fire walk with me

      Скорбь.       Скорбь волной окатила Аркадию Бэй в момент, когда не стало Рейчел Эмбер.       Никто этого не осознал, но все почувствовали: что-то с тех пор пошло не так; что-то ужасное, большое, уродливое, полное ненависти и слез пустило в этом городе корни.       Официантка в кафе замерла с полотенцем в руке, так и не вытерев пятнышко от кофе на краю столика.       Мужчину, покупающего газету, пробрала дрожь, которую он списал на холодный ветер.       В кроватке заворочался и заплакал маленький ребенок.       Жизнь в городке с тех пор шла хуже и хуже. Никто не мог винить в этом кого-то конкретного, ведь проблемы у всех были совершенно разные: безработица, загруженность на учебе или работе, участившиеся ссоры с близкими людьми… одно было ясно точно: почти каждый житель Аркадии Бэй, если бы его спросили, сказал бы, что испытывал странное чувство. Чувство, будто чего-то не хватает.       Чего-то, что уже никогда не вернется. Чего-то, исчезнувшего сквозь пальцы.       Исчезнувшего навсегда.       Макс Колфилд не было в городе, когда это произошло. Она не застала момент перемены, потому что тогда она лежала на кровати и рассматривала фотографии в одном из маминых журналов.       Но видит Бог, она тоже ощутила невидимые изменения, буквально только въехав на территорию Аркадии Бэй.       Она не улыбнулась, глядя из окна на знакомые пейзажи, которые, как ей когда-то казалось, остались в прошлом. Она не почувствовала приятной ностальгии, когда проезжала мимо дома, в котором они раньше жили с родителями.       Она поежилась: где я?       «Ты просто волнуешься из-за смены обстановки, - успокоила она тогда себя, откидываясь на спинку сиденья. – Только и всего. Вот глупая».       «Эта чертова дыра забрала всех, кто мне дорог!» - в порыве ярости кричит Хлоя. Макс отшатывается назад.       Это не то место, из которого она уехала.       - Так… что насчет той непроработанной агрессии? – спрашивает Виктория, кладя руку на руку Макс.       Макс вздрагивает, но мысленно благодарит Ви за то, что та вернула ее на землю.       - Что ты…       - Да, кстати! – оживляется Уоррен. – Я же хотел предложить, когда мы только пришли. В принципе, - он выставляет вверх указательный палец и выдерживает драматическую паузу, - мы могли бы тут навести небольшой беспорядок. Но! Только если не оставим своих следов, - он указывает на пустые бокалы, - и если снаружи все будет выглядеть так же, как раньше. Нам же не нужно лишнее внимание.       - Вы хотите… - Макс беспокойно оглядывается, - …тут… эм…       - Именно! – кивает Уоррен, открывая один за другим ящики стола. – Это, собственно, минимум того, что он нам должен, - повторяет он слова Виктории и хитро улыбается, протягивая Макс металлический отбивной молоток. – Давай.       Макс нерешительно берет молоток в руки и вертит его в руках.       После одного выпитого коктейля ей тепло и уже не так страшно, и она чувствует, что предложение что-то здесь сломать кажется ей все более и более заманчивым.       - Я…       - Давай, я покажу, - нетерпеливо перебивает Виктория, выхватывает инструмент и шагает в гостиную. – Я-то не против тут что-нибудь раз… - она замахивается над стеклянным кофейным столиком, - бить! – молоток с громким звоном ударяется о поверхность столика, которая мгновенно ломается, и десятки осколков сыплются на пол. – УРОД! – кричит она, разбивая декоративную вазу.       Виктория останавливается, восстанавливает дыхание, оправляется и очаровательно улыбается, вкладывая молоток обратно в руки Макс.       - Да, думаю, я хочу.       В глаза Макс возвращается тот самый огонек, который заметил Джефферсон, когда говорил ей, что она «прошла путь от лузера до героя буквально за неделю». Ее глаза все еще красные; они блестят, но этот блеск – азарт, смешанный с отчаянной решительностью.       Она подходит к шкафчику со стеклянными дверцами, осматривает стоящую внутри на полках минималистичную белую посуду, и ее лицо искривляется от злости.       Она широко размахивает рукой и начинает бить все в этом шкафчике.       Она кричит.       - ТЫ! – удар. – УБИЛ! – удар. – ХЛОЮ! – удар.       Рыдания, прерывающиеся криком:       - ИЗ-ЗА ТЕБЯ! – следующим страдает большой плазменный телевизор на стене. – ВСЕ! – его приходится добивать несколькими ударами. – ПОШЛО! – она бьет по черному экрану, пока тот полностью не покрывается мелкими трещинами. – ПО ПИЗДЕ!       Макс останавливается. Ее плечи поднимаются и опускаются, пока Виктория и Уоррен переглядываются.       - Думаешь, все? – одними губами спрашивает Уоррен, и тут же грохот раздается снова: Макс одну за другой разбивает рамки фотографий, висящие на стенах. *       Через какое-то время они все сидят на полу, и Виктория с Макс по очереди пьют персиковый ликер, выбранный Викторией.       - Помогло? – она не может скрыть заботу в голосе и уже мысленно упрекает себя за это.       - Кажется, да, - признается Макс и улыбается: редкое в последнее время явление. – Я думаю, мне это было нужно.       - Хорошо, - оценивает Виктория, кивая. – Я рада.       Уоррен вскоре предлагает убираться оттуда, пока не стало совсем уж поздно. Виктория открывает сумку, вынимает оттуда пакет, и совершенно бессовестно начинает присваивать себе содержимое мини-бара.       - Безобразие, - комментирует Макс, усмехаясь и уже не отдавая себе отчета в том, что алкоголь давно уже взял контроль над ее эмоциями.       - Что? – Виктория, заметно повеселевшая, открыто улыбается в ответ. – Ты же не хочешь сказать, что мы это здесь оставим? Это была бы такая потеря.       Уоррен, единственный трезвый человек в компании, выясняет, что, оказывается, нужные кнопки на панели для ввода пароля стерты, и легко подбирает комбинацию к главным воротам, и они покидают дом вполне цивилизованно.       Макс и Виктория, предварительно никак не обсуждая это, обе заваливаются на заднее сиденье машины и, посмотрев друг на друга, начинают беспричинно смеяться. Уоррен оборачивается на них с приподнятыми бровями.       - Дамы, - с притворно-обеспокоенным видом говорит он, - я переживаю, как бы вы не нашли себе проблем по дороге в общежитие.       Это вызывает новый приступ смеха, и Уоррен, покачав головой, поворачивает ключ зажигания, и машина трогается с места. *       Макс намного более пьяная, чем ей хотелось бы признавать.       Где-то в глубине подсознания у нее мелькнула мысль: «У меня был тяжелый день», но она быстро исчезла.       - Ну ты, конечно, меня удивляешь, - говорит Виктория, помогая ей выйти из машины и при этом вытаскивающая свою сумку с алкоголем. – Мы же выпили всего-то… - она оборачивается и видит на сиденье пустую бутылку. – А. Ну да. Ясно.       - Вы нормально доберетесь? – спрашивает Уоррен, с неприкрытым любопытством наблюдая за ними.       Виктория, прикладывая максимум усилий для того, чтоб ее голос звучал твердо, бормочет в ответ что-то вроде «да, вали уже», и девушки уходят.       Макс практически виснет у нее на руке и постоянно смеется.       Так они еле-еле доходят до комнаты Макс. Войдя внутрь, Виктория не без интереса осматривается по сторонам.       Ее мысли тоже затуманены, но она все же приходит к выводу, что ей здесь нравится.       Уютно, хотя и заметно, что Макс за порядком не следит: на столе стоят три кружки, мусорная корзина переполнена, всякого рода хлам, видимо, не нашел нигде места, кроме как на полу посреди комнаты. Она задерживает взгляд на гирлянде над кроватью Макс и коллаже из фотографий – достаточно профессиональные работы, отмечает она, ощущая где-то глубоко отголосок зависти.       Ее внимание переключается, когда Макс включает стереосистему. Начинает играть до безобразия приятная мелодия, которую Виктория определенно уже слышала и не раз; название вертится на языке, но она не успевает за него ухватиться.       Виктория садится рядом.       - Да ты настоящая хипстерша, - с притворным презрением обращается она к Макс, на что та лишь прыскает от смеха.       Они обе как-то стихают, и невольно вслушиваются в слова песни. Her eyes and words are so icy Oh, but she burns Like rum on the fire Hot and fast and angry as she can be I walk my days on a wire       - Почему мы потратили столько времени… - слышит она сбивчивый шепот справа от себя, боясь обернуться, - …на то, чтобы друг друга ненавидеть?       Виктория чувствует, как жар окатывает ее с головы до ног. Это жар от алкоголя и смущения на щеках, но Виктория отчетливо осознает, что она все еще намного трезвее Макс.       - Ты пьяная, - говорит она, глядя прямо перед собой, но боковым зрением следя, как Макс подбирается ближе.       Виктория предпочитает терять контроль над ситуацией лишь тогда, когда это ее собственный выбор.       - Нет, я действительно не понимаю, - говорит та с детской задумчивостью. – Зачем? Что я вообще тебе сделала?       - Ничего, - почти мгновенно отвечает Виктория, поворачивая голову в ее сторону, и обнаруживает ее лицо ближе, чем ей казалось. – Ничего, - повторяет она шепотом.       - Тогда зачем? – настаивает Макс, внимательно изучая ее отстраненным взглядом.       Как же жарко.       - Я… не знаю, - все, что она может вспомнить в этот момент, глядя в голубые глаза перед собой и на веснушки, которые она может пересчитать. Ее взгляд останавливается на губах.       Макс кладет руку ей на плечо.       Контроль. Контроль.       Макс подвигается еще чуточку ближе и замирает. Виктория замечает, что рука на ее плече мелко дрожит.       Ее щеки касается теплое дыхание.       Да к черту контроль.       Виктория наклоняется навстречу, так медленно и осторожно, будто бы дает себе время на то, чтобы передумать.       Макс понимает, что ее разум вдруг разом прояснился, и что все, что она слышит сейчас – это их дыхание, и то, как колотится ее сердце. Она замирает, и мысль «она целует меня, она целует меня, она целует меня» эхом стучит в голове.       Макс открывает глаза мгновение спустя, когда Виктория отстраняется:       - Прости, эм… - ее голос чуть хрипловат, - наверное, мне не стоило…       В этот раз Макс целует ее. Ее рука медленно поднимается вверх, и ее пальцы зарываются в светлые пряди волос.       Поцелуй сладкий, жаркий, с привкусом инди-музыки. The blood is rare and sweet as cherry wine