POV Торд
Каково это участвовать в битве? Этим вопросом я очень долго задавался до тех пор, пока сам не испытал это пленящее чувство. Оно не схоже ни с каким другим, оно особое. Ты кружишься в танце битвы, окрашивая холодную сталь кровью, как и поле, где недавно бурлила жизнь, но теперь здесь лишь смерть. Адреналин зашкаливает, ты чувствуешь себя живым, всемогущим, ведь чья-то жизнь в твоих ладонях, словно бабочка, которая нашла приют в твоих руках. Стоит захотеть, как ладони сожмутся, раздавливая невинное существо. Огонь окружит тебя, запах железа и гари будет витать вокруг, а засохшие капли крови на лице создадут устрашающую раскраску. Почувствовав однажды, более не захочется возвращаться к тем привычным чувствам. Хочется всё больше погружаться в эту яму разгара битв. Я стою посреди языков пламени, что объяли убежища этих людей, которым они уже не нужны. Мёртвым ни к чему богатства, верно? Вся моя лёгкая одежда пропитана кровью, от чего в нос бьёт специфический запах, сводящий меня с ума. В моих руках особое оружие. Двусторонний клинок, с которого медленно стекает алая жидкость, падая на растоптанную сухую траву. Кровавая роса появляется лишь после побоища. На лице расплылась ухмылка, а после последовал смешок. Вновь все убиты, а я всё жив, лишь пара сладких ран напоминали о том, что я не бессмертен.End POV
— Торд, долго ты собрался здесь торчать? — парня окликнул Скьельд, выводя его из остатка боевого транса. Высокий парень с щитом медленно повернулся, намекая, что искать в этих руинах больше нечего и пора возвращаться. Русоволосый услышал его, но не мог оторвать взгляд от изуродованных тел. На их лицах навечно застыл ужас. Их последний крик проносится в голове, за которым следует глухой удар и лёгкий, последний выдох, означающий, что вместе с этим выдохом уходит и жизнь. Старики, мужчины, женщины, дети. Все они лежат в собственной крови, изредка делясь ей с другими. Да, Торд помнит, он помнит эту ужасающую, но от того цепляющую сцену.***
Взмах оружия в момент лишает маленькое тельце шанс выжить. Зачем он убил ребёнка, который ничего не может сделать? Потому что может, ему не нужны причины. Это битва, тут нет места сожалению и, похоже, чести. Этот ребёнок лежит в собственной алой луже, а всё из-за того, что тот отстал от других, он банально не успел дойти до безопасного места. Беспощадный воин уже забыл про свой поступок, когда поле битвы разрывает женский крик, чья владелица склоняется над мёртвым телом, оплакивая его. Её дрожащие руки чертят узоры на лице мертвеца, а после, крепко обхватывая, прижимают. Торд обернулся в сторону звука. Уголки его рта расходятся в разные стороны, придавая ненормальную улыбку. Медленной поступью он приближается к несчастной. Шаг за шагом. Горе затмило взор скорбящей женщины, от чего она заметила воина лишь тогда, когда тот стоял вплотную, дожидаясь её взгляда и тихого голоса. Её заплаканные глаза поднимаются вверх. Взгляды встретились. В металлических глазах читается насмешка, в тёмных же скорбь, ненависть, боль. — Почему? Он же не мог тебе ответить, он не мог дать отпор. Так зачем ты убил его? — это отчаяние. Охотникам знакомо это понятие: когда зверя загоняют в угол, тот, отчаявшись, будет свирепо сражаться, дабы спастись, или… будет смиренно ждать смерти. — Да, не мог, но я облегчил его страдания. Те, кто сбежал, они не спасутся. Территория окружена, сбежавших соберут в пещеру, а там уже заранее подготовлены кучи хвороста. Что лучше: сгореть и задохнуться или, всё же, пасть от удара? Ответ очевиден. — парень говорил это с холодом. Ни единой эмоции не проскользнуло во время этого монолога. И, если так подумать, то Торд действительно лишь сделал смерть менее болезненной. Сделав небольшую паузу, он продолжил: — Не бойся, я сделал это быстро, он ничего не почувствовал. Ты сама сейчас в этом убедишься. Взмах разрезал воздух. Мгновение, и страдалица падает, ударяется о землю, продолжая обнимать своё дитя. Из её шеи стремительно вытекает кровь, после чего происходят предсмертные судороги, вскоре покидающие тело вместе с выдохом. Теперь родственная кровь смешалась как на сухой земле, так и на острие клинка.***
— Торд! — Да иду! — раздражённо крикнул парень, отряхивая остатки крови с лезвия. Ускоренным шагом он двинулся к остальным, которые уже, наверняка, грузят корабль награбленным. Бойня закончилась, на удивление, быстро. Нападение произошло рано утром, чтобы застать врага врасплох. Это и случилось, часовые не заметили вторжение, так что силы были неравны, но кому до этого дела? Поляна, освещаемая солнцем, быстро наполнилась криками, стонами, звуком удара металла. Вскоре пролилась и кровь. Но теперь это неважно. Жилища сейчас горят и оставят после себя лишь воспоминание в виде несгоревших остатков. Те, кто пытались защитить или бежать - погибли. Более никто не увидит это племя. Из проблесков ветвей и кустов стал виднеться их корабль, названный в честь их проклятой земли. Соргбар. Ещё при его строительстве ему дали этот путь и имя. Путь через свирепые воды, дабы кормить своих создателей, лишая других всего, что они имели при жизни. Десяток лет назад корабль впервые встретился с суровой стихией и смог выстоять. С тех пор его активно используют для того, чтобы огибать тёмные волны в поисках тех, кто подчиниться им, либо они, вояки жестокого племени, заставят подчиниться силой. Но, иногда, не остаётся выбора, так что смерть настигает всех. Это как раз тот случай. — Ну что, многих прирезал? — сказал Скьельд, когда парень догнал его. Они шли в ровень, только Торд пыхтел от усталости. И, всё же, щитовик куда выносливее его. — Достаточно. — на лице растянулась ухмылка. Парень, чья причёска была довольна необычна из-за нескольких прядей, вечно идущих вверх, перевёл взгляд на зеленоглазого. Несмотря даже на небольшое расстояние, рогатому всё так же приходится поднимать голову, чтоб посмотреть ему в лицо. Это и неудивительно. Торд прославился своей реакцией, особым стилем боя, который он сам придумал и отточил, и удивительной ловкостью, граничащая с умом, но никак не ростом. Если сверить только с его напарником по бою, то разница прекрасно заметна, ведь Торд ему чуть ниже плечей. — О, смотри! — сероглазый останавливается, отодвигает в сторону броню на груди, сшитую из шкур животных, показывая относительно новоприобретённую рану. — Тут наверняка останется шрам, что думаешь? — Нашёл чему радоваться. — Скьельд тоже останавливается, издалека осматривая опухшую кожу ниже левой ключицы, откуда ранее струёй стекала кровь. Кровь уже засохла, но если подумать, то шрам действительно останется. Через секунду парень издал короткий смешок: — Хотя это даже смешно: ты участвуешь в каждой битве, рвёшься в её центр, а рубцов на тебе меньше всех. Даже у моей матери от костра ожогов больше. — Прозвучало как оскорбление… — сделав наигранное обидное лицо и голос, вымолвил Торд, отводя взгляд в сторону для пущего эффекта. Но всю эту шуточную драму, что высосана из пальца, "рушило" его движение к псевдообидчику. — Да-да, обиделся он, верю. — щитовик потрепал волосы друга, теперь они ещё более растрёпанные. В ответ же Торд улыбнулся и остановился, подавая знак, что он не против прикосновений к себе, несмотря на "оскорбления". Позади них трупы невинных, чья кровь запятнала их руки, но они ведут себя так, словно всего этого не было. Одним словом адаптация. Ты просто привыкаешь к этому, ведь сейчас таково время. Не убьёшь ты - убьют тебя. Просто нет смысла оплакивать их тела, души, которые, возможно, не найдут покой. Нужно двигаться вперёд, не обращая внимание на других. Как эгоистично. — Эй! Давайте быстрее, мы только вас ждём!***
Солнце уходит за горизонт. Небо медленно краснеет, показывая свою необычную красоту. Торд лежит на деревянной поверхности, смотря на закат. Волны, что бьют корабль, аккуратно покачивают его в такт немой колыбельной. Многие слышали мягкий голос матери, её нежные руки, но русоволосый всего этого не знал. Ему не пели песню, которая притягивает сны. Его не гладили, пока сон не поглотит его. Всего этого не было. — Совсем один на всём свете… — Бедняжка, как же так… — Это было намеренно? Эти голоса. Это так странно слышать то, чего не слышат другие. Сначала это пугало Торда, очень пугало. Первое время он пытался с ними договориться, как бы это странно не звучало, но они не хотели уходить, они не хотят вновь вернуться в место, где нет ничего, никого. После, ещё мальчик, просто начал делать вид, что их нет, но они есть, пусть хочет он этого или нет. Везде, куда бы он не шёл, их мерзкий шёпот продолжает сводить его с ума. — Где его мать? Где отец? — Погибли. — Нет, они живы. — Они бросили Торда. У них нет имён. Безымянные, они явились к нему, а после стали его частью. Ужасающей частью. Они подобны паразитам. Живут за счёт жизни Торда, испивая вместо крови его рассудок. Они будут следовать за ним до той поры, пока его сердце продолжает биться. Его боль - их деликатес. Похоже, что сероглазый сильно устал. Его глаза медленно закрываются, а тело начинает слабеть. Приятная слабость волнами прокатывается по всему телу. Спустя недлительное время наступает темнота пред глазами.***
— …Торд! Мы приплыли, вставай! — Ул толкала парня за плечо, но тот никак не хотел просыпаться. Девушка была упрямой, потому продолжила, и не зря. — Встаю, — сонно прошипел Торд, выгибая спину. Оперевшись на локоть, чтобы было проще встать, парень зевнул. — не обязательно было будить, мог и тут пролежать до следующего восхода. — Вообще-то обязательно, забыл? — девушка смотрела в глаза цвета серебра, Торд же в ответ смотрел в её светло-карие. Спустя пару секунд Торд отводит взгляд куда-то наверх, похоже, он только сейчас заметил полную луну. — Теперь понял. Но смысла всё нет, — парень пожал плечами. — Я не люблю эль, сама знаешь. — Да-да, но тебе нужно присутствовать. Такова традиция. — Ул действительно знала о неприязни Торда к таким напиткам, в какой-то степени даже сочувствовала ему, но сделать ничего не могла. Все давно сошли с Соргбара, собирались в центре обширной деревни, а некоторые жители даже проснулись, встречая своих защитников и, реже, родственников. Даже отсюда, с берега, слышно, как Сола, довольно впечатлительная и эмоциональная старушка, встречает всех, одновременно радостная и шокированная. Все вернулись, но вид крови и ран вызывал у неё волнение за других. И не подумаешь, что два поколения назад она не ладила с Эир и, в общем-то, была одной из лучших воительницей. — Эй, Сола! — Ул и Торд неспешно подходят к ней, дабы она не начала сама рыскать вокруг деревни в их поисках. Пусть и стара, но её памяти можно позавидовать. — Хвала богам, — Сола вздохнула с облегчением, когда увидела их. Зная Торда, она часто переживает, что однажды он не вернётся. Ул в этом вопросе более благоразумна, да и редко выходит в первые ряды, делая упор на перекрытие отступных путей для противника. — Вы вернулись. — Да, а ещё вот! — Торду не терпится похвастаться перед ней своей раной, которая станет рубцом. И дабы не было вопросов "Где?", он показывает сам, отодвигая крепко сшитую броню. — Ужас какой! — другой реакции никто не ожидал. Те, кто стоял ближе всего, даже успели посмеяться, да и троица была не против. Хотя, нет, как раз таки седой женщине было далеко не до смеха. — И кто тебя так? — Да какой-то простак, — стал вспоминать парень тот момент, когда на него из-за угла жилища выпрыгнул, скорее всего, раб с саксом в попытках убить, но смог лишь нанести лёгкую, по военным меркам, длинную рану. Стоит ли говорить, что тот распрощался с головой в тот же момент. — Не больно, но шрам будет, я надеюсь. Всё необычно, но до боли знакомо. Недавно спящие жители выходят из своих обителей, встречают раненных, но довольных битвой. Один из часовых спускается с скрипящей от старости башни, направляется к домам, чтобы разбудить других. Кто-то шагает к палатке Эир, дабы та перевязала раны. Сола ругается на Торда, тот в ответ лишь смеётся, от чего возникает замкнутый круг. Ул, недолго послушав их, идёт к своей матери, которая, наверняка, спит за столом от бессонных ночей. Скьельд разговаривает с родителями у костра, где с вчерашнего дня лежат угли.***
— Какая мерзость, — отзывается парень, когда отпивает глоток из деревянной кружки эль. — Аж блевать тянет… — Если не хочешь, то я могу и твою выпить! — весело говорит Бруни, в иной раз выпивая кружку алкоголя. Сколько не пей, а этого толстячка не перепить. Порой не одному Торду кажется, что его алкоголь не пьянит совсем. — Торд, тебе и так наливают меньше, — ввязывается в беседу Орма и пытается подтолкнуть того на испитие горького напитка. — Давай, не такой он и ужасный. Если прям так не хочется, то пей с закрытыми глазами. — Поверь, пробовал, — с улыбкой на лице отвечает русоволосый, слегка покачивая содержимое. — Но никак не помогает. Видимо, я совсем не переношу эль. Сегодня день Луны. Это именно тот день, когда воды становятся наиболее суровыми. В такие дни рыбаки не рыбачат, да и многие не приближаются к берегу Дибд'Ванна. Деревня спустя поколения помнит случай, когда в этот день несколько веков назад мужчина, что встал в воду по колено, не смог выбраться из её цепких объятий. Как несложно догадаться, его тело унесло куда-то далеко, и он стал кормом для рыб и птиц. Единичный случай, но никто не хотел рисковать. — Ладно, я пойду, — Торд, оперевшись на руку, встал с сухого бревна, которое лежит у костра, специально вычищенный для торжественных дней. — Допью как-нибудь ночью. — Ага, доброй ночи! Сзади слышался смех. Парень медленными шагами стал ступать к своему жилищу. Оно находилось не так далеко от центра, но стояло позади других, так что скрывалось за деревянными конструкциями. Торд убедился, что за ним никто не наблюдает и вылил содержимое стакана рядом с деревом. После направился к двери, украшенной несложной резьбой в виде разнообразных фрагментов. Дверь приоткрыли и помещение, которое недавно было наполнено кромешной темнотой, слегка стало светлей от освещения полной луны. Узкая тропинка из мутного света почти доросла до противоположной стены. Парень зашёл внутрь и закрыл старую дверь. Благо, что окно немного пропускало свет. Сероглазый отчасти шёл до кровати по памяти, попутно снимая с себя лёгкие доспехи, пережившие многие битвы. Похоже, что скоро придётся идти к Нолу с маркой серебра и просьбой сшить новую бронь. Торд освободился от брони. На его теле видны множественные красные следы от постоянного ношения вооружения. Несколько шрамов украшали его тело. Некоторые новые, какие-то старые. Последний элемент одежды, а именно штаны, он снимал, когда уже сидел на кровати. Несмотря на то, что это, по сути, нормально, но Торду было неудобно ходить голышом даже по своему дому. Полностью оголив тело, он перекинул ноги на кровать, точнее, её подобие: это была деревянная платформа, покрытая для мягкости смесью сена, сухой соломы, в некоторых местах мягкой глиной и опилок из дерева. Всё это было внутри сшитых вместе вычищенных шкур. Этому небольшому изобретению даже дали имя. Постельная пелена. Одеяло было сделано по похожему образу, всё те же чистые шкуры сшивали вместе и использовали для утепления тела в холодные времена, да и попросту прикрываться. Торд использовал его для второго случая. Русоволосый удобно улёгся, хватая углы одеяла и подтягивая его к себе. По началу всё было хорошо, но покой потревожил запах крови и пота. И как он только до этого не учуял этот смрад? Если бы этот запах источала кожа, то Торд бы содрал её. Уж слишком он любит чистоту. Наспех надев его единственную одежду, он украдкой направился к водам Дибд'Ванн, пусть даже сегодня к нему приближаться запрещено. Издалека было видно горящий костёр, несколько человек, которые окружили его и что-то бурно обсуждали с кружкой алкоголя. Большинство уже разошлись по своим домам дремать, но терять бдительность всё таки нельзя. На середине пути к бушующему океану, а если точней, из самой деревни были слышны и видны его волны. Да, древние предки не зря основали поселение у вод, так что им всегда хватало рыбы. Сейчас же в интересах Торда было смыть неприятный запах, и сделать это как можно быстрее. Остановившись у берега, парень сомневался стоит ли лезть в руки стихии, надеясь на то, что она не тронет его? Но, похоже, страх не смог им овладеть, и он вновь стал снимать одежду, попутно подоходя к океану. Медленными шагами русоволосый зашёл по пояс в воду. В какой-то степени ноги дрожали, непонятно из-за чего. Может, страх, а возможно и просто холод. Волны окружали его, а парень поддался им. Вода скользила вдоль тела, придавая непривычные ощущения. Это так приятно, когда вода обволакивает тебя, хочется отдаться этому чувству с головой. — Торд..? В момент всё стихло. Казалось, что ветер и волны успокоились, нагоняя от этого жуть. Парень боялся повернуться, ведь он нарушил запрет. Сквозь дрожь он повернулся. Чуть подальше от берега стоял Скьельд, на его лице читалось недоумение. — Я-я… П-просто запах… — стал оправдываться виновник. Его голос дрожал так, словно он ребёнок, впервые увидевший медведя. — Ты же знаешь, что нельзя быть в воде, — на спокойных тонах начал зеленоглазый, но с каждым словом понемногу добавлялась некая строгость. Будто мать ругает своё дитя. — А ну выходи сюда! — Ты… Не мог бы ты отвернуться?.. — Будто я увижу нечто новое…***
— Я не хотел, правда, — в который раз это сказал Торд, пытаясь хоть как-то оправдать себя. — Запах, он мешал мне уснуть… — Хорошо-хорошо, только успокойся, — высокорослый пристально наблюдал за тем, как его собрат весь красный от стыда, пытается быстрее надеть одежду, но выходит, мягко говоря, плохо, — Я никому не скажу, но больше так не делай. — даже спустя минуту, Торд никак не может надеть броню, дабы скрыть себя и свой стыд. — Дай сюда! Как бы не провалился Торд, но Скьельд не может наблюдать за тем, как он, сгорая из-за собственной ошибки, пытается не выглядеть низко, что, конечно, похвально. Быстро подойдя к Торду, он принялся помогать ему, дабы уменьшить его мучения. — Я-я и сам мог… — Я заметил.***
— Доброй ночи! Оба разошлись по своим обителям. Сероглазый же шёл с повисшей головой. Он не мог поверить, что за пару минут с ним произошло несколько унизительных вещей. Первая: его поймали. Второе: он даже не смог нормально одеться, Скьельду пришлось ему помочь. Разве есть что-то унизительнее этого? Даже смерть от яда выглядит сейчас в разы благородней. Вновь войдя в свой дом, Торд решил, что в этот раз лучше будет спать в одежде. Удобно разместившись на кровати, он улёгся на бок, всматриваясь в темноту. Рукой он стал рыться в пелене, ища камень. Сначала в руку впивались лишь сухие остатки от растений и дерева, но вдруг пальцы встретили нечто твёрдое. Вздохнув с облегчением, он схватил и потянул камень к себе. Это был старый, в какой-то степени заточенный, камень, на котором была высечена руна. Эйваз. Торд не помнил откуда у него этот камень, но он ему дорог. Наверно, это причина, почему спустя даже десяток лет, он всё так и хранит этот камень. Прижав его к себе, он закрыл глаза, ожидая объятий сна.