Вторая случайность и вечер откровений.
17 февраля 2019 г. в 20:54
Тайлер:
Я заваливаюсь в номер поздно вечером. Капец как устал. Хочу лечь на кровать и даже не ужинать. Но меня пугает этот мутный чувак с кислотными волосами и пистолетом. Наверное, он маньяк какой-то… Хотя, зачем маньяку номер в трехзвездочном отеле?
Его пока нет, и я падаю на кровать, полностью на ней растянувшись.
Дверь скрипит.
— Вспомни про говно, вот тебе и оно, — шиплю я, даже не думая перекатываться.
— О, ты думал обо мне? Как долго? Можешь поднять голову и любоваться мной, сколько захочется.
Я чувствую его ухмылочку всей своей кожей. Фыркаю, красноречиво рассказывая, где его место средним пальцем.
Никуда не сдвинусь теперь. Пусть на полу лежит. Щенок.
Джош:
После долбанного обучения за городом я вымотался, как собака! Я отпахал целую смену на морозе, к тому же на учении и проверки! И, чёрт, наверное уж я хочу отдохнуть, сходить в душ и лечь, даже не спать, а тупо лечь. Но Тайлер, видимо, почувствовавший себя королем, теперь валяется на всей нашей кровати, щурясь от моего смеха.
— Пытаешься указать мне, где моё место, м?
— О да, и по-моему, я ещё мягко выразился.
— Да? — я осторожно ступаю к нему, держась руками за концы полотенца на моей шее. Чуть выдохнув, я нависаю над ним, ухмыляясь. — Мне кажется, что я уже в такой заднице, откуда тяжко вытащить. А ты, по ходу там со мной. — смеюсь я, замечая, что он готовится открыть глаза.
Карие глазки глубокого насыщенного цвета смотрят на меня, опуская мимолётно взгляд к моему оголенному пузу. И, да, к полотенцу, что очень низко сидит на бёдрах.
Его кадык дёргается. Рассеянный взгляд замечает руки по обоям сторонам от его головы.
— У-уйди от меня, изв-вращенец! — заикается Джозеф, подскакивая на кровати, словно током дернутый.
Я примирительно поднимаю руки к голове, смеясь от его нелепого растерянного вида.
Растерянного…
Проморгав, я вытираю макушку полотенцем, уходя в душ, чтобы одеться.
— Высох? — спрашивает уже более заинтересованнее парень, усаживаясь на краю кровати.
Я поправляю на себе плюшевые серые штаны и белоснежную футболку с широкими прорезями. Я усаживаюсь на подлокотник кресла, также ухмыльнувшись с ярким блеском в глазах.
— Раз уж мы с тобой вынужденно существуем вместе, то давай познакомимся, м? — начинаю я, а тот вскидывает брови. — Нет, ты ничего не подумай, просто. Ну, надо же мне с кем-то разговаривать. — с улыбкой добавляю я.
— С тараканами в своей голове поговори. — шипит каштановолосый, а я запускаю со смехом пятерню в жёлтые волосы.
— С ними недавно болтал, они жаждят познакомиться с каштановолосым ворчуном. — шучу я, усаживаясь по-удобнее.
Мне интересно.
Тайлер:
Этот полуголый извращуга садится рядом.
— Моя мама говорит, что такие стриптизеры, как ты, опасны, — фыркаю я, утыкаясь взглядом в ленту твиттера.
Мне нельзя на него смотреть. Просто потому что я как бы гей, а он как бы капец какой красивый. И полуголый. Вообще-то так-то и голый. Тряпка на нём вот-вот спадёт. И что потом прикажете делать?
— Расскажи мне о себе.
— Что ты прилип, как банный лист к голой заднице? — я уворачиваюсь от его слов. — Голая задница тут у тебя. Но я тот банный лист, который не липнет. И ты не липини, ладно? Я устал.
— Слушай, я же тебе честно сказал, — строит мне щенячьи глазки. Не верю.
— Агенты ФБР никогда не рассказывают первому встречному о своей должности. Либо ты врёшь, либо ты хреновый агент. Я верю во второе, потому что хреновые люди хреновы во всём
Я улыбаюсь и прячусь от него под одеяло. Хорошо, что хоть в двух одеялах нам не отказали.
— Ну же, Тай-Тай, поговори со мной, — он не унимается. меня точно не задело это его «Тай-Тай». Я не разрешал ему так себя называть.
— Боже мой, пойди на рецепцию и выноси мозг администрации, которая нас вместе поселила. Они точно заслуживают такой пытки, — фыркаю я.
Через мгновение я чувствую на своей спине вес чужих бедер.
— Слезь с меня, кабанюга! Ты мне спину сломаешь! — верещу я, но в ответ слышу только его смех.
— Поговори со мной, — все настаивает Дан. (Если его и вправду Джошуа Дан зовут). — Откуда ты?
— Колумбус, — фыркаю я. Глядишь, может и слезет.
— Я там родился! Но живу сейчас в Лос-Анджелесе.
— Очень необходимая информация, — фыркаю я.
Джош:
— Конечно необходимая! Мы начинаем знакомиться, а это важно! — замечаю задористо я, скатываясь с его удобного, но хрупкого тела, на кровать, подгребая полотенце поближе.
Видимо мне показалось, что я успел переодеться. Чёрт.
— Ну ты и кабанище. — жалуется Тайлер, кое-как разгибаясь и присаживаясь на кровати. — Так, ладно. Я поговорю с тобой-
— Ура! — ликую я, словно маленький ребенок, вскидывая руки над лежащей головой.
— Но-
— Но? — тяну я, желая знать это таинственное «но».
— Но ты, мать твою, оденешься. — ругается каштановолосый, когда я с издёвкой и нахальство вглядываюсь в его напряжённый взгляд, чуть приподнимаясь с постели, но все ещё упираясь в кровать коленом правой ноги. Я немного покачиваю бёдрами, ухмыляясь:
— А что, уже не хочется смотреть на меня? — скуксив самую обиженную рожу из всех возможных, я улыбаюсь, похлопывая перепуганного товарища по коленке, немного задержавшись на ней. — Расслабься, Тай, я не трону. — шепчу я, в конце не удержавшись и показательно клацнув зубами перед его носом.
По его просьбе и по своей замёрзшей заднице, я натягиваю на себя те самые серые пижамные штаны и открытую майку, нежели футболку. Устроившись на другом конце кровати и прибрав ноги по-турецки, я развожу руки в стороны, улыбаясь.
— Что? — нервно вскидывает брови Тайлер, ожидая.
— Глупенький, мы с тобой теперь друзья, айда обниму! — мне правда хочется, но его истерический смех выбивает из меня все желание.
— Боже, ну нееет! — растягивает он, насмешливо глядя на меня. — И даже не смотри на меня так, неа. Я уж лучше на ковре посплю-
— Давай. — тут же сердито бросаю я.
— Что? — с насмешкой интересуется он.
— Я сказал давай. Попробуй. Мы тебе на полу постелим даже, давай?
— Ага, давай. — отрезает он, хлопнув сухой ладонью о матрас кровати. — Только вот проблемка есть: я не уйду, законная часть кровати моя. И, знаешь, щеночек, тебе там даже больше понравится. — язвит он, подбирая ноги к своей груди.
На моих щеках полыхает румянец обиды.
— У меня тоже есть законная половина кровати! — сержусь я, как раз забираясь на нее, обиженно отворачиваясь к стене и выключая лампу со своей стороны. Одеяло до самого носа.
Да кто он вообще такой, чтобы так со мной разговаривать?! Да кто я вообще такой, чтобы так подшучивать. Нет, пшел он нахер. Я поговорить хотел, познакомиться, а он лезет на рожна! Сам вот и напоролся.
А я пока слишком устал.
— Что, шуточки закончились? — продолжает он, но я очень красноречиво посылаю его средним пальцем, фыркнув в конце.
Он смеётся и я чувствую, как он приближается к моей спине.
— Мне теперь тоже интересно поговорить, хотя я очень устал, обиженка хренова. — спокойным голосом отвечает Джозеф.
— Тогда иди и спи! Нефиг со мной и моим тараканами разговаривать! — остро колю я, закусывая губу.
Я слышу шорохи, шаги, снова шуршание одеял. Не вижу его, но чувствую.
Обнаглел.
— Мама когда-то подарила мне фотоальбом и новый рюкзак, сказав одну очень важную вещь, —
— «Не езди по командировкам, Тай, а то случайно поселят с татуированным извращенцем, что заставит общаться с ним и увезет тебя далеко-далеко, что бы отыметь», — так? — небрежно бросаю я, полез на святое имя матерей. Самому аж противно.
— И это тоже, — съязвил каштановолосый, хихикнув, — а ещё она сказала: «Не бери дурного в голову, а тяжёлого в руки». И я говорить особо не умею, так что давай, выключай в себе мисс «я на всех обижена!» и поднимай свой зад, я же поговорить хочу. — уже более серьезно, но тихо говорит он.
Неужели он так извинился? Она подарила ему фотоальбом, чтобы освобождать все мысли и события из головы, помещая в альбоме — это «не бери дурного в голову». А ещё новый рюкзак, значит он был лёгким. — «а тяжёлого в руки»
Может я и идиот, но смог сложить два и два. Я улыбаюсь в складки одеяла, присаживаясь.
— Извинения приняты, — отвечаю я, улыбаясь. — Но это правда очень умные мысли, твоя мама очень мудрая. И ты умеешь говорить. — тихо прошептал я, в надежде, что он не услышит. Но он слышит, ведь в комнате не шуршит на заднем плане даже телевизор!
— Давай уже, — перебегает с темы он, заметно покраснев после моего комплимента. — Я начну. — утверждает он, собираясь с мыслями, чуть вздохнув. А я уже залипаю на его руки, бросающие невидимые словам строящие из них дом.
Тайлер:
Его спины так приятно касаться… Мягкая, усыпанная веснушками и родинками кожа, покрытая капельками после душа.
— Будем говорить всю ночь, а завтра друг друга проклинать за то, что не выспались.
Я улыбаюсь и кутаюсь в одеяло, словно гусеница в кокон, садясь на кровать, напротив него.
— Мне двадцать четыре, я из Колумбуса. Тут из-за того, что меня послали-
— Я бы тоже с радостью тебя послал, но мы — люди — должны быть вежливыми, — придушив в себе смех, серьезно затирает Дан.
— Ага, мы же гомосапиенс, — смеюсь я.
— Ага, особенно «гомо», — веселится он.
— Я — да. Так что не появляйся передо мной без футболки. А то от гомо сапиенс во мне останется только гомо, а от твоей анальной девственности только воспоминания, — отшучиваюсь я. Ни за что не признаюсь, как сильно мне бы хотелось быть зажатым кем-то таким…
Джош:
Я нахально улыбаюсь, позволяя бровям уползти к светло-огненной челке.
— Скорее, это ты сможешь с ней распрощаться, ибо я тоже из гомосапиенсов, что от слова «гомо». — отвечаю я и его смех тут же изчезает. — Да-да, и не удивляйся так. Что, уже геям спокойно в ФБР работать нельзя? — шучу я, на что получаю в ответ выжатое сквозь смех:
— Так вот зачем тебе пистолет и наручники! — Тайлер смеётся от души, как и я, забывая обо всем.
Невероятно, но мне приятно. Чёрт, сейчас так плевать на то, что я устал, голоден и нереально хочу спать. Сейчас я словно заряжаюсь энергией чего-то мягкого, что можно назвать. счастьем?.. Мда, парнишка Джоши, ты влип.
— Да уж, это в точку. Хотя, знаешь, за свои дряхлые двадцать шесть, максимум, что я имел, так это постоянную головную боль. — шучу я, вновь проводя пальцами по своим волосам. Все никак нарадоваться не могу.
— Стой, — вдруг ошеломленно продолжает Джозеф, а я краснею. — Девственник?
— Если это и так, то ты об этом не узнаешь, — пряча смущение за победной улыбкой, бросаю я, — Не для тебя привилегия, детка! — продолжаю со смехом я, заражая смешинкой и его. Но что-то все же осталось недосказанным.
— А ещё что расскажешь? — я увлек его идеей «поболтать».
— Ну, мне нравится играть на барабанах, хотя сам ни разу не сидел за настоящей ударной установкой. — с досадой отвечаю я, заметив краем глаза его заинтересованный взгляд. — Я самоучка. Копил на одни только барабанные палочки большую часть своей сознательной жизни, а на саму установку — только банк грабануть придется! — смеюсь я, вспоминая неоправданно высокие цены на потрепанные инструменты.
— Представляю себе заголовочек: «Посадить самого себя, или как агент ФБР грабит банк»! Ахаха, ой, мамочка, держите! — верещит от смеха Джозеф, брыкаясь руками и ногами, но не попадая в меня.
Так хочется говорить с ним без смущенности в глазах.
Тайлер:
— А я играл на пианино… И на синтезаторе. Но потом бросил, потому что работа, взрослая жизнь и все такое… Нужно оплачивать счета, а не заниматься тупым бессмысленным трыньканьем, — шиплю я, утупив взгляд в одеяло. — Прости. Ухожу не туда. Просто разбитые грёзы и все такое, — смеюсь я, сморгнув подступившие слезы.
Джош:
Он так открыт со мной. Неужели все налаживается в нашем «общении»?
Но что-то в его голосе меня тревожит, как и блеск над фиолетовыми мешками под глазами.
— Все в порядке? — взволнованно спрашиваю я, вскакивая в кровати на колени и коснувшись его руки своей. И мне хочется ощущать это тепло всем телом, а не кончиками сухих пальцев.
Но он подтягивает к себе руку, зажимая между грудью и прижатыми коленями, выдавив тихое «угу».
Но я не буду лезть в душу. Многие бы, посмотрев на эту ситуацию, и узнав мои чувства, в один голос бы сказали: «Ну, давай, докопайся до правды, успокой его, обними!».
Но я не уверен.
Чёрт, ну докатились!
Я теперь себя чувствую трусливым мальчишкой, хранящим в тайне свои чувства, будто снова подросток.
Так и было.
И я догадываюсь, что Тайлеру очень тяжело это вспоминать, потому я не трогаю его больше, не лезу в эту тему глубже. Я просто закрываю в нее дверь.
— Хорошо. О, у тебя есть сестры или братья? — с новым азартом спрашиваю я.
— Да. — выдавливает он, но заметив на моем лице беспокойство, тут же натягивает спокойствие, с расслабленной улыбкой. — Я старший сын, ещё два брата и сестра., а у тебя?
— Старшая сестра, и младшие: сестрёнка и брат. — тепло отвечаю я, заражаясь его тоской.
— Спасибо. — шепчет одними губами он
— За что? — мы глядим друг другу в глаза.
— Ты не расспрашиваешь меня, как остальные. Спасибо. — тихо отвечает он и сжимает мою близлежащую руку.
Тайлер:
Я не знаю, как он отреагирует на эту мою глупую слабость. Но он только улыбается. В глазах Джоша поддержка и понимание. У него теплая рука. Правда, он не часто играет на барабанах. Будь часто — у него бы руки были огрубевшими от палочек, мозолистыми и с ранами на ногтях. У меня были знакомые барабанщики.
Хочу прямо сейчас обнять его, прижаться и спрятаться. Но это моментная слабость. Глупо такому поддаваться.
Джош:
Если я пошевелюсь сейчас, то это будет преступление. Я не могу спугнуть его.
Аккуратно, на одной свободной руке, я подползают средь одеял к нему, ближе. Вглядываясь в его длинные пушистые ресницы, немного пухлые, но местами впалые щёчки, слезливым глазки. Он выглядит очень устало, загнано.
Лишь осторожно поворачиваю ладонь так, чтобы сплести с ним пальчики, поглаживаю большим его бледную кожицу на костяшках.
Он кусает губы.
— М-можно обнять? — тихонько спрашиваю я, на что он сам робко подползает вперёд, опускаясь в мои руки. Каштановые пряди пахнут ванилью и приятно щекотят нос. А кожа очень-очень мягкая, как плюшевый плед. И я чувствуя слёзы, скатившиеся с янтарных глаз.
— Все, все, теперь все хорошо, Тай. Все наладится. — я позволяю себе робко гладить его выгнутую спину, позволяю зарыться в свои ключицы, разрешаю упасть нам на кровать, пытаясь восстановить дыхание.
— Мы, нет, то есть. Ты, да, ты сможешь. — запинаюсь я, ругнувшись про себя. Мы отлипаем друг от друга, кутаясь в темноте в одеяло.
— Прости мои слабости.
— Никогда не проси прощения за себя. — серьезно отвечаю я.
Глаза слипаются, а в груди стелется остаточек счастья. Может быть мне впервые повезёт?
Тайлер:
Мне было так страшно прижиматься к нему. Но я сделал это. От Джоша пахнет чем-то сладким… Он теплый… Такой мягкий и защитный…
Я снова заворачиваю свое тело в гусеничку и сажусь на кровать, убавляя яркость на экране.
— Ложись спать, уже поздно.
Дан выключает свет на своей части.
Я только тяжело прикрываю веки.
— Не рассказывай, что мне делать, ладно? Я не усну просто так. Спокойной ночи.
— Если тебе снятся кошмары-
— Мне ничего не снится, — шиплю я. — Ладно, прости. Просто не лезь, ладно? Тебе завтра вставать раньше. Спи.
Дан фыркает, но ничего не говорит. Моё тело все ещё будто покрывает дух его тепла.
Пальцы клацают по экрану. Я нарушил своё обещание не открывать заметки, чтобы вернуться к словам…