С почитанием и, возможно, пробуждением более высших чувств, Дорсель Кейнс
Кукольное сердце (Дорсель Кейнс)
20 февраля 2019 г. в 19:47
Леди (Твоё имя),
Надеюсь, Вас не смутит письмо, написанное сенильным, тряским почерком — я прожил достаточно много лет, которые провёл в забвении, чтобы уподобиться подобной манере писания. Но моё восхищение Вами, несмотря на короткое знакомство, всё ещё остаётся прежним.
На моменте нашей первой встречи день тогда умирал, захлёбываясь в кровавом закате, чтобы снова быть воскрешённым победой Ра над подземным змеем. Явления описывали круги и спирали — всё в мироздании повторяется с приятной и привычной человеческому сознанию цикличностью. Последние лучи солнца упёрлись ладонями в заброшенный дом. Все окна разбиты, и торчащими из деревянных дёсен острыми и запыленными осколками стекла он скалился на внешний мир. Лишь Вы одна, как светлое пятно, выбивались из общей массы. Вы, точно потерянная из коллекции кукла, выбрались на поверхность, заблудились и шли на зов моей гипнотизирующей шарманки, очутившись в волшебной лавочке. Я впервые увидел на лице человека столько эмоций, однако мне довольно трудно понять их, хоть я и хочу. Впервые за несколько лет захотел понять. И начал чувствовать что-то приблизительное к пониманию. Однако без Вашей помощи я, ведомый в последнее время странной амнезией, ни за что не вспомню весь спектр человеческих возможностей. Вы ведь поможете мне? Кажется, Ваши удивительно живые и выразительные глаза всегда говорят приветливое «да».
Я сразу же приметил Вас; не дано столь совершенным существам блуждать среди пыльных обломков. Вы не тряпичная и забытая ребёнком кукла, а самое настоящее искусство, которое нужно беречь на самых высоких полках, за прочным стеклом, чтобы случайно не выпали на опасную свободу. Вы не теряли свою природную грацию даже в таком ужасном месте, как Вестминстер, и продолжали парить по земле. В тот день я, околдованный Вами, грезил о том, какой же материал достоин Вашей красоты. Да, это был тот самый редкий случай, когда не инструменты выбирают хозяина, а он сам решает, кто будет притрагиваться к его идеальной оболочке.
Гипс? Слишком грубо для Вашей чуткой алебастровой кожи, чей цвет я мечтал сохранить в самом реалистичном виде. И мягкость в том числе, однако это довольно затруднительный процесс. Куклы мертвеют, застывают и теряют свою человечность — остаётся лишь внешняя субтильность, но не внутренняя. Обычно этого мне, как всего лишь влюблённому в своё дело творцу, было достаточно. Но в Вашем случае мне почему-то хотелось сконструировать всё до самых незаметных мелочей. Хотя, быть может, кто-то и не заметит Вашу очаровательную родинку на пухлой щеке, но я жаждал перенести её в первобытном виде, чтобы изредка прикасаться к ней пальцами. Увы, я не знаю, почему меня так тянет к данной манипуляции, ведь обычно мои куклы наслаждаются лишь зрительным контактом. Вас же я бы хотел ласкать, удовлетворяя ещё неизвестные мне прихоти. Я бы хотел чертить замысловатые узоры на Ваших выразительных скулах и бесконечно смотреть в Ваши всегда открытые глаза.
Дерево? Слишком тривиально для такой леди, как Вы. Я мечтал создать из Вас именно то творение, которое будет воспевать сам Леон Казимир Брю — известный «певец красоты», который создал множество прекрасных кукол в романтическом стиле: с живыми глазами, румянными щеками и кокетливыми улыбками. Однако я всё чаще ловил себя на мысли, что не посмею показать ему свою работу, а буду держать её целую вечность в своей кладовке, подальше от чужих глаз. Даже в этой избитой человеческой коже Вы оставались по-прежнему хрупки и легки, как дневной мотылёк: кто-нибудь из неаккуратных детей обязательно бы словил Вас и сломал Вам искусные крылья. Я почти ничего не чувствую, но от мыслей об этом внутри меня шевелится что-то неприятное (быть может, солома, которая почему-то сыпится с моих ушей, попала мне под мундир?). Но, будьте уверены, я позабочусь о Вашей сохранности: из детей получатся не менее изысканные творения (я, должно быть, напугал Вас? Если верить прочитанным мною книгам, подобные известия могут вызвать у Вас тошноту. Но, если бы Вы стали моей куклой, Вас бы не беспокоили такие жалкие болезни — я бы истово заботился о Вашем здоровье). Хотя они все, несмотря на мою скрупулёзность к ним, не сравнятся с Вами, леди (Твоё имя).
Воск? Вы легко растаете, чего бы мне категорически не хотелось пережить (кажется, сейчас я начинаю понимать, что все мои эмоции, питаемые к Вам, основываются на том, что я не хочу, чтобы Вы пострадали). Глазурованный фарфор? Весьма популярный вариант у знатных мастеров, но неестественный блеск материала испортит Вашу гладкость, скроет некоторую шераховатость на щеках, уберёт морщинки на лбу, когда Вы будете удивлённо приподнимать брови (я даже написал целый план о том, как сделаю Ваше дивное лицо подвижным. Но с каждой секундой я слышу где-то непонятный голос, твердящий мне о том, что Ваша живая натура не будет так хороша, как кукольная. Вы не находите это странным?).
Именно поэтому я выбрал обычный фарфор. Вы скажете, что это избито? Да, я сделал бы Вас на самом деле из других материалов. Если бы с рая упал хотя бы кусочек минерала, я бы тут же соорудил Вас из него, наделив ангельской частичкой. Мой искусственный ангел, которого бы я бережно протирал от пыли и расчёсывал шёлк Ваших блестящих волос. Я бы сделал Ваши глаза из богемского стекла — самого дорогого и востребованного. Я бы укутал Вас в батистовую ткань, однако и она казалась бы проигрышным вариантом на Вашем изящном теле. Пассифлора — редкий цветок, встречающийся в Латинской Америке, достоин украсить Вас своими синими лепестками. И хоть данный цвет считается в наше время траурным среди других народов, что его даже предпочитали сохранять в иноязычном звучании, Вы со своей индивидуальностью просто обязаны пойти против общепринятых рамок. И только тогда Вы, моя леди, станете самой прекрасной куклой в моей коллекции, для которой я возведу отдельный пьедестал — там, где лучи солнца по утру особенно часто падают. Мне никогда не забыть, как Вы будто светились изнутри под ними — это было завораживающее зрелище.
Но в последнее время я чувствую что-то странное в своей груди. Я читаю последние строки и ощущаю нечто неправильное, однако, как я слышал, женщины падки на лесть. Но что же я делаю тогда не так? Что так сильно тревожит меня, когда я пытаюсь представить Вас в роли своей кукольной рабыни — такой красивой, яркой и желанной? Я всегда чувствовал покой, когда заканчивал какую-либо свою работу, но ныне я не ведаю привычного умиротворения. Люди называют это волнением перед ответственным заданием? Ведь я хочу сделать из Вас бессмертное произведение искусства, чья прелесть никогда не будет знать горя. Я испытываю страх? Но я не чувствую дрожи, о которой мне все твердят, когда я спрашиваю об этом термине. Тогда что же со мной не так, леди (Твоё имя)? Ваши необычные глаза видят так много, что мне хочется спросить у них ответ. Но Вы слишком далеко. И, видимо, я тоскую по Вам, раз хочу, чтобы Вы сидели подле меня, как в тот день, и рассказывали забавные и сентиментальные вещи, до которых мне было очень далеко. Но сейчас… сейчас я бы снова послушал их, чтобы вникнуть в суть.
Видите: мои руки сами написали последние строки, хотя я ничего толком не знаю о своих эмоциях (и испытываю ли я их вообще). Ваше влияние распространяется столь далеко, что даже сейчас я начинаю путаться в себе.
Однажды меня назвали куклой. Но я до сих пор не могу поверить в это. Я — самый обычный человек, который заново познаёт мир. Прикоснувшись единожды указательным пальцем к Вашим полным вишнёвым губам, чтобы призвать Вашу впечатлительность к тишине в моей мастерской, я начал что-то отдалённо и слабо вспоминать. Внутри меня как будто витали некие экивоки, которые я до сих пор не сумел разобрать. Пока я пишу Вам это письмо, моё желание сделать из Вас куклу постепенно пропадает. Я вспоминаю Ваши живые глаза и начинаю понимать, что после завершения моего труда они перестанут так привлекательно блестеть. Ваше главное достоинство, которого были лишены все, кто попался под мою руку, будет испорчено. Мне не нужен такой несовершенный результат. Я хочу, чтобы Вы, моя леди, были идеальны, как сейчас. Но тогда, быть может, мне стоит оставить всё на своих местах?
Даже если я кукла, с Вами я начинаю чувствовать себя человеком. Ведь только ему свойственно испытывать смятение чувств, не правда ли? Это то, что испытываю я с Вами. Я хочу увековечить Вашу красоту, но не могу заставить себя причинить Вам вред во благо своего тщеславия. Что же это может значить?
Быть может, Вы дадите мне ответ, когда снова заглянете в мою лавочку, леди (Твоё имя)?
Я бы хотел вновь заглянуть в Ваши удивительно живые глаза и, кажется, провести вместе с Вами остаток своего рабочего времени. Или жизни… пока мой внутренний механизм, поддерживающий человечность, не даст сбой. Я был бы премного благодарен Вам, если бы Вы позволили мне в последние часы моего существования созерцать Вашу нетронутую мною изящность. Полагаю, мне действительно не стоит что-то менять в ней, ведь Вы и так прекрасны.
А пока, моя милая леди, спите спокойно, ибо я не сумею поднять на Вас руку. Я пришлю Вам вместе с конвертом недавно сделанную мною куклу (увы, она не столь великолепна, как Вы, но я старался изо всех сил сделать её привлекательной в Ваших волшебных глазах), чтобы у Вас осталось хоть что-то на память обо мне, чтобы Вы не спешили взрослеть, иначе молодость, идущая нога в ногу с красотой, слишком скоротечно увянет, огорчив меня. И если Вы надумаете заглянуть в лавочку обычного шарманщика, берите этот сувенир с собой, чтобы я каждый раз мог сравнивать вас и останавливать свои замыслы увековечить Вас. Кажется, я всё больше хочу просто любоваться Вами, не меняя Вашу очаровательную естественность. Что же Вы творите со мной, моя чудесная леди?
Я также мечтаю сыграть для Вас ещё раз на своей шарманке; Вы так внимательно слушаете музыку, что мне хочется ещё больше оставить Вас в живых именно для таких моментов. Я сам воодушевлённо замираю, наблюдая за тем, как Ваша полная грудь перестаёт вздыматься.
Берегите свою красоту для меня, моя милая леди (Твоё имя). И пусть Лондон остаётся для Вас причиной улыбок, потому что-то, как Вы растягиваете свои чувственные уста, завораживает меня не менее, чем странный огонёк в Ваших глазах.