука, День Святого Валентина! — Вот именно! — воскликнул Арсений и быстро схватил друга за запястье, начиная, прямо как та девушка, тащить шатена за собой. — А значит, сегодня на мосту влюблённых ровно в полночь будет салют! Побежали скорее!***
Прибежав за три минуты до салюта на тот самый мост, парни наконец-то смогли облегчённо выдохнуть, но сначала попытались отдышаться от пробежки почти километра за десять минут. А всё ради салюта! На перилах моста висело бесчисленное количество замков: обычных и в виде сердечек, с подписью маркером или гравировкой, потрёпанные временем и недавно купленные. Их было настолько много, что складывалось ощущение будто это не замки, а какой-то изящный тюль, выполненный известным дизайнером и повешенный сюда для красоты и эстетики. Но не только это поражало. На самом мосту и около него стояло множество пар, которые, держась за руки и мило беседуя, ожидали салюта и смотрели на красивое отражение полумесяца в реке Сена. Были и однополые пары (мужчина с мужчиной или девушка с девушкой), и обычные для непривыкшей к такому России. Антон и Арсений чувствовали себя здесь неуютно, так как были единственными, кто пришёл сюда с другом, а не со второй половинкой. Шастун неловко поглядывал по сторонам, нервно жуя нижнюю губу, пока Арсений стоял немного позади, рассматривая напряжённую спину друга и мысленно что-то решая для себя. Попов слегка нахмурил брови и посмотрел на время на часах — 23:59. Скоро должен начать стрелять салют. Мужчина осторожно подошёл к шатену сзади и положил ладонь ему на плечо, заставив того вздрогнуть. — Шаст, повернись. Антон повёл плечами от дувшего холодного ветра и с вопросительным взглядом повернулся передом к брюнету, тепло улыбнувшись. Арс криво ухмыльнулся, всматриваясь в зелёные омуты, и, привстав на носочки, почти неслышно прошептал: — Просто замолчи, — в этот момент в небо выстрелил первый залп фейерверка, на который сейчас было крайне похуй. Брюнет обвил рукой шею друга и притянул его ближе к себе, нежно и робко втягивая в поцелуй удивлённого парня. Антон сузил глаза и нахмурил брови, отворачивая голову и уходя от поцелуя. Он серьёзно посмотрел в пристыженные и печальные голубые глаза, владелец которых уже хотел отступить назад, но был остановлен новым требовательным и немного грубым поцелуем. Попова повело в сторону от таких действий, но его перехватил за талию парень, прижимая ближе к себе и мокро целуя, впуская длинный язык в горячий рот мужчины. Арсению казалось, что он находится во сне, ведь всё было слишком нереально, слишком нежно, слишком неожиданно. Он чувствовал горячие пальцы на загривке, которые когда-то оцарапывали его, оставляя белые разводы краски, и еле слышно стонал в поцелуй, вызывая плотоядную улыбку шатена, который мазал губами по скуле, а после оставил жадный укус под подбородком, от которого, Арс уверен, наутро останется видный синяк. Пальцы исследовали каждый участок кожи под футболкой, пускали ток своими движениями, оглаживали торс и низ живота, после чего рука перебралась к запястью, оцарапав внешнюю сторону ладони, заставляя этим невинным жестом плавиться, тихо скулить и подставлять шею под новые поцелуи-укусы. «Он ответил. Ему есть дело до моих чувств!» — в голове Арсения кричали мысли, как восьмилетние девочки, заставляя его закусить губу и приоткрыть глаза. Попов аккуратно провёл холодными пальцами по острой скуле Антона и повернул его лицо за подбородок на себя, вновь нежно целуя, начиная по новой таять и плавиться в руках парня, который с тихим рыком ответил, сомкнув пальцы на бёдрах и притянув ближе к себе. Арс чувствовал себя в данный момент течной омегой, перед которым стоял истинный альфа, и Попов готов был упасть на колени перед ним, лишь бы это не кончалось. Но всему приходит конец. Как и салюту, после окончания которого вся магия в воздухе будто испарилась, из-за чего Антон протестующе промычал в поцелуй и с громким чмоком оторвался от алых губ Арсения, который находился явно в эйфории от происходящего. Шастун отшатнулся от мужчины, отступил назад на несколько шагов, будто проснувшись ото сна, и с неким испугом сейчас смотрел на опустившего вниз голову и улыбающегося Попова. — Антон, я… — Арс поднял глаза на парня, после чего улыбка медленно исчезла с лица недавно счастливого мужчины, а взгляд тревожно забегал по Шастуну. Он точно не хотел сейчас оправдываться из-за случившегося. Хотелось упасть на колени и шептать: «Я тебя люблю. Не оставляй меня, прошу», как послушная собачонка потираясь щекой о грязные джинсы на ногах парня. Хотелось радоваться, что его не оттолкнул любимый человек, что его грёбаная душонка хоть кому-то сдалась со своими ненужными чувствами. Глаза Арсения стали пустыми, безжизненными, из лёгких будто выкачали весь воздух, а сердце вырвали наживую и растоптали прямо перед лицом теперь бездыханного тела. Брюнет неуверенно попытался сделать шаг к застывшему Антону, но тот испуганно отшатнулся и посмотрел на него с таким напускным безразличием и опустошённостью, что мужчина не посмел сделать более шага, продолжая наблюдать за тем, как шатен неуверенно пожимает плечами, стыдливо сжимает губы в тонкую полоску и, развернувшись, уходит. Стоило Антону скрыться из вида, как Арс беспомощно прижался поясницей к ограждению моста и до боли закусил себе костяшки пальцев, жмуря глаза и не сдерживая покатившихся из глаз слёз. — Лучше бы оттолкнул, — проскулил он, поднимая слезящиеся глаза к звёздному небу. Уже завтра Арсений, придя в отель ближе к шести утра в стельку пьяным, будет найден около двери в номер, затащен внутрь и бережно уложен на кровать Антоном. Стараясь не обращать внимания на красные и опухшие от слёз синие глаза, Шаст аккуратно наложит бинт на разбитые в кровь костяшки и нежно поцелует около «гипса», шепча еле слышное «Прости», что растворится в угнетающей тишине комнаты. После он, стараясь не разбудить уснувшего Арсения, снимет с того всю одежду, оставляя лишь серые боксеры, и заботливо укроет его тёплым одеялом. Он со стыдом осмотрит искусанную им же шею, где уже станут проступать фиолетовые синяки, и вновь аккуратно поцелует перебинтованные костяшки, нежно проводя по оставленной царапине и следам от сильной хватки пальцев, где также вскоре появятся синяки. — Прости, я не хотел причинять тебе боль. И физическая здесь не при чём.