Последний призрак Коммунизма

ГДР сидел на кухне и рассматривал изменившуюся обстановку в доме. На его памяти почти всё осталось таким же, каким и было раньше. Были изменены незначительные детали. Например, раньше в коридоре над зеркалом не висел портрет СССР. Не было и какого-то дорогого коньяка на кухонной полке. Тут всегда было многолюдно, а сейчас так одиноко, что становилось даже немного тоскливо. Перед ним поставили чашку с чаем, над которой облаками кружил пар. Немец коснулся кружки и, тихо поблагодарив, взял в руки. Приятное тепло тут же согрело его холодные пальцы. ГДР немного задумался и спросил: — Россия, могу я кое о чём попросить? — спросил ГДР, поставив чашку на стол. — Конечно, о чём разговор? — усмехнулся Россия, взяв из корзинки с фруктами мандарин и начав его очищать. — Я же могу увидеться сестрой? — спросил ГДР, нервно стуча пальцами по фарфоровой чашке. Волны на поверхности чая словно отражали его волнение. — Ты о ФРГ? — спросил Федерация, всё ещё пытаясь победить кожуру несчастного фрукта, — Конечно, о чём разговор! Завтра же… Славянина прервал телефонный звонок от Москвы. Россия тяжко вздохнул, жестом извинившись, а потом вышел из кухни и там принял звонок. Непонятно, зачем он, собственно, и вышел, ведь с кухни всё было прекрасно слышно, в том числе его возмущения или фразы на подобии: «Какого чёрта?», или: «Ну западные!». Вернулся он на кухню уже более хмурым, чем обычно. Если в обычной ситуации он хмурился только из-за того, что постоянно находился в своих раздумьях, то сейчас уже был явно недоволен. Россия хорошо сдерживал эмоции, но сообщить ГДР неприятные новости решил прямо сейчас. А зачем тянуть? Россия тяжело вздохнул, чтобы случайно не сорваться на немца, и заговорил. Говорил он недолго, постоянно сжимая кулаки. Рассказал, что все аэропорты и вокзалы стран Евросоюза заняты силами НАТО, и добраться незамеченным будет практически невозможно. ГДР, чтобы не показаться бестактным и невежливым, умолчал о том, что не знает, что такое Евросоюз. Россия постукивал пальцем по столу, думая, что же делать, и в голову ему пришла одна мысль. Он встал и взял какой-то небольшой чемодан, приказав ГДР собираться: тот, одним залпом допив чай, уже стоял около порога, ища что-нибудь, что ему подошло бы по размеру. Россия, видя, что немцу попросту не в чем идти, зашёл в одну из комнат и, раскопав там более-менее приличного вида пальто, протянул его немцу. Сам же он надел свою кожаную куртку, на которой, едва заметно поблёскивая жёлтыми, глазами красовалась брошь в виде полярной совы. — Беларусь! Мы ушли! — послышался с нижнего этажа голос России, а потом хлопок двери.       ГДР просто молча рассматривал ветки старых деревьев, что на несколько метров возвышались над ним, пока в голову сразу лезли самые разные воспоминания, но, в основном, только хорошие, как они тут играли, будучи детьми. От приступа ностальгии его внезапно прервал резкий сигнал машины, который даже заставил его немного вздрогнуть. Россия вышел из не пойми откуда взявшейся иномарки. Ну почему не пойми откуда? Она была под тентом, усыпанным снегом, оттого и немец её не заметил. Россия подтолкнул немного медлительного брата и сел за водительское кресло, а ГДР на сиденье рядом. Для немца оказалось настоящим испытанием ездить по русским дорогам, тем более с Россией в качестве водителя. Создавалось ощущение, что он не знает, что такое тормоза или скоростной режим. Правда вскоре, к счастью Восточной Германии, России пришлось затормозить. На пути была пробка. Славянин недовольно ехал в потоке едва плетущихся машин, а ГДР просто сидел на кресле, всматриваясь в пустоту, и не обращал внимания на недовольное бурчание своего русского «брата». ГДР прикрыл глаза и о чём-то думал. Думал о том, как же будет хорошо снова увидеть родную сестру, и на полном серьёзе хотел остаться с ней править. Но от мыслей его отвлекла не сильная, но острая боль в груди, отчего он рефлекторно зажмурился и немного согнулся, поджав ноги к груди. Приступ быстро прекратился, а Россия, кажется, успел только окинуть его недоуменным взглядом и задать весьма глуповатый с его стороны вопрос: — С тобой всё хорошо? — спросил русский, не отрываясь от дороги. — Да… — отдышавшись, ответил ГДР, — Просто свежим воздухом надо подышать.   Он тоже как-то неловко улыбнулся, на что Россия кивнул и открыл окно. Пробка закончилась, и для немца снова начались гонки с Россией, что был в виде единственного, главного и лидирующего гонщика. Но где-то ближе к центру города скорость снизилась. Кое-где уже включались уличные огни, и Россия немного притормозил, остановившись на заднем дворе какого-то неприметного дома. Немец даже не понял, зачем они здесь, но задавать лишних вопросов не стал. Вообще, он рос в такой обстановке, где было не принято задавать лишних вопросов. Сначала со своим родным отцом, потом с СССР. Восточная Германия заметил, что Россия что-то разбирает на заднем сидении. Он наконец смог вылезти из машины и вдохнуть свежего воздуха, насколько его в мегаполисе вообще можно было назвать свежим. Во дворе было пусто, даже слишком. На улице только пять часов вечера, а уже темень хоть глаз выколи. Над лавочкой, на которой сидел ГДР, возвышался оранжевый фонарь, который немного помигивал, иногда совсем выключаясь на несколько секунд и снова вспыхивая. Не нравилась немцу такая обстановка, тревожно становится, везде такая темень, да и Россия куда-то запропастился. ГДР уже хотел было встать, как его снова прижали к скамейке две тяжёлые руки, надавив на плече. Восточная Германия резко дёрнулся и обернулся. Над ним, усмехаясь, стоял Россия, который едва сдерживал смех над испуганным немцем. — Это не смешно! — фыркнул ГДР, снова расправляя плечи и присаживаясь на лавочку. — Прости, не удержался. — Россия ещё раз прыснул, немного показавшись на свет. ГДР заметил резкие перемены в одежде. Вместо традиционной ушанки на нём была шапка с козырьком, которые обычно бывают у служащих милиции, только с немного другим символом, а большую половину его тела скрывал плащ с белым мехом около шеи. На его руках были кожаные перчатки, а на застёжке этого плаща снова красовалась полярная сова. На этот раз сдерживать свой смех пришлось ГДР — он, прикрывая свой рот, тихо хихикнул, на что Россия только с явным сарказмом сказал: — Завидуй молча! — хмыкнул русский, сам стараясь за компанию не засмеяться вместе с ним. — Прости… — ГДР всё ещё едва сдерживал смех и прикрывал рот рукой. Россия фыркнул и, гордо задрав голову, пошёл вперёд к этому неприметному дому. ГДР всё ещё пытался осмыслить его действия. Россия спустился в подвал и остановился около металлической двери, а немец тем временем мнительно стоял рядом; происходящее настораживало его. Он был человеком достаточно тревожным и любопытным. Металлическая дверь открылась, и в полутьме можно было разглядеть силуэты вооружённых людей. Россия резко схватил немца за плечо, заставив его дёрнуться, и вывел вперёд себя. Сначала они шли по лестнице, где царил полумрак, и лишь иногда проскальзывали достаточно подозрительные мысли о происхождении этого всего, но Германия отвергал их в сторону. Пусть русский сам всё объяснит. Они шли долго, и у ГДР, отвыкшего от нагрузок, начали болеть сначала колени, а потом и ноги в целом, он не поспевал за «старшим братом». Они дошли до самой верхней металлической двери, где рядом стояли вооружённые охранники, которые тут же подняли оружие в боевую готовность и взяли ГДР на мушку, отчего тот замер в неком паническом оцепенении. — Это со мной. — уверенно произнес Россия, вытащив из-под длинной накидки руку и жестом приказав сложить оружие: охрана подчинялась беспрекословно. Россия набрал код на электронном замке и повернул ключ, который незаметно достал из кармана. Он уставился на ГДР и, резко схватив за руку, завёл его в кабинет, захлопывая дверь. Кабинет был просторным и светлым — осветительных приборов было много, а вот окон не было совсем. Такое ощущение, что они были залиты бетоном, хоть и с улицы такого впечатления не создавалось. Россия снова надел себе на голову ушанку и скинул плащ с плеч, оставляя лишь тонкие кожаные перчатки на руках. ГДР присел на стул рядом с большим и, судя по всему, довольно дорогим, дубовым лакированным столом. Россия сел напротив и стал рассматривать карту, раздумывая о том, как доставить немца к своей сестре, минуя официальные пути. Германия нервно постукивал по столу, наконец задав вопрос: — Так это какая-то преступная группировка… — ГДР решил озвучить своё самое смелое предположение, всё ещё надеясь, что это не правда. — Догадливый. — усмехнулся Россия, на секунду оторвавшись от записей в блокноте и расчерченной карты. — Но… Ты ведь воплощение! — немного шокировано сказал ГДР, резко разведя руками. Россия при этих словах сжал кулаки и немного нахмурился, — Ты же не должен потакать преступности в стране… — он немного осёкся в конце, увидев, как Россия встал с кресла и оказался прямо перед ним, став грозной тенью, нависшей над ГДР. — Ты думаешь, мне это легко даётся, да? — Россия говорил спокойно, но в его голосе явно чувствовалось раздражение и недовольство, а в глазах как-будто полыхали злые огоньки, — Как-будто мне этим приятно заниматься… — Но тогда зачем… — ГДР не успел договорить, Россия его тут же перебил. — «Зачем»? — голос славянина всё больше выражал недовольство, и сам он едва ли не переходил на крик, — Ты совсем ничего не понимаешь! Это всё!- — Россия вскинул руку, будто показывая все необъятные просторы своих земель, — Ради страны, воплощением которой я являюсь! — Но есть же и другие, более гуманные и мирные способы! — заявил ГДР, в ответ на что Россия звонко, чуть ли не маниакально рассмеялся. — Другие способы? — спросил он, схватив ГДР за воротник, — Ты думаешь, я не пытался? Не пытался договориться с правительством? Думаешь, не пытался? Я и мирно договориться хотел, и протестовал, и поддерживал оппозицию, только вот… — славянин отпустил воротник немца и немного приподнял свою одежду, частично обнажая живот, на котором помимо пресса красовалось несколько шрамов, сделанных либо ножом, либо кастетом, а где-то слева находился шрам от осколков после танкового заряда, — …Они по правилам играть не хотели. Если ты думаешь, что я не искал других путей, то это неправда! Долго искал, но так и не нашёл… Он развернулся и сел к себе в кресло, как-то смиренно закрыв глаза:  — Пожалуйста, не отвлекай меня… Федерация снова принялся за работу, пока ГДР в ожидании мял какую-то бумажку у себя в руке. *** — Что, чёрт возьми, могло помешать твоим солдатам исполнять свой долг и удержать больного и ослабленного пленника?! — закипая, прокричала США, опираясь на стол и смотря пронзительным взглядом в глаза НАТО. — Обеденный перерыв? — она непринуждённо пожала плечами. — ДиСи, чтоб тебя, столица! Объявляй тревогу по всем направлениям, все аэропорты и вокзалы силами НАТО взять под контроль, досматривать всех на наличие паспортов и прочих документов! Его нельзя упустить! — сказала Америка, стукнув по столу рукой, а после приказала выйти Вашингтону и НАТО из кабинета, что они сразу же и сделали. Они шли по коридору молча, находясь в неловкой, даже немного гнетущей тишине. Вашингтон рассматривал возможные варианты побега ГДР, а НАТО по рации связывалась с местным штабом, отдавая какие-то приказы. Наконец, когда эти шуршания и перекрикивания через рацию закончились, столица решился спросить. — Так чем этот пленник так важен для США? Вроде вся информация, которую можно было бы взять с него, уже получена? Зачем он ей? — Так-то да… — НАТО как-то хитро хмыкнула, — Я думаю, что это сугубо личный интерес… Дальше они шли молча, иногда перебрасываясь немного злобными шуточками про США, пока один из ЦРУшников не остановил Вашингтона. ДиСи бы уже успел разозлиться и подумать, что это для досмотра из серии: «Неужели так сложно запомнить столицу?», но его подозрения не были подтверждены: — Командующий Вашингтон ДиСи, только что поступило сообщение из центральных органов разведки о перехвате сигнала из Российской Федерации и о возможном там перемещении в Федеративную республику Германию, у вас есть указания для дальнейших действий? — закончил агент. — Да! Немедленно сообщите США! — Вашингтон резко обернулся к НАТО, — Срочно прикажи усилить патрули на всех важных транспортных участках в ФРГ, предупреди саму ФРГ об этом. — Так точно, командир! — НАТО устремилась вперёд по коридору в свой кабинет. — Давай, любимая, не подведи…