Drown

Обычное утро, обычного дня, обычного человека начинается с обычных вещей, таких как отключения будильника, заправления кровати, приготовления завтрака, хождения в душ. Я никогда не был обычным. Мое утро начинается с подрезания крыльев. Белые, широкие, густые… Каждое пёрышко как произведение искусства. Наверно, так и есть, они ведь, должно быть, божьи. Все бы ничего, но я их недостоин. Каждое утро я встаю на рассвете, чтобы успеть до ухода на работу их подрезать. Ненавижу их, они все портят. Это же бессмысленно! Зачем человеку крылья? Чья-то злая гнусная шутка оборачивается мне хроническим недосыпом и, то и дело, нервным срывом. Каждый раз обрезать крылья очень больно и трудно. Перья сыплются во все стороны, а они сами будто сопротивляются. К тому же это неудобно, они же на спине. Пришлось ради этого покупать специально зеркало во весь рост — вот же чепуха, а не жизнь. Однажды, я проснулся, а они есть. Было больно, когда они прорезались впервые; это было, когда я ещё ходил в школу. Составило много труда добыть специальный ножик для их обрезания. Размах у крыльев большой. Для того, чтобы их сложить, надо сильно постараться, а чтобы они не раскрылись посреди дня — быть в постоянном напряжении. Я постоянно проигрывал. Победы просто не для меня. У всего есть реверс, и мой оказывался самым темным.

***

Каждый день, возвращаясь домой после работы в магазине комиксов кварталом выше от дома, Джерард ломался. Он переходил дорогу, выйдя из магазинчика, не смотря на сигнал светофора, добирался на негнущихся ногах до здания, заходил в подъезд, поднимался по лестнице, открывал дверь, и, как только та закрывалась, разбивался вдребезги. Он не видел никакого смысла в своей жизни и считал, что все, чего достоин — страдания. В течение дня парень пытался не подавать в виду, что сломлен, потерян, подавлен, но то и дело слышал в свой адрес вопросы: «Почему ты такой грустный? Что-то случилось?» — даже за ясной простодушной улыбкой милого молодого человека окружающие замечали, что что-то не так. Не то, чтобы их это пугало, волновало или что в этом духе, скорее просто вызывало пустой бессмысленный вопрос. Никаких проявлений заботы за важным фактом: никакой заботы и нет. Уэй знал это, твердил это себе каждый раз, как появлялось желание открыться и впустить кого-нибудь в свой мир. За закрытой дверью, Джерард прижимался лопатками к деревянной гладкой поверхности, ключи выпадали из руки, с лязгом падая на холодный пол, а в глазах стоял неподдельный ужас. Губы начинали дрожать, пальцы тоже, ноги подкашивались, и всё всегда оборачивалось тихой истерикой. Через час, как минимум, Джерард находил себя на полу — может там же, в коридоре, может в ванной, может в спальне или даже в кухне, это неважно — с перепачканными в крови руками из-за разбитых костяшек, выпившего и пытающегося закурить. «Зачем? " — Спрашивал он себя. Тихий, нежный шепот мелодичного убаюкивающего голоса всегда находил, что ответить, что-нибудь такое, чтобы прогнать зарождающиеся сомнения. Голос не хотел, чтобы Джерард задумывался, что он делал, ведь тогда бы юноша, рано или поздно понял, что делает нечто ужасное и пугающее, разрушительное. Милая невидимая обладательница голоса нежно обнимала Джерарда за плечи, приглаживала волосы, целовала в лоб и шептала в губы: «Ещё. Сильнее». Опьянённый совсем не алкоголем или никотином Уэй подчинялся. Темные волосы липли ко лбу от холодного пота. В квартире уже начинало темнеть, уличные огни расплывались причудливыми пятнами на стенах, заполняя пустоту тишиной. Джерард плакал и кричал, молчал и не думал, пил и продолжал подчиняться. Если посчастливится, он добирался до душа, стоял минут сорок под холодными слабыми струями, начиная дрожать не из-за внутренних проблем, промокал тело зеленым махровым халатом, надевал мешковатые джинсы, футболку, толстовку и, сунув ноги в тапочки, шаркал в кухню, варить темный крепкий кофе. После, всегда сидел часами за столом, стачивая карандаши за рисунками. Каждый день. Он сам не помнил, как угодил в круговой лабиринт без выхода, и даже не мог понять, что спрятан от мира в этом самом лабиринте — как-то Уэй нашел в этом своё спасение, сил придумывать альтернативу не было, как и желания. Джерард просто одинаково протягивал каждый день без всякого смысла, кивая и подчиняясь сладкому голосу, роящему вокруг него овраг, в котором и собирался потопить Уэя. Каждый день.