Whale 52

      Сначала я почувствовала, что под пальцами лежит нечто слегка тёплое. Потом увидела, что это тёплое оказалось ещё и черно-белым. Открыла глаза пошире, осмотрелась, неосознанно подаваясь вперёд и нажимая на клавиши ладонями… Звук по комнате покатился оглушительный, начал въедаться в уши. Я тоже покатилась, но — вниз, со стула. Звук, тем временем, пробрался куда-то глубоко в голову, забился внутри, заставляя меня зашипеть на одной ноте от боли. Потом захныкать, потому что стало слишком уж больно. А потом…       Потом пришло блаженное забвение. Вылезать из него я не стремилась: все два раза, когда я просыпалась, боль опять нападала — пусть и не такая сильная — так что я предпочла каждый раз тянуться обратно, в сон. Но вот на третий раз, стоило мне осознать себя лежащей, голова была прекрасно-пуста. И не болела. Я осторожно, медленно, села на кровати и осмотрелась.       Истерика прошла, ещё даже не успев начаться. Я вдоволь поистерила, пока меня сначала догоняли в одном из переулков, а потом пытались вымогать деньги. Или драгоценности. Или телефон. И то, и другое, и третье у меня с собой было, но, видимо, не в том количестве и не в том качестве, которое могло бы удовлетворить трёх совершенно не бандитского вида, но очень страшных в тот момент мужиков. Один, кстати, со мной от автобусной остановки шел — и я, дура, ничего не заподозрила, решила сократить дорогу…       После того, как меня вжали в стену, я отключилась. Помню, как думала ещё: эх, если бы я знала, что будет, поверни я сюда… сядь я на последний автобус… не задержись у подруги… А потом — пустота. И клавиши. И опять пустота. Я подтянула колени к груди. Комната, в которой я находилась, казалась большой и светлой.       Ничего не болело, так что я осторожно спустила ноги с кровати с синим постельным бельём и пошлёпала в сторону двери. Дверь была хорошая. Казалась крепкой. На уровне своей ладони, взявшись за ручку (до которой было чуть повыше), я заметила какие-то черточки. Хм? Решив не зацикливаться, я открыла дверь и выглянула… в коридор. Дверь не скрипнула.       На двери была какая-то табличка, и я запрокинула голову, отошла подальше, чтобы прочитать. Буквы… Нет, не буквы. Японские иероглифы воспринимались с трудом, хоть я их и знала. Я перечитала ещё раз, на этот раз двигая губами и про себя проговаривая слоги... Сугавара Лейко. Сугавара Лейко — моё имя, получается? Я посмотрела на свои маленькие ручки и поджала пальцы на босых ногах. Получается, имя.       Пол, кстати, был тёплым. Лето?       Справа по коридору слышались голоса. Слева было тихо. Я, конечно же, пошла налево. Две двери. На одной — ещё одна надпись, на другой — ничего. Я прищурилась. Попыталась прочитать один раз. Провал. Попыталась ещё раз… Сугавара Кейко? Но почему я не смогла понять, что первое слово на обеих дверях одинаковое? Как можно тише дошла до своей двери, перечитала надпись, опять с усилием. Быстро дошла до другой… и опять еле узнала иероглифы. Да что же это такое?!       Как для человека, который японский знал на твёрдый N2-уровень, для меня это было… ну… шоком, наверное? Я нахмурилась и толкнула не помеченную табличкой дверь, влетая в ванную комнату. Делать там особо было нечего: до зеркала я не доставала (хотя маленькие ручки и видимые части тела говорили за себя), а купаться не торопилась. Сначала надо было пойти на голоса.       Голоса, тем временем, притихли. Дальше по коридору обнаружилась лестница, так что я встала на углу и осторожно выглянула. Открылся вид на гостиную. Тоже очень светлую. И на троих людей: двух женщин и одного мужчину. Даже, пожалуй, на мужчину, женщину и девушку. Я выглянула чуть сильнее. Они были похожи. Родственники, определённо. А раз я тут, то, получается, я тоже…       — Лейко! — внезапно воскликнула женщина, подняв на меня взгляд — Лейко! Девочка моя!       Я хотела было отшатнуться назад за угол, но тело словно прошил резкий импульс: нет, в таком случае я буду… буду плакать. Но когда я буду плакать? Почему я буду плакать? Пока я, застыв, стояла на месте и пялилась на подскочившую семью, единственный мужчина уже начал действовать: подбежал ко мне и присел на корточки, оказываясь на одном уровне. У него были синие глаза, какие-то невнятные светловатые волосы и очень обеспокоенное выражение лица.       — Лейко? Как… почему ты встала?       Что делать в таких ситуациях, я не знала, но сыграть в непонимание показалось мне неплохой идеей. Судя по пальчикам, возраст маленький, да? Ещё ведь прокатит, да? Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. Застыла. Втянула побольше воздуха. Простите? Простите… что?       — Я-а… прос… Лейк?       После довольно невнятных, искореженных звуков я почти сразу прикрыла рот. Да в чём дело-то? Я отлично знаю, как говорить! Вот же они, в памяти, нужные звуки — почему я не могу их произнести? Почему я вспоминаю иероглиф и не понимаю, как он читается? Почему я вспоминаю, как говорила раньше, и не понимаю, как это повторить? Почему я… почему…       Пока я испытывала небольшое крушение мира — а ведь сказала, что не буду истерить! — вся семья уже собралась рядышком. Девушка стояла чуть поодаль, она выглядела словно не в своей тарелке. Мужчина наблюдался на том же месте, женщина уже присаживалась рядом, явно собираясь поставить руку на его колено для равновесия и протягивая ко мне другую. Меня опять словно шибануло изнутри: в таком случае у нас в районе отключат электричество!       — Не! — внезапно прикрикнула я. Женщина остановилась на полпути, потом медленно встала в полный рост. У неё были светлые волосы и светлые глаза. Девушка была практически её копией, разве что черты лица — от мужчины. Отцовские. — Не… н-н-н-н-н…       Пока меня закоротило на дурацком «н», которое я пыталась превратить в «надо», женщина вдохнула, выдохнула и внезапно ударилась в слёзы. Я резко перестала пытаться что-то там сказать. Да чего это они? Хотя, понятное дело… если дочь — а я дочь, ведь так? — сначала непонятное количество времени валялась в отключке, а потом внезапно начала лепетать что-то невнятное, я бы тоже зарыдала. Или закричала. Не знаю.       — Почему не надо? — ласково переспросил мужчина.       Я посмотрела прямо ему в глаза. Давай же, Та… то есть, по всей видимости, Лейко! Раз уж моя прежняя жизнь остановилась где-то на моменте того переулка, у меня нет никакого желания её запускать опять! Всё равно ведь из универа выгнали… А тут — есть шанс начать всё сначала, да ещё и гениальной девочкой побыть. То есть, будет шанс. Возможно. Если говорить научусь…       — Я… я-я вжу это! — невыносимо пафосно от переполнявших меня эмоций выпалила я. Правда, японский получился корявеньким, но кого это волнует? Точно не меня! — Эктриестго!..       Я резко замолчала. Нет, какое электричество? Я, конечно, думала про него, потому что связь с тем, чтобы дотянуться до меня, и тем, чтобы вырубить свет у всего района, довольно плохо прослеживается… Но я определённо не собиралась говорить это вслух. Вслух надо было сказать… да что угодно! Списать на детские придумки или сон, или — да мало ли способов!       — Мам, кажется, она хочет что-то сказать… но не может, — внезапно пораженно воскликнула девушка. Моя сестра? Или всё-таки эти мужчина и женщина — не её мать и отец?.. Да нет, она слишком похожа, при том — на обоих. — Очень хочет.       — Не может… — сквозь слёзы усмехнулась женщина. — Ну, конечно…       — От того, что ты плачешь, ей легче не станет. Мика, успокойся, — твёрдо сказал мужчина. Я запомнила имя и посмотрела прямо на девушку. — Лучше позвони доктору. Ты договорилась на завтра?       — Да… Но, похоже, лучше будет, если он придёт сегодня.       — Лучше будет, если мы сами сходим сегодня.       — Ты всё ещё хочешь что-то сказать…       Уставиться на девушку ещё сильнее было просто не возможно. Да, черт возьми, я хочу что-то сказать! Но я уже попробовала открыть рот и пробурчать предложение себе под нос: слоги путались, звуки вылетали не те, что я планировала… или те? Да нет же, я слышу, как говорят двое взрослых людей рядом, я могу так же, но почему, когда я хочу сделать так же, я внезапно перестаю понимать, как?       Наверное, я бы и дальше себя накручивала, если бы меня внезапно не оторвали от земли. Я смешно дёрнула ногами и застыла. Меня последний раз таскали на руках… лет в пять, наверное. В общем, ещё до школы. А тут — опять взяли. Я босыми ногами задела довольно-таки ощутимые мышцы на руках у мужчины и почему-то несколько перепугалась. Ну… с таким ростом высота выглядела очень даже серьёзной!       — Теперь она успокоилась, — сообщила девушка. — Но ей немного не по себе.       — Можно не сообщать обо всём, что ты чувствуешь… — вздохнул мужчина.       — Но пап, мне интересно! — девушка счастливо хлопнула в ладоши. — Она ещё никогда не была такой эмоциональной!       — Кейко…       — И никогда ничего не хотела сказать! Вообще ни капли! Помнишь, как она смотрела на тебя, когда мы её только забрали? А теперь она будто даже поним…       — Кейко! — прикрикнул мужчина. Я вцепилась в его футболку руками. — Если Лейко понимает, то, может быть, не стоит говорить о ней вот так?       Девушка смутилась, а я погладила мужчину по плечу. Верно, я всё понимаю, и слушать такие речи мне было не очень приятно. Нельзя отрицать, впрочем, что подростковая несдержанность дала мне немало информации: начиная от имени девушки и знания о том, что та комната — её, и заканчивая тем, что раньше я была не такой. И вообще, меня откуда-то забирали. Наверное, не очень давно?       Женщина — Мика… Мика-сан? — ушла куда-то вниз по лестнице, но не в гостиную, куда меня уже принёс мужчина. Я как можно более незаметно повертела головой. Чисто и светло. Мило. Откуда-то из-за спины доносится голос, наверное, Мика говорит с врачом? С доктором. Наверное, доктор мне нужен, потому что болела голова.       Кейко села на диван рядом со мной. Мужчина посмотрел на неё очень предупредительно, но ничего не стал делать. Я с любопытством на неё покосилась. Она, даже несмотря на свои предыдущие слова, неприятной не была. Тон голоса у неё получался заинтересованный и возбуждённый, а не издевающийся — скорее эмоциональная, чем насмешливая натура. Верно? А если…       Мысль прервал аккуратный палец, тыкнувший мне прямо в нос.       — Я очень рада, что тебе лучше! Ты рада?       — Ммм, — безопасно промычала я. Этот звук издать удалось без проблем, но Кейко всё равно просияла, что солнышко. Светлые волосы и глаза только придавали сходства этому сравнению. — А?       — Пап, ты видел?       — Да, — коротко ответил мужчина, и теперь меня пожирали уже два внимательных взгляда. Я смотрела то на одного, то на другого. — Лейко, что-нибудь болит?       Совершенно не доверяя своему голосу, я отрицательно покачала головой. Ничего, и вправду, не болело. Но и то прекрасное, пустое ощущение в голове прошло. А жаль. Оно мне нравилось. Было… легко. Сейчас же меня занимало слишком много мыслей. В первую очередь, я была очень растеряна.       Успокаивало то, что растеряна была не я одна: и Кейко, и мужчина явно не знали, что ещё можно сделать. Я шмыгнула носом и внезапно почувствовала, как забурчал живот. Ух-х… Получилось, судя по всему, громко: мужчина тут же подорвался с места в сторону видневшейся с дивана кухни, Кейко хихикнула. Крикнула: «Пап, она очень есть хочет!» — и опять уставилась на меня.       Попытка спросить, что со мной, блин, не так, опять провалилась. Кейко печально вздохнула и погладила меня по волосам. Я почувствовала, как начинают дрожать губы. Да что же это… блин… такое, а? Почему это я не могу ничего сказать? Почему-почему-почему-почему?!       — Томоки? — раздался голос Мики. Она выглянула из дверного проёма, поймала мой взгляд — я обернулась на звук. Поджала губы. — Доктор сказал, что сможет нас принять через три часа. Но если мы хотим сдать анализы, то лучше выехать прямо сейчас!       — Мы хотим сдать анализы? — недоуменно переспросили из кухни. — В любом случае…       — Конечно!       — Сначала Лейко-чан стоит покушать, так? — Кейко опять тыкнула меня в нос.       Недовольная, я потрогала этот нос. Обычный такой, ну. Что в нём настолько привлекательного, что за последние несколько минут он подвергся атаке дважды? Ладно, может, немного кнопочкой.       Я поела, покрутила головой, примерно определила размеры своего тела. Выходило, что мне лет шесть, не больше. В целом, это было… неплохо. И еда оказалась вкусной, хоть и неудобно было под взглядами Кейко — её родители, будучи куда более сдержанными людьми, так меня не буравили. И хорошо. Не увидели моего первого провала с палочками. Я, конечно, быстро исправилась, но с детскими пальчиками было жуть как неудобно.       Потом меня опять взяли на руки (Томоки), отнесли в комнату и открыли шкаф с одеждой, предложив на выбор немалое количество вещей (Мика). Удивительно, но в розовый цвет было окрашено меньше половины! Я поочерёдно тыкнула пальцами в спокойных цветов кофточку и штаны и позволила Мике себя одеть. Может, не начни я замечать признаки будущей усталости, я бы и сама это сделала… Но мне ещё надо три часа до врача дожить, а зевать хочется уже сейчас. Лучше сэкономить энергию.       — Тебе всё нравится, Лейко? — ласково спросила Мика. Я поморгала, смотря ей прямо в глаза. — Нравятся цвета?       Я пожала плечами. Ну, да, нравятся. И даже если бы не нравились, то какая разница? У нас тут не магазин, поменять ничего не выйдет. Хотя, конечно, обстановка недешевая… Мне повезло попасть в обеспеченную семью? Я рассеяно помахала Кейко, всё ещё повиснув на Томоки, когда мы выходили из дома. Никто не возражал, что я не ходила собственными ногами, я наслаждалась ситуацией. Все довольны.       Признаться, я даже не задумалась, зачем мы так торопимся сдавать некие анализы: привыкла, что раньше следующего дня, а то и больше, всё равно ничего не получится. А стоило насторожиться ещё тогда, когда рядом с дорогой я заметила разрушенный, будто от удара, дом и вспухший словно изнутри асфальт. Но нет, тогда я только подивилась и насторожилась, не более.       А теперь смотрела на человека-химическую лабораторию, или как-то так, и моргала. Он, тем временем, каким-то своим образом анализировал мою кровь. Я ковыряла ватку на пальце, мама явно прислушивалась к бормотанию мужчины, отец считал ворон, смотря в ближайшее окно.       — Ещё несколько вещей, ладно, Сугавара-чан? — ласково обратился ко мне доктор.       Сначала я немного подвисла — я же Лейко, а не Сугавара! — а потом опять напомнила себе, что это Япония. Очень, очень странная Япония… Я всегда знала, что система здравоохранения тут работает хорошо, но не до такой же степени! У меня было невероятно много вопросов — наверное, и хорошо, что я не могла задать их все? Но в тот момент это было, скорее, досадно. Я всё равно кивнула и что-то промычала себе под нос, отвечая на вопрос доктора. Да-да, конечно, обследуйте…       Освободились мы через час, пройдясь ещё по нескольким кабинетам. К моему облегчению, были и аппараты, не только люди. К моему удивлению, результаты выдавали или Мике, или Томоки сразу же. В любом случае, куда-то надо было деть ещё целый час. Я посмотрела на ближайшие весёленькие часы в форме головы зайчика. Ладно, сорок пять минут. И что делать?       У родителей был ответ на этот вопрос.       — Смотри, Лейко, у меня есть книга, — Мика показала мне книгу. Детскую, с яркими цветами и картинками. Открыла. Иероглифы были большими. Явно для лучшего восприятия. — Хочешь почитать книгу?       Всё упиралось в то, что почитать не хотело меня — мне приходилось два, три раза пробегать глазами текст, чтобы банально понять, о чём он. И это в детской книге! Зато я получше смогла разобраться в ощущениях: дело было не в том, что иероглифы были забыты. Нет, я их помнила. Но они… словно внезапно забывались, когда я смотрела на те, что были написаны на плотной бумаге. Хотя, нет. Не забывались, а просто не соотносились.       Даже самые непохожие друг на друга по написанию слоги отличить друг от друга было… трудно. Невозможно с первого раза. Но я справлялась. А когда попробовала открыть рот, уже достаточное количество времени пробуравив взглядом одно предложение, поняла, что всё оставалось ровно так же плохо. Теперь я не могла соотнести иероглиф и звук. То, как я считала, как звук должен звучать, так же не соотносилось с тем, как я его пыталась озвучить.       Хотелось заплакать. Но я захлопнула рот и продолжила читать сказку. Что-то про кроликов. Прекрасно…       Не удивительно, что доктор (уже именно тот, к которому мы… были записаны?) выдал нечто совершенно для меня неутешительное:       — Речевые функции всё ещё нарушены. Но, посмотрите вот сюда, теперь это имеет совершенно другие истоки…       Доктор что-то показывал родителям, а я уставилась в пол. Всё равно стол из моего положения не видно, не пойму, что он там объясняет. Мне бы разобраться с неутешительным вердиктом и беспокоящим «всё ещё». Это что, от предыдущей хозяйки тела досталось, что ли?       Решив всё же прислушаться к врачу, я поняла, что от неё, да не совсем. Раньше Лейко тоже страдала от похожего недуга. Только вот он сказывался на настоящем ребёнке, а не на мне, уже выросшей личности, намного более… губительно, если можно так сказать. Ещё проще: девочка отставала в развитии.       — Смотря на томографию, я могу сказать, что теперь дело в причуде, — совершенно серьёзно заявил доктор. Я моргнула. В чём, простите? — Всего за несколько дней префронтальная… — он осёкся. — В общем, такие резкие изменения в органах не могут быть ничем иным. Но, раз причуда оказала влияние на мозг, значит, физического типа она быть не может. Говорите, девочка начала понимать вас?       Я кивнула. Родители тоже подтвердили. Доктор с явным интересом покивал и достал из ящика стола несколько бумажек и ручек. Сначала предложил мне прочитать надпись на одном из листов. Я прочитала, но про себя, а потом выразительно посмотрела ему прямо в глаза. Не сработало — пришлось судорожно пытаться сказать нечто путное. Получилось… плохо. В слове то вылезали ненужные звуки, то заменялись нужные, то просто пропадали. Не всегда, но речь резко становилась непонятной.       Потом меня попросили переписать прочитанное. Я взяла в руку ручку, примерилась и спустя не менее семи минут жарких попыток преуспела.       — Устную речь ты понимаешь хорошо, — обратился ко мне доктор. Я кивнула. — Интересно. А то, что написано?       Вместо ответа я в неопределённом жесте покачала рукой, а потом, подумав, показала два пальца. Мне требуется две попытки, чтобы понять. Или… поколебавшись, я добавила третий палец, а потом показательно провела указательным по строчке написанных иероглифов, как бы читая. Удивительно, но меня поняли!       — Значит, основные проблемы именно с воспроизводством информации, эти функции пострадали больше всего, — заключил доктор. — К тому же, Лейко-чан явно прибавила в интеллекте.       — Это… заметно, — немного нервно высказался Томоки. — Но что делать?       — Пытаться исправить недостатки, конечно, — как само собой разумеющееся ответил доктор. — И, что намного важнее, Лейко-чан должна понять, какая у неё причуда. Это явно что-то непопулярное. Возможно даже совершенно новое. Раз она может писать, хоть и с трудом, пусть ведёт заметки. Но нельзя забрасывать и речь. Лейко-чан, сможешь проговаривать всё то, что записываешь?       — До. Да, — поправилась я.       — Младшую школу я бы советовал пропустить, — довольно продолжил он. — Займитесь девочкой, возможно, причуда поможет ей вылечиться если не окончательно, то хотя бы частично. Дать вам номера знакомых специалистов? Тут нужны не логопеды, так что, возможно, у вас не будет контактов. Кстати, какие у вас причуды? Это могло бы помочь…       Я всё ещё отказывалась ходить сама, так как в сон начало клонить ещё больше, и до машины меня опять донесли. В ней же я, кстати, и уснула, судорожно обдумывая свою ситуацию и наистраннейшее слово «причуда», которое я определённо видела и слышала в своей прошлой жизни. Но только в качестве фантазии.       Как бы то ни было, я не собиралась перечить доктору — и родители, судя по всему, тоже. Так что сразу же после пробуждения я потянулась, спрыгнула с кровати и подбежала к письменному столу (симпатичненькому такому, и стул у него стоял очень удобный). Порылась, нашла чистый (почти) блокнот и карандаш. Почему-то красный. Шмыгнула носом. Итак, причуды. Причуды — это… в целом, не так уж и плохо, наверно? Мир мог бы быть и хуже. Я занесла карандаш над бумагой и остановилась.       А что писать-то?       Нет, я всё ещё помнила странные порывы, которые посетили меня почти сразу после пробуждения — электричество и всё такое… Но что они значили? Я надула щёки, напряглась и попробовала подумать о чём-то. Получилось о еде. О том, что если бы я спустилась сейчас на кухню, то там меня бы наверняка покормили. О яичнице и — почему-то — апельсиновом соке.       Когда я спустилась из своей комнаты на первый этаж, то поняла, что на завтрак была именно что яичница. А Кейко пила апельсиновый сок. Села за стол, сжала покрепче карандаш и начала писать. Потом остановилась. А, знаете, что… Наверное, лучше выяснить всё до конца. Я с самым независимым видом отложила писчие принадлежности и принялась за еду.       Как родители с Кейко ни старались, в моих первых четырёх попытках разобрать ничего не получилось.       Спустя две недели (и два занятия с Риё-сан, которая должна была научить меня справляться с моей проблемой) я, наконец, написала семье сообщение касательно моей способности. «Кажется, я могу видеть будущее». Что частично… было правдой. Но не совсем. Я поняла это сразу же, как написала: просто возникло ощущение, что что-то не так. Но факты оставались фактами, иногда у меня получалось поймать некую волну и выяснить, что, к примеру, после того, как я выйду на улицу, мимо нашего дома пронесётся милая собачка… но пронесётся она почему-то не сразу же после моего выхода на улицу, а через день, вечером.       Только ещё через неделю до меня дошло, что главным было не «после того, как», а «если». Если я выйду на улицу… Если я надену красную футболку… Если я улыбнусь Кейко… то случиться может что угодно. Один раз я предсказала чью-то смерть и, конечно же, мигом остановила себя от этого действия. А нужно-то было, всего лишь, прочитать книгу — именно в тот момент, не завтра, не вчера.       Как легко понять, «предсказания» чаще всего были настолько оторваны от, так скажем, «катализатора» их выполнения, что мне хотелось смеяться.       Причуда была новой, получила от меня ироничное название «Эффект бабочки» и была занесена в реестр способностей. Родители ликовали. Я, подумав, начала строить планы. Эффект бабочки — это не Бакуго и не Тодороки, конечно. Но, учитывая, что я попаданка, это самая удобная способность из возможных.