Разбуди меня

"From: Cameron Craig To: ... «P.S Я тебя ненавижу»

1 Не было причин жалеть его и грустить о нём. Тем не менее, новость о его смерти я переносил тяжело. Как будто вместе с Келланом что-то угасло и потеряло всякий смысл. Не что-то. Моё собственное существование. Я не заламывал руки, не падал в обморок, когда стало ясно, что он умер, не рыдал по ночам, заливая подушку слезами и сетуя на то, как одиноко и страшно в холодной постели. Как не хватает его объятий и поцелуя перед сном. Ничего такого не было, скорбь не постучала в мою дверь и не осталась на затяжное чаепитие. Ко мне нагрянули разочарование, опустошённость и чёткое осознание: всё было напрасно. Месть свершилась чужими руками. Я не знал имени человека, заплатившего за устранение Келлана, но, по идее, следовало быть ему благодарным. Он избавил меня от необходимости становиться убийцей повторно. Одного случая более чем хватало. Одно убийство с горем пополам вписывалось в понятие случайности, а повторённое дважды, переходило в категорию закономерности. Следовало радоваться и поднять бокал за упокой чужой души. Однако именно благодарность стояла последним пунктом в списке. Келлана больше не было, но боль, некогда им причинённая, и невидимые шрамы, не поддававшиеся пластике, никуда не делись. Они были со мной, во мне. Неотделимая часть. Оставшись в одиночестве, я погрузился в туман, потеряв ориентиры и дорогу. Месть была путеводной звездой, рассеивающей этот туман и помогавшей двигаться вперёд. Когда объект мести скончался, звезда погасла, а я снова почувствовал себя глупой бабочкой. Она больше не жила под стеклом. Добровольно впорхнула в банку с пауками и — закономерно — запуталась в паутине. Теперь лежала, спелёнатая прочными нитями, и пыталась найти новую цель. Ещё — ответ на вопрос: «Как быть дальше?». Я выбросил несколько месяцев жизни, потратив их на попытку сближения с будущей жертвой, добился успеха и... потерял всё, к чему стремился, упустив самое главное. В череде репортажей меня называли вдовцом самого известного и влиятельного альфы города. Я смотрел сюжеты в новостях, пролистывал ленты в смартфоне, цеплялся взглядом за заголовки и каждый раз застывал на несколько мгновений. Впадал в ступор. Не до конца осознавал реальность случившегося. Вдовец. Как же так? Все деловые встречи мужа я отменил. Не было ни сил, ни желания появляться там, обсуждать, спорить, согласовывать. Пообещал, что это временная мера, потому все вопросы обязательно будут решены, как только я немного оправлюсь от потрясения. Отменять или переносить слушания было не в моей компетенции, потому пришлось сгребать себя в кучу и ехать на заседание, пытаясь при этом произвести на судей впечатление, представив неопровержимые доказательства невиновности клиента. Подзащитному вынесли оправдательный приговор, но не оставляло ощущение, что это из жалости ко мне или из уважения к прошлым заслугам. Чушь собачья, конечно. Ни один суд мира не работал по такому принципу. Просто это выступление оказалось — объективно — одним из худших в карьере. Блёклым и невыразительным, больше походившим на вынужденное толкание речи, нежели на борьбу за торжество справедливости. По сути, это и было оно. Толкание. Никакая не борьба. Но убедительное. Этого хватило для оправдания. Приехав домой, я нацедил почти полный стакан виски и устроился на диване в гостиной. Там меня и обнаружил Чейзер. Он занимался организацией похорон и большую часть времени проводил в заботах о том, чтобы друг отправился на тот свет так, как подобает уходить королям. Скромность никогда не была отличительной чертой Келлана. В последний путь он тоже уходил с размахом и помпой. Хотя, будь моя воля, его бы просто закопали под ближайшим деревом, а на могильном камне написали, что не было на свете мрази большей, чем Келлан Свон. По-моему, это самое большее, чего он заслуживал, но никак не церемонии, организованной по всем правилам, оплакивания и сожалений о лучших людях, уходящих первыми. Увидев поблизости Чейзера, я приготовился выслушать продолжительную лекцию о вреде алкоголя. Но вопреки ожиданиям, он не стал включать режим невыносимого зануды. Не отнимал стакан. Предпочёл забрать бутылку и сделал глоток прямо из горлышка. Разрешения не спросил. Хоть в чём-то наблюдалась стабильность. В гостиной установилось молчание. Я лежал на диване, неспешно потягивая виски через трубочку, словно это был простецкий разноцветный коктейль, а не крепкий алкоголь, и исподтишка наблюдал за Чейзером. Он сидел, закинув длинные ноги на стол, читал и пил, не обращая на меня никакого внимания, словно он был полноправным хозяином дома, а я — наглым привидением, привалившим в гости без приглашения. Я смотрел на его хищный профиль, на распущенный галстук и две верхних расстёгнутых пуговицы. Смотрел пристально и тут же отворачивался, стоило услышать шелест переворачиваемых страниц. — Разожги камин, — попросил, нарушив молчание. — Замёрзли, мистер Крэйг? — вопросом на вопрос отозвался он. — Глупый вопрос, — хмыкнул я. — Осень, на улице холод собачий и постоянные дожди. Удивительно, как можно умудриться замёрзнуть? — Но ты не на улице, а здесь не холодно. Сука. Он снова шёл против меня, с завидным упорством доказывая, что подчиняться моим приказам не станет. Даже если Келлана теперь нет, мне всё равно не заработать авторитет и не занять место главного. Омеге не место в криминальном мире, тем более — во главе мафиозной семьи. Призвание омеги — это пироги, домашний очаг и дети, а не виски, оружие и игры высшего порядка. — Разожги, — повторил. Чейзер соизволил посмотреть на меня. Нехотя отложил книгу, убрал ноги со стола и отправился выполнять требование, больше походившее в моём исполнении на просьбу. Приказы обычно бросались исполнять с первого раза, не отмахиваясь, будто от назойливых мух, а здесь... Вообще-то он был прав. Я не замёрз, и холодно в комнате не было, но... Огонь нужен был не для того, чтобы согреться. Он нужен был, чтобы уничтожить туман, рассеять его хотя бы частично, если не получится полностью. Я крепко зажмурился, представляя, как несколько искр попадают на паркет, и он вспыхивает, загораясь. Как занимается пламенем весь дом, и к утру от него остаются лишь обгоревшие стены, покрытые толстым слоем пепла. Вместо исполнения заветной мечты, ограничился тем, что вытащил из сейфа несколько пачек с деньгами, принёс их в гостиную и рассыпал по полу. Сминая, принялся бросать в огонь. Сначала по одной купюре, потом — по несколько. Твоя жизнь будет сказочной, Кэмерон... Вновь и вновь звучали в ушах слова родителей, и я смеялся. Сначала тихо, себе под нос. Потом так, что любой, ставший свидетелем вакханалии, назвал бы мой смех смехом параноика. — Что ты делаешь? — поинтересовался Чейзер, вернувшийся в гостиную и поставивший на стол чашку с чаем. — В глаза долбишься? — огрызнулся я. — Сам не видишь? — Хочешь избавиться от всех финансов, стать беднее церковной мыши и выйти из бизнеса? — предположил он, усмехнувшись. — Избавляюсь от источника своих бед. — И чем же тебе помешали деньги? Сколько помню, люди всегда за ними гнались. И продолжают гнаться. А ты так глупо расходуешь. — У меня их всегда было больше, чем требовалось. Только радости от них не было. Счастья тоже. С годами ничего не изменилось. Они всё равно ничего не могут. Из того, что мне необходимо, ничего. — Иди спать, — посоветовал Дэриэн. — Выпей чаю — и в кровать. Ты устал, а завтра будет сложный день. — Для кого? — Для всех. Он наклонился, чтобы выхватить практически целую, не до конца распотрошённую пачку долларов, но я вцепился в неё, как утопающий в соломинку. Не жалел и не раскаивался. Действительно, становилось легче. Деньги, деньги, деньги. И снова они же. Меня всюду и везде окружали люди, готовые деньгам поклоняться, а на всё остальное самозабвенно забивающие. Начиная от родителей, заканчивая Келланом. Он, правда, гораздо сильнее тащился от осознания собственной власти и безграничных возможностей, ею открытых, но и деньги не обходил вниманием. Дэриэн тоже примыкал к фан-клубу небесполезных бумажек с водяными знаками, и этот его поступок служил неплохим доказательством. Отличным аргументом в пользу данной теории были его высказывания. Пока ты платишь, я подчиняюсь. Буду, кем угодно. — Убери руки, — прошипел я. — Это не твои деньги. Так что тебя не должно ебать, как и на что я их трачу. — Не мои, — согласился он. — Но и не твои тоже. — Правда? А чьи? — Келлана. — Какая охренительная новость, — засмеялся я. — Это он тебе рассказал? Поделишься, что ещё говорил? Может, поведал дивную историю о том, как взял с улицы бывшего оборванца, отмыл, очистил, нарядил в дорогие шмотки, сделал своим мужем и со всех сторон облагодетельствовал? Если так, то придётся разрушить твою иллюзию. Имею на это бабло столько же прав, сколько и Свон. Он должен мне. Много должен. За родителей, за нашего сына, за всё то, что раньше было моим, а потом уплыло к нему в руки. Не лезь, куда не просят. Лучше пойди подчинённых своих проинструктируй, чтобы завтра были готовы к любому форс-мажору. А то что-то они в последнее время слишком часто еблом щёлкают. Непорядок. — За сына? — эхом повторил Чейзер. — У вас есть сын? Что с ним? Где он? Как будто это были единственные прозвучавшие слова. Или только они имели значение, а другие замечания благополучно умножались на ноль. — Он мёртв, остальное неважно, — процедил я, воспользовавшись чужой растерянностью и вырывая из рук Дэриэна деньги. — Может, для кого-то завтрашний день и будет трудным, но... не для меня. Теперь, когда развёл на откровения, сгинь с глаз моих. Видеть тебя не могу, старый друг. — И всё-таки выпей чай, — невозмутимо отозвался Дэриэн, резко меняя тему. — В задницу его себе засунь, окей? Что в том чае такого намешано, что ты так настаиваешь на его приёме внутрь? — Ничего, кроме чая, — заверил он, отхлебнув немного. — Видишь? — Проваливай! Ко всем чертям катись! — Спокойной ночи, мистер Крэйг, — невозмутимо пожелал, подвигая чашку, и покинул гостиную. Эта сука снова издевалась и поднимала на смех, считая подобное поведение забавным. Он видел меня насквозь и знал, что я никогда не любил мужа. Кратковременная подростковая влюблённость не в счёт. Теперь скорбеть мне было не о ком. А нервы были натянуты до предела совсем не потому, что жизнь без Келлана пугала. Потому, что главная мечта исполнилась криво и однобоко, не принеся облегчения. Я не видел страха в глазах напротив, не заставлял Келлана жрать стекло, как пообещал однажды, не нанёс ему ни одного удара. Не заставил страдать. Его смерть была лёгкой и безболезненной. Он, возможно, не понял, что произошло. Или поймал мысль о пулях угасающим сознанием перед тем, как провалиться в черноту. Доля секунды. И освобождение. Настолько простой смерти он не заслужил. Судьба посчитала и распорядилась иначе. Растянувшись на полу, я смотрел, как догорают купюры, брошенные в огонь веером. Они вспыхнули стремительно — яркая, ослепляющая вспышка. Ладонь скользнула по животу, прихватывая и сминая ткань рубашки. Ребёнок, которому не суждено было увидеть свет. Нерождённый сын. Фантомная боль снова обожгла все внутренности. Как и тогда, когда Келлан одержимо избивал меня, отыгрываясь за неудачи. Как старался ударить больнее, не слышал криков, не замечал моего жалкого состояния. Как заводился от вида крови всё сильнее, а потом решил, что этого мало и решил сжечь заживо. Я не собирался плакать, но всё получилось само собой, словно время стремительно отмоталось назад. Словно я снова был тем забитым крысёнышем, лежащим на полу душевой кабины, сверху лилась вода, а по ногам расползались красные струйки — доказательство смерти нашего с Келланом сына. Слёзы медленно текли по щекам, размывая реальность. Тихо, скорбно, не для посторонних — исключительно для себя. Мне хотелось завыть в полный голос, разгромить дом, разнести его на щепки. Но чтобы перейти к чему-то масштабному, следовало начать с малого, а оно не получалось. Я разучился рыдать, зато умел прятать эмоции внутри, отравлять и разрушать себя ими. Промокнув глаза рукавом рубашки, всё-таки потянулся к чашке и сделал несколько больших глотков. Вкус был чистым, без примесей. Чейзер не обманул. Действительно ничего не подмешивал. Ни снотворного, ни транквилизаторов. Просто проявил заботу, приготовив и подав чай. Сомнительная терапия для израненной души. Когда чашка опустела, я вновь устроился на полу и неотрывно смотрел на огонь до тех пор, пока пламя не потухло. Не сдвинулся с места и после того, как комната погрузилась во тьму. Лежал, прислушиваясь к любому шороху, и запрещал себе спать. Нужно было подняться и дойти до спальни, ещё хранившей память о Келлане. Лечь в постель, в которой он недавно спал. Слабый аромат средств по уходу, которыми он пользовался, его природный, немного резкий запах. На столе — пачка его сигарет и пустующая пепельница, в ванной комнате — его же полотенца и халат. Он умер, но его присутствие продолжало явственно ощущаться. Уснул я незадолго до наступления рассвета, когда сквозь задёрнутые шторы в комнату начал просачиваться серый свет. Пол был жёстким и неудобным, но я так и не заставил себя подняться в спальню. Впрочем, довольно скоро меня оторвали от пола. Мир пришёл в движение и закачался. Потребовалось несколько секунд, прежде чем я понял, что это не сон, а вполне реальное перемещение. Не парю по воздуху и ухватиться есть за что. Например, за воротник чужой рубашки. Ухватиться, прижаться ближе, насладиться запахом истинного альфы, одурманивающим и заставляющим терять голову. Вернуться на несколько часов назад, в момент спора о деньгах. О том, кому их можно расходовать, кому — нет. Погрузиться в смесь чувств, накрывавших до начала пререканий. Желание — прижаться к этим губам, заткнуть рот поцелуем, сохранив нервы, не тратя их на всякую чушь. Из всего вышеперечисленного сделал только первое. — Руки, — прошептал в полузабытьи. — Что? — переспросил Дэриэн. — Убери от меня руки, ублюдок. — Что, прямо сейчас? — хмыкнул он. — Сейчас же. — Боюсь, это невозможно. Если я это сделаю, тебе будет очень больно. — Плевать. Отпусти. И не смей ко мне при... — В зале ты был совсем не против того, чтобы я к тебе при... — напомнил Дэриэн, передразнивая и не договаривая слово до конца. — Или нужно обязательно попробовать мою кровь, чтобы возбудиться и потерять над собой контроль? — Ничего. От тебя мне не нужно ничего. Давай! Отпусти! — Как вам будет угодно, мистер Крэйг, — ответил он, перестав удерживать меня. Крик застрял в горле. Я был уверен, что Чейзер не отпустит, наплевав на просьбы, проигнорировав их и идя от противного. А он взял и отпустил. Правда, не на пол. Полёт был недолгим, а приземление — мягким. Прямиком в приготовленную постель. — Хотите поцелуй на ночь, мистер Крэйг? — поинтересовался, нависнув надо мной. Упёрся кулаком в кровать. Тыльной стороной второй ладони погладил по щеке. Хотел ли я поцелуй? Да. Отчаянно. Себе — и только себе — мог признаться в этом. Другим — никогда. Даже под дулом пистолета. Ему — особенно. Хватило бы и простого, сухого, сдержанного, мимолётного касания губ, чтобы почувствовать себя счастливым. Однако принципы не позволяли опуститься до откровенно высказанного желания, демонстрирующего слабую, ведомую, омежью суть. Не для того я пытался переделать себя. Не для того, занимаясь на беговой дорожке, отжимаясь по сотне раз в день и избивая грушу в зале, повторял себе одни и те же слова. Новый девиз. Делай, как альфа. Думай, как альфа. Будь альфой. — Сегодня мы хороним Келлана, — напомнил. — И? Хочешь сказать, отныне и навсегда будешь хранить верность единственному альфе, который у тебя был? Ты ведь никогда не любил его. Чейзер не спрашивал. Утверждал. Я готов был подписаться под каждым его словом. Не любил. Не люблю. Не смог бы полюбить, будь Келлан жив. Обсуждать это с кем-либо не собирался. Мои чувства не касались никого. Оправдываться или оспаривать чужие догадки? Смешно. Детский развод в самом примитивном воплощении. — Проваливай, — повторил недавние слова. — И больше никогда... Слышишь? Никогда ко мне не прикасайся. Для закрепления эффекта размахнулся и отвесил Дэриэну вторую за время нашего непродолжительного знакомства пощёчину. Он не пришёл в ярость, не заломил мне руки, как мог бы, не поцеловал насильно. Он положил ладонь на шею так, что большой палец коснулся подбородка, задирая его, и заставил пристально смотреть себе в глаза. — И трёх месяцев не пройдёт, как ты будешь орать подо мной, умоляя продолжить, трахнув тебя с узлом и меткой, — пообещал, усмехнувшись. — Серьёзная заявка! Что не неделя? Или пара дней? Ты же мой истинный альфа. Я же от одного твоего взгляда потеку, как неисправный кран... — Три месяца, — повторил Дэриэн, проигнорировав хилый сарказм. — Может меньше. Этого хватит. Посмотрим, кто из нас окажется прав. А сейчас отдыхай. Церемония прощания через несколько часов. Тебе нужно выспаться. Забота, дери её за ногу. Закрыв лицо руками, я с шумом выдохнул, жалея, что чашка и блюдце остались внизу. Отчаянно хотелось что-то сломать, расколоть, разбить о стену, пол или голову моего собеседника. Чайная пара для этих целей подходила идеально. * Я не встречал ни одного человека, которому нравилась бы атмосфера похорон. Может, где-то такие поразительные экземпляры и существовали, но мне с ними сталкиваться не доводилось. Себя к их числу, тоже не относил. Меня раздражало всё. Погода, продолжавшая заливать город дождями, скорбные лица, соболезнования и насыщенный цветочный аромат, основу которого составляли лилии — сладость, напоминавшая запах мертвечины и разложения. Когда чёрное море, состоящее из многочисленных знакомых Келлана, пришло в движение и потянулось к выходу с кладбища, постепенно превращаясь в чёрный ручеёк, а клоунада с изображением убитого горем вдовца подошла к концу, выдохнул с облегчением. Из дома вышел в слезах — хватило нескольких глазных капель, чтобы слёзы потекли по щекам водопадом. Люди, не подозревавшие о манипуляциях с простейшими лекарствами, верили, что я подавлен и уничтожен. А мне просто хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Чтобы стихли голоса, едва знакомые люди перестали сочувствовать и предлагать помощь, если вдруг что-то понадобится. Чтобы не было больше стука вилок о тарелки... Всё шло по накатанной схеме. Похороны, банкет, во время которого можно выпить за упокой души и вспомнить, каким славным человеком был Келлан Свон, сколько хорошего он сделал для города, сколько вложил в благотворительные проекты. Никто не вспоминал, сколько крови было пролито этим ублюдком. Кроме меня. Но я выдерживал общую линию поведения и, изредка удаляясь в туалетную комнату, вновь и вновь использовал глазные капли. Безутешный вдовец, чья сказка рухнула со смертью мужа. К концу банкета я был измотан и раздражён сверх меры. Но на этом приключения не заканчивались. Мне предстояла встреча с нотариусом. В кабинете мы находились втроём. Я, нотариус и Дэриэн. Новость о наличии у Келлана завещания изрядно шокировала. Нет, понятно, что в его положении было глупо не позаботиться о будущем, но... Больше поражал тот факт, что составление завещания прошло мимо. Он не советовался, не ставил в известность, проворачивал всё у меня за спиной. В который раз я поймал себя на мысли, что мы друг друга стоили. Оба притворялись. Оба играли в любовь и преданность, но каждый оставался себе на уме, не теряя голову в реальности. — Мои соболезнования, мистер Крэйг, — произнёс нотариус, ненадолго сжимая мою ладонь в своей, но, стушевавшись под пристальным взглядом Чейзера, тут же отдёрнул руку. — Это большая потеря для всех нас. Сложно поверить, что мистера Свона больше нет. — Спасибо, — коротко отозвался я, прикладывая платок к глазам. Сильнее факта наличия завещания поразило его содержание. Проигнорировав наличие остальных родственников, в том числе, самых близких, вроде родного брата и племянника, Келлан щедрой рукой оставил все свои владения мне. Активы, заводы, лаборатории... Счета и недвижимость. Я до последнего сомневался в реальности происходящего. Думал: сейчас проснусь, и окажется, что всё услышанное — галлюцинация, не более того. На самом деле, Келлан ничего мне не оставил, отдал все деньги на благотворительность. Из принципа. Но время шло, ничего не менялось. Я не спал. Всё происходило наяву. На этом сюрпризы не закончились. То, что мы едем не домой, я понял не сразу. Просидел минут десять с закрытыми глазами, а когда открыл их, пришёл к выводу: движемся в противоположном от особняка направлении. — Что это значит? — спросил у Чейзера, сидевшего рядом. — У нас есть незаконченные дела, — отделался он коротким ответом. — У нас? Или у тебя? — В первую очередь, у тебя. — Хорошо. И куда мы едем? — На церемонию посвящения. — Кого? Куда? Догадывался, что он имеет в виду, но эта мысль абсолютно не желала укладываться в голове. Я мог поверить, что Келлан раскаялся в своих прежних поступках и решил искупить вину, сделав меня единственным наследником своего бизнеса и недвижимости. Девяносто девять процентов сомнений преобладали, но на один всё-таки допускал подобный вариант событий. Принять, как данность, факт, что он сделает меня главой криминальной империи, не получалось вовсе. Как и то, что решение Келлана будет принято отморозками, ему подчинявшимся, с восторгом. Среди них были те, кто поддерживал меня, но я не верил в их преданность. Скорее, они становились союзниками в надежде на перемены. Примерное направление их мыслей угадывалось на раз и два. Однажды я опрокидываю Келлана. Сделав дело, самоустраняюсь, а в борьбу за место под солнцем вступают настоящие альфы. Омега, стоящий во главе криминальной группировки? Шутка года. Десятилетия. Века. Для них, увязших в условностях, звучало абсурдно. Половина, а то и большая часть этих людей считала унизительным — подчиняться слабому полу. Признать моё главенство согласились бы немногие. А я не хотел увязать в этом дерьме сильнее прежнего. Даже после смерти Келлан не оставил меня в покое и умудрился переиграть, навязав собственное виденье. Продолжая руководить чужими действиями, словно ничего не изменилось. И я оставался его пешкой. Что тогда, что теперь. — Они не бросятся присягать на верность. Не примут меня. Скорее, поднимут на смех. И будут правы, — произнёс, складывая руки на груди. — Разве? По-моему, у тебя достаточно авторитета, чтобы указать каждому, где их место. — Я — омега, — напомнил. Зачем-то. Кто-кто, а Чейзер о моей истинной сущности не забывал. Не мог забыть. Природа бы напомнила всегда и везде. — Омега, желающий поступать, как альфа, и подающий себя соответственно. — От этого я не перестаю быть омегой. — Как бы там не было... У каждого из них есть право выбора. Остаться с тобой или уйти. Всего один шанс, второго такого не будет. Но им не стоит забывать: уходя, они отказываются от защиты семьи. Нарушают клятву. Фактически, становятся предателями. — Но... — Предательство карается жестоко, — произнёс Дэриэн. — Отказ принять тебя в качестве нового главы — плевок в лицо Келлану. Это его последняя воля, и если они действительно были верны ему, они не станут возражать. В противном случае, каждый получит по заслугам. — А наказание?.. — Наказание — смерть. — Что, если захотят уйти все? — Этого не будет. — Уверен? — усмехнулся я. — Ты и представить себе не можешь, насколько огромной властью обладаешь. Сколько человек готовы пойти за тобой, а не против тебя. — Сколько? Один? Два? Хотя бы пять наберётся? Или переоцениваю свои возможности? — Гораздо больше, — ответил он, улыбнувшись. — Скоро ты в этом убедишься.