Навеки Ваш, как и Вы навеки моё Высочество, Клод Фаустус
В паучьих сетях (Клод Фаустус)
17 февраля 2019 г. в 21:07
Уважаемая мисс (Твоё имя),
Мне совершенно чужда заинтересованность окружающим человечеством, которое лишено нетривиальности, поэтому я не ждал ничего на том балу, который организовал мой господин. По правде говоря, я испытываю апатию ко всем празднествам, которые он устраивает по своим частым капризам; мне омерзительны все те шумные люди, подобные моему хозяину, однако обычному слуге всегда приходится надевать на себя маску смирения. Но в тот вечер я встретил Вас, и моё хладнокровие к празднуемому маскараду схлынуло на нет — вместо безразличия я ощутил непривычный колющий жар в теле, о котором успел позабыть за многие столетия. Всё внутри меня противилось зарождающемуся гротескному и слабому чувству, но Вы возымели надо мной слишком сильную власть, которой я не смог сопротивляться. Я виню Вас за это и одновременно желаю, чтобы Вы приложили максимум усилий для моего поклонения.
Одетая в усовершенствованный ампир, — батистовый верх цвета мордоре, облачённый в тугой корсет, колоколообразный обсидиановый подол, накрахмаленный подъюбник и кашемировая шаль, как последний штрих в дизайне, — Вы выглядели, как испанская танцовщица, и вместе с тем напомнили мне своей экзотической окраской паука-каракурта. О, Вы полностью соответствуете породе этого дивного существа: обманчивая осторожность и резкий бросок, заканчивающийся фатальным исходом, если не успеть вовремя ввести антидот. Я мог сравнить нападение этого паука с Вашим вызывающим шармом, когда Вы, изучающе расхаживая по залу в манере притаившегося хищника, бросили на меня мимолётный взгляд, а затем неожиданно накинули на мою шею свою изящную шаль, призывая меня подчиниться Вашей прихоти. Вы не засмущались, как подобает приличной леди, когда наши лица оказались совсем близко к друг другу, и с улыбкой выдержали мой бесстрастный взгляд (однако, уверяю Вас, внутри меня в тот момент бушевал Бог плодородия Приап, но я отчаянно пытался составить Вам конкуренцию). Мой маленький каракурт, я почувствовал, как Ваши невидимые хелицеры впились меня и незамедлительно впустили нейротоксины в мою нервную систему, отравив ясный ум. Я никогда не был жертвой — всегда плотоядным зверем, который смыкал челюсти на горле жертв. Но, видимо, в тот момент я пережил мидриаз и полное сомление перед Вами — яд действовал слишком быстро.
Ваша походка была изящна, а осанка горделивее, чем у харит — Лакедемон обязан перестроить на берегу Тиаса храм в Вашу честь, потому что Вы однозначно превосходите дочерей Гелиоса и Эглы не только по грациозности, но и по веселью в глазах. Вы превращали всё вокруг себя в жизнь: жеманные дворянки завистливо смотрели Вам вслед, не смелясь вступить в Ваш начатый фламенко, мужчины смотрели на Вас с обожанием (но недолго — я не мог позволить этим опороченным людям скользить по изгибам Вашего бесстыдно прекрасного тела), а дети загорались энергией. Вы, подобно урагану, смели на своём пути скуку. Преданный меланхолии, я впервые не счёл подобный порыв глупостью или вульгарностью. Напротив: я видел Вас на площади Кадис, идеально сливающуюся с толпой остальных байлеров, и чувствовал, что это Ваш личный мир. Не Вы дышали Испанией, а она Вами: упоительно и одержимо, как я каскадом Ваших волос, стоило Вам неосторожно повернуться ко мне спиной (слишком опрометчиво с Вашей стороны быть столь раскрепощённой в компании дикого и голодного зверя, однако, полагаю, Вы уже привыкли испытывать судьбу и чужую выдержку, ходя по тонкому лезвию) и задеть мою щёку своими кончиками — Вы сами подписали себе приговор, связавшись с демоном. Порты на площади несли не запах моря, а Ваш аромат: свободы и авантюры, которые я хочу безвозвратно забрать у Вас.
Но, если быть предельно откровенным, я хочу забрать у Вас каждый вдох и выдох, каждую упавшую ресницу, похожую на одноцветное перо павлина, каждую мечту и каждый мимолётный сон, каким бы незначительным он не был. Вся Ваша жизнь и её ступени должны принадлежать мне. Я вырву все воспоминания из Вашей головы и обращу их в бесконечное томление по мне. Ни одна поглощённая мною душа не сравнится с тем, когда Вы посмотрите на меня с ответной одержимостью. Смотрите на меня, мечтайте обо мне, желайте меня, и, возможно, однажды я позволю Вам выйти наружу (однако не увлекайтесь этим делом — Вы слишком ценный для меня экспонат, чтобы я позволил Вам блуждать по грязному Лондону).
Я стал Вашим преданным афсионадо, когда Вы только начали свой страстный байле: Вы совершали энергичные брасео и каденансы, за чем другие зрители не успевали следить (Вы были слишком быстры, мой страстный каракурт, но моё зрение успевало улавливать каждый взмах Вашей руки и каждую слетевшую капельку пота с распущенных прядей, которые пахли эфирным маслом лаванды, как и ваша часто вздымающаяся в десплантах грудь). Ваш голос, пока Вы распевали песни, был звонким и чистым, как щелчки кастаньеты, а пол дрожал под стуками Ваших каблуков (и моё чёрное сердце, похоже, подыгрывало его хаотичному ритму). По сравнению с тем, как неопытные испанки размахивали веерами, флорео Вашими длинными пальцами было настоящим и неповторимым искусством, а всё остальное рядом с Вами — отвратительным позёрством (полагаю, в скором времени мне предстоит забрать души и тех, кто смеет пытаться обойти Вас в этих манипуляциях). Если бы мне пришлось описать витающую аире над Вами, я бы перенёс это в манускрипт, чтобы эта древняя рукопись хранилась в особом музее: пусть другие знают, насколько Вы были великолепны в тот вечер, какую дуэнде испытывали в центре внимания, сколько огня было в Вас, который не уместился бы даже в Преисподнюю, откуда я пришёл (однако я бы предпочёл, чтобы о Вас никто не знал, мой дорогой каракурт — Вы должны принадлежать только мне).
Вам быстро наскучило общество, в том числе и моё; полагаю, глядя на меня, Вы читали в моём взгляде фразу Амадины Авроры Люсиль Дюпен: «Я не умею ни побороть твою страсть, ни разделить её». Именно поэтому Вы, оставив легкомысленный отпечаток на моей коже тканью, вернули шаль обратно на свои покатые плечи, дав мне отставку ничего незначащим подмигиванием. Однако Вы даже не можете представить себе, насколько Вы ошиблись в своих суждениях. Никто, кроме меня, не способен укротить Вашу страсть и одновременно разжечь её ещё сильнее, чтобы она поглотила плоть до треска озолотившихся костей. Я овладел чечёткой и фламенко настолько же совершенно, насколько овладею Вами, когда Вы попадёте в мои руки. Подобно бабочке, попавшейся в лапы безжалостного паука, Вы будете танцевать со мной до тех пор, пока наши ноги не станут окровавлены. Сопротивляйтесь сколько угодно, мисс (Твоё имя), но Вы уже моя. И Ваша воля, которой Вы так дорожите, отныне находится в моих руках.
Вы не созданы для венского вальса, на который Вас пытались пригласить кавалеры; Вам по душе нечто подвижное, обращающее на Вас все собранные в одном зале взоры, и Ваши предпочтения точно легли на руку моей персоне: мне было проще отлавливать Ваших потенциальных ухажёров. Я стал вместо Вас чёрной вдовой, которая откусывала головы Вашим неудавшимся любовникам (поверьте, эти ничтожные создания не способны удовлетворить Вас — я же знаю каждую Вашу уязвимую точку. Вы подобны открытой книге, которую я прочёл за один вечер. Но одного чтения мне недостаточно. Демоны — слишком развращённые и нетерпеливые существа, которые хотят всегда большего; мы алчны и ненасытны, нас не насыщает зрительный контакт. Поэтому, когда мы останемся наедине, я окажусь внутри Вас, чтобы глубже разобраться в Вашем сюжете). Вас не должна расстроить потеря возможных партнёров; Вы слишком прекрасны, а они — грязны. Если бы мне не приходилось притворяться простым дворецким, я бы без зазрения совести поднёс к Вашим ногам золотую чашу с их осквернённой кровью. Нет нужды оплакивать тех, кто не достоин и притронуться к Вам, или тосковать от приобретённого одиночества — потому что я буду всегда рядом с Вами, подобно крошечному пауку, который спускается в гущи сумерек к Вашей спящей плоти. Однажды я совью для Вас гнездо из паутины, из которого Вы никогда не выберетесь во внешний мир (Вы чувствуете страх? Не Вам, приручившей демона и обращающейся к нему на «ты», бояться пламени), и покрою Ваше беззащитное тело собственническими поцелуями, пока наконец-то не опробую Ваши карминные губы — последний паучий укус, от которого мы оба станем зависимы. Вы готовы полностью принять меня? Впрочем, Ваш ответ мне не потребуется — Вы уже под моим мрачным крылом, которое плотно завернёт Вас в непроглядный кокон (смотрите только на меня, мой милый паучок, иначе мне придётся уничтожить всю Англию, если не целую Вселенную).
Мне никогда прежде не доводилось быть пленником человеческого тела. Более того, я считал это занятие недостойным, позорящим расу демонов. Но Вы изменили моё мировоззрение, унифицировали, приведя его к системе тёмных желаний. Вам было достаточно всего лишь проявить свою кошачью гибкость, — и пусть я крайне равнодушен к этим животным, я сумел найти прелесть именно в Вас, — как я стал Вашим рабом. Когда Вы приподняли ногу, я увидел сквозь почти призрачный подъюбник Ваше бедро, к которому мне захотелось припасть губами и оставить там алеющий след. А лучше всего — яркие, кровоточащие царапины, оставленные моими когтями, — боюсь, я не смогу удержать внутреннего зверя в своей клетке, — чтобы я мог с притворным волнением подарить Вам извиняющиеся зализывания; на самом деле, кроме чувства вожделения, я не буду ничего испытывать, даже тягость вины за свою жестокость — Вы сами доводите меня до нетерпения своим обаянием, мисс (Твоё имя). Поэтому чувство вины должны преследовать только Вас — за то, что мне пришлось овладеть Вами не сразу, как я хотел в первую секунду, как Вы начали свой дерзкий ритуал по приворожению меня.
И никогда мне прежде не доводилось испытывать такое странное и нелепое чувство, как ревность. Когда глаза моего хозяина загорелись похотливым огнём при виде Вашего чувственного фламенко, я испытал в груди всепожирающее чувство ненависти, которое терзает меня до сих пор. Мне пришлось преодолеть глубокую неприязнь к нему, чтобы отвлечь его от Вас (он хотел подойти к Вам и проявить всю свою невоспитанность, однако я не мог позволить этому случиться — тогда бы тот вечер закончился для нас пересказом на собственном примере жизни герцогини Батори. Меньше всего я хотел, чтобы его испорченные руки коснулись Вас). Юный граф Транси не сильно огорчился, но в очередной раз пытался завладеть моим вниманием уже на кухне, ползая передо мной на коленях, как изголодавшаяся собака — мне было это отвратительно. По правде говоря, я хочу, чтобы на его месте оказались Вы; я жажду узреть, как Вы унизительно просите меня не останавливать ласки. Я хочу чувствовать свою власть над Вами, как, должно быть, Вы упиваетесь своей надо мной — для демона привязанность к столь низшему существу, как человек, является унижением. Я всегда презирал своего господина и, называя его «моё Величество», я не вкладывал в эту фразу ничего, кроме отвращения. Когда я назову Вас «хозяйка моего сердца», я вложу сюда мою приверженность к Вам. Ведь демоны не умеют любить. Или Вы, сметающая на своём пути все препятствия, как амазонская воительница, осмелитесь опробовать на мне свои более зловещие чары? Тогда и Вам придётся в ответ отдать мне всё, что у Вас есть, и даже больше.
Не пытайтесь бежать от меня или прятаться, мисс (Твоё имя), ведь у пауков восемь глаз. Вы не скроетесь от меня даже в церкви, куда Вы ходите по выходным (я знаю, во сколько Вы ложитесь спать, когда открываете свои чарующие очи, с чего начинаете свой завтрак, — Вам, мой милый каракурт, стоит включить в рацион больше инжира, чтобы Ваша кожа перестала быть до беспардонности соблазнительно белой, — и как улыбаетесь другим — с Вашим дружелюбием мне пришлось составить целый сборник из имён тех, чьи сердца я хочу немедленно вырвать, омывшись их кровью для умиротворения). Неужели такая свободолюбивая дева, как Вы, вверяет свою жизнь Богу? Тогда я поспешу развеять Ваши заблуждения, однажды сломив святые двери монастыря — Вашего ненадёжного укрытия, которое станет последней ловушкой; обладая Вами на алтаре, я заставлю Вас верить лишь в моё превосходство, в мою власть над Вами. Если хотите — называйте меня своим Богом, ведь отныне Ваши надежды и молитвы будут адресованы исключительно мне. Преподнесите мне их в виде сладчайших, как нектар, стонов и Вашего благородного сока, который спустится на мои бёдра.
А пока, мой дорогой каракурт, наслаждайтесь недолговременной свободой, ибо однажды я наконец-то оставлю притворное рабство в поместье Транси и взломаю Ваши двери, уронив Вас в мякоть постели, приковав Ваши запястья к древесине своими пальцами. И пусть в жизни мы продолжим держать условность и дистанцию, — моё личное проклятие, — но каждый раз я буду ждать Вашу очередную энтраду, скользя взглядом уже не по Вашей хвалённой гибкости, а по Вашему стыдливому взору. Он скажет мне гораздо больше, чем Ваши скованные движения и игра в прятки, стоит мне оказаться рядом с Вами. Однако я предпочту услышать нежнейший ноктюрн удовольствия с Ваших уст, когда нас уже не будут разделять препятствия в виде моего контракта. Но всё же, если Вы не хотите раньше времени пережить исступлённый абьюз с моей стороны, предлагаю Вам всегда оставаться подле толпы. Иначе, если Вы окажетесь в коридоре без сопровождения, я не стану сдерживать себя; подойду сзади, схватив Вас за горло, чтобы чувствовать его вибрацию во время благодарных криков, и грубо прижму к холодной стене, лишив Вас возможности куда-либо убежать. Только Вы и я, мисс (Твоё имя), и никаких отступлений. Вам придётся стать всецело моей на одну долгую, как самый длинный день на венере, ночь. А в будущем, когда я лишусь хозяина, этих ночей станет больше на целую бесконечность.