«Ты получил эту причуду от Всемогущего, я прав?»
Нет. Нет-нет-нет. Не надо. Парень молчит, просто смотрит в упор, не спускает взгляда зелёных глаз с обладателя светлых волос и снова слушает, не смея отвечать ни на один поставленный вопрос, предположение. Говорить не хочется ровно так же, как и находиться здесь. Становится не по себе, по коже бегут табуны мурашек; поистине дурное предчувствие, что маячило на грани, сейчас огромной волной ледяной воды окатывает с ног до головы, почти отрезвляя, когда на него поднимаются глаза янтарного цвета с проблесками алых вкрапин и смотрят так свирепо и черство, несут в себе боль и непонимание. Ты ли это.«Если ты услышишь правду… как это тебе поможет?»
Наконец он находит в себе силы говорить, расценив ситуацию и поняв, самую малость, мотивы и цели этого разговора. Пусть ему и правда страшно, это ведь нормально — бояться правды. Пусть ему неловко от услышанного, но кто говорил, что жить во взрослом мире действительно легко. Он снова слушает то, что говорит ему его друг, да он всегда считал его таковым, покуда он не прекращает изливать свои догадки и думы; покуда огненные глаза, сверкнув в ночи яркой вспышкой, поднимаются, и взгляд не заставляет колени мелко, совсем незаметно дрожать, произносит: — Ты сразишься со мной! Прямо здесь, прямо сейчас! — Зачем? Вопль двух парней заставляет спящих поблизости птиц проснуться от страха за свои жизни и взмыть ввысь, уносясь прочь, хлопая в спешке крыльями. Убеждения и мольбы не драться — просто пустой звук для него. Парень игнорирует зеленоволосого юнца, что усиленно старается свести эту встречу тет-а-тет к нулю, избежать драки и выйти из воды сухим. Но Бакуго не слушает его, преемника его кумира, друга детства, назойливого мальчишку, что не давал ему проходу в детстве; был никчемным отбросом и пылью у его дороги к становлению героем номер один.«Я же хочу понять, что в тебе такого… раз сам Всесильный так за тебя впрягается». «Если твои амбиции настолько круче моих…значит, мои амбиции были ошибочны всё это время?!»
И выпад. Парень срывается с места, ускоренный собственным взрывом в руке, срывается с места и летит на ошеломительной скорости к мальчишке, что всё ещё взывает к его спокойствию и предотвращению драки. Но вдруг вспышка света ослепляет обоих, в одночасье предотвращая атаку парня-блондина. Она озаряет всё вокруг, ослепляет и обескураживает. Слышится шелест и пара хлопков, а затем яркий свет пропадает, оставляя парней тупо пялится перед собой, не веря в происходящее.«Как такое возможно?!»
Парни готовы были вопить от увиденного перед собой, да только от испытанного шока не могли и рта открыть, а уж тем более вымолвить хоть слово, пока причина их замешательства сама не завопила во всеуслышанье. — Какого чёрта?! — перед Изуку стоял мальчишка, ну точно Каччан, да только разница в росте, а то и вовсе в возрасте этого явления пугала, жутко пугала; эта мини копия кричала и вопила, оглядываясь по сторонам, пытаясь высмотреть что-то, а как оказалось кого-то, — Деку! Подняв взгляд выше белобрысой головы, старший поразился ещё больше тому, какая картина предстала перед ним.«Тут явно что-то не так».
Умозаключил парень, разглядывая как Каччан с остервенением пытается оторвать от себя маленькую копию его же, Мидории, что-то прикрикивая и ругаясь, хорошо, что не матом. — Отцепись от меня, мелкий засранец! — ругался блондин, пытаясь осторожно, чтобы не навредить ребёнку, отлепить его от себя и всё-таки вмазать старшему засранцу, — Эй. Какого хрена ты начал реветь? А ведь и правда начал плакать. Малыш Изуку, обруганный старшим, расцепил руки и усевшись на землю навзрыд расплакался, обливаясь грузными слезами, что нескончаемыми потоками лились из глаз. — Ах ты гад! — завопил Кацуки младший, подлетая к своей старшей копии и с размаху пиная оного в колено; достаточно больно, чтобы присесть и сразу же получить в глаз маленьким кулачком, от самого же себя, — Не смей кричать на Деку! Это дозволено только мне! И снова удар, только теперь ногой и вровень между ног. По самому заветному и хранимому месту у парней. «Чтобы неповадно было» высказался мальчишка, когда взрослое тело рухнуло на землю мешком картошки, скручиваясь в комок. — Каччан…? — в пару шагов преодолев расстояние, взрослый мальчишка присел рядом на корточки рядом с детьми и посмотрел на них внимательным взглядом, изучая, — И…я? Он смотрит на себя только маленького. Огромные зеленые глаза, маленькие и не сильно яркие точки веснушек, кудрявая копна волос и извечный синяк на щеке. Забавно. Потом переводит глаза на Кацуки и диву даётся. Ну вот один в один его Каччан, только снова маленький и миленький. — Эй, извращенец! Хватит таращиться на нас! — шипит ребёнок, хватая своего плачущего друга за руку, дергая на себя, прижимает к тельцу и шепчет на ушко ему: — Не реви! — Но Качча-ан, он на меня ругался… — хнычет малыш, обнимая крохотными ладошками тело друга и прячется носом в его ключицу, — А ещё он так похож на тебя… Старший Мидория в оцепенении, не оттого, что его взору предстала картина полнейшего хаоса, временного искривления, какого-то диссонанса и ужаса во плоти. Он в шоке от самого себя, и мысли, что сейчас занимают его голову, в один голос вопят «Я был таким нытиком?», но с уст не смеет сорваться этот вопрос, а точнее не успевает. Старший Бакуго приходит в себя от полученной травмы и с воплем подрывается на ноги, намереваясь скорее добраться до мелкого исчадия ада в своём младшем виде. — Ах ты, мелкий говнюк! — Ка-а-аччан!!!