Устами младенца глаголет истина

      Кухня общежития полнилась запахами только что приготовленной еды; ароматы распространялись по всему первому этажу, намереваясь подняться выше по этажам. Омлет с рисом на скорую руку, пусть это и не очень правильная и не такая уж и здоровая пища для детского организма на ночь, но это самое быстрое, что можно было приготовить из того, что имелось под рукой в это время. А то, что сейчас самый разгар ночи, накормить детей было первостепенной важностью и являлось чуть ли не приказом со стороны учителя Сотриголовы. — А теперь по порядку, — отпивая горячего кофе из кружки, учитель посмотрел на старших ребят, — как они появились? — задавая вопрос Айзава, уже смотрел на то, как маленькие копии, а точнее дети Кацуки и Изуку, тихонько поедали приготовленный руками Кацуки-старшего поздний ужин, — Вспышка и эти двое оказались перед вами? Больше ничего?       Подростки одновременно пожали плечами, смотря кто куда, да только Изуку нервно посмеивался, то и дело почёсывая затылок. Поглядывая на себя и Каччана в виде детей, его немного потряхивало. Это было дикостью. Само нахождение этих двоих в этом времени было чем-то за рамки вон выходящим. Так же как и их мирное поведение и отношение друг к другу было за гранью понимания. Он не мог припомнить того момента, когда бы они с Кацуки жили так мирно и спокойно. А чтобы сам Бакуго Кацуки вступался за него, защищал или же успокаивал. Упаси Боже. Это что-то из мира фантастики, не иначе.       Волнению Мидории не было предела, ситуация, как она есть, выбивала землю из-под ног, заставляя внутренности сжаться и биться в конвульсии, а сердце трястись, как сумасшедшее; как только Бакуго не удивлялся появлению этих двоих, непонятно. Сам же Изуку только сейчас смог принять для себя, что это не сон и вполне реальная ситуация, пусть и немного потряхивало тело от ужаса. — Бакуго-кун, Мидория-кун, — обращаясь уже к детям, заговорил мужчина, — Вы ничего странного не помните, перед тем как… — Айзава на мгновение замолчал, стуча пальцем по столу, пытаясь подобрать правильную формулировку, — перед тем, как оказаться здесь?       Две пары глаз резко взметнулись вверх, смотря на мужчину перед собой с опаской, но всё же доверия читалось в них больше. Глаза цвета зелени долго не задержались на обладателе темной шевелюры, мигом метнувшись на мальчишку-блондина рядом с собой, потом на старшего себя, а затем ребёнок сдавленно выдохнул. Каччан, его Каччан, смотрел с нескрываемой злобой на всех взрослых, явно не желая говорить, а потому начал он: — Мы с Каччаном просто гуляли по парку перед тем, как на нас налетел какой-то мужчина, — Изуку шмыгнул носом, смотря на непроницаемые лица мужчин перед ним, — Он что-то говорил о погоне, но я точно уже не помню. Потом он хлопнул в ладоши и после вспышки света…мы уже тут…       В комнате воцарилось молчание, перебиваемое лишь тиканьем настенных часов в зоне гостиной и бряканьем вилок о тарелки. Все присутствующие задумались. Догадка всплыла разом, стоило ребёнку сказать о том, что произошло в их времени. Да только никто не решался произнести её в слух, дабы не сотрясать воздух глупыми предположениями на скорую руку. Стоило поразмыслить на этот счёт. — Очень вкусно, старший братик Каччан, — похлопал в ладошки Мидория младший закончив с едой, громко восклицая на весь первый этаж, — Это получается, что и ты так будешь вкусно готовить, да, Каччан? — не дожидаясь реакции Бакуго старшего, Мидория обратился к своему одногодке, тот лишь фыркнул, задирая голову, — Крууууто! Я хочу всегда кушать твою еду! Когда вырастем, ты станешь моей невестой?       От детской наивности, искренней радости от еды и просто от милой глупости, произнесённой вслух четырёхлетним ребёнком, все разом прыснули в кулаки. Это было настолько мило и наивно, что сдерживать смех было просто невозможным. Но необходимым. Кацуки, стоящий поодаль от всех собравшихся, поджег взрывами зажатое до этого в руках кухонное полотенце. Аура, что распространялась от него пугала, потому Мидория-старший сконфуженно попятился, вставая со стула, обошел стол и присел между детьми. — Изуку, — он нахмурился, обращаться к себе же самому, пусть и к ребёнку, было сложнее, чем он предполагал; это чувство, что испытал он в момент обращения, было схоже с сумасшествием, — могу я к тебе по имени? — Ребёнок кивнул, а парень мигом продолжил, растягивая губы в улыбке, чтобы не выдать явного волнения, — Не стоит так…легко говорить такие вещи… — Но почему? — в уголках глаз тут же собрались капельки слёз, что вот-вот прольются из глаз, — Неужели Каччан не будет моей невестой?       Мальчишка, чьи волосы отливают зеленью свежей травы, всхлипывает и скорее размазывает ладошками по лицу слёзы, что неумолимо скатываются по щекам в нескончаемом потоке. Кацуки-младший стреляет глазами на старшего парня, что приютился между ними, присев на корточки, шипит и отпихивает от себя. — Не слушай этого Деку, Деку! — бурчит он под нос и своими маленькими ручонками тянется к мальчишке, обнимает и прижимает к себе; тянет на себя и усаживает рядом с собой на свой стул, — Но я и правда не смогу быть тебе невестой. — Почему? — хнычет мальчишка, пряча лицо в руках, плотнее прижимаясь к телу своего друга, — Я что… буду плохим женихом?       Айзава сдержано хмыкает, отпивая свой кофе, а Всемогущий смахивает слезу умиления. В то время как Мидория старший, усевшись на пятую точку опоры, смотрит, вытаращив глаза на детей, и не может припомнить было ли что-то подобное в детстве. Нет, ну точно не было! Он бы помнил! А значит, что эти двое точно не от мира сего, по другому не может и быть! Это не правильно!       Кацуки-младший что-то шепчет плачущему ребёнку, гладит по спине и тот мигом успокаивается и, гордо задрав голову, не покидая объятий, громко и чётко заявляет: — Невестой буду я!       Наступившая на миг тишина прерывается сильным хлопком от взрыва и сопровождается невнятным бормотанием старшего Бакуго, которой выглядит достаточно рассерженным, чтобы старший Деку испуганно сжался от предчувствия неладного. — Охренеть! Нет! — рычит, почти фыркает парень, сжимая в руках остатки ткани от полотенца, и зло смотрит сначала на своего Деку, а потом на младшую версию, — Никто из вас не может быть невестой!       Каждое слово сопровождается мелкими хлопками от причуды, на что дети смотрят завороженно и с заинтересованностью, но Кацуки-младший, опомнившись, поднимает глаза и со всей возможной яростью говорит: — А вот и может! Деку будет невестой! — его глаза, такие же яркие, как и у старшего, такие же грозные и завораживающие, но ещё такие детские, округлые и большие, что смотря в них невозможно и представить того, что они могут смотреть со злобой. — Нет!!! — рычит старший. — Да! — младший чувствует адреналин и поддерживает спор. — Я сказал, НЕТ! Это по умолчанию невозможно! — нервы у старшего Бакуго начинают сдавать, какого чёрта эта мелочь не понимает! — Возможно! — сопротивляется Кацуки и показывает язык. Жестикулировать руками ему не дается возможным, но и так желаемый эффект получен, старший вскипает. Победа, казалось бы, но нет. — Нет! — руки парня искрят от нервного возбуждения, покрывшись потом, провоцируют взрывы, но вовремя спохватившийся Айзава стирает причуду и продолжает наблюдать за происходящим на кухне, — Я сказал НЕТ и точка! Деку не девка, чтобы быть невестой! Какого ты тупишь, если ты это я?!       На мгновение в помещении воцаряется тишина и каждый из всех, кто находятся здесь не смеет и слова сказать, а двое ребят, что носят одно имя на двоих, смотрят друг на друга нечитаемым взглядом, будто перекидываются мыслями друг с другом. Младший сменяется в лице спустя секунды, а потом, будто поняв то, что старался до него донести старший, охает и смотрит уже менее грозно и кажется, даже озадачено. — Вот оно как… — лицо тут же теряет все краски, и он хмурится, сжимает Изуку в объятиях сильнее и поднимает глаза на Бакуго-старшего, — А обещание-то в силе? — мальчишка смотрит погрустневшими глазами на себя самого, что старше на десяток лет, — Вы ведь держите обещание, так? — Заткнись! — прерывает Бакуго парень, что старше, смотрит всё так же зло, сводя брови к переносице сильнее обычного, формируя равнобедренный угольник, — Пикнешь ещё какую глупость, взорву к чертям! Мелкий засранец!       Мидория, тихо охнув, поднимается с пола и, приняв положение руки в бока, смотрит хмуро, с толикой усталости во взгляде. Ворчит на Бакуго, всё ещё стоя от оного подальше. Мало ли что тому взбредёт в голову. Не так давно он вообще хотел с ним драки, не стоит провоцировать этого взрывного парня. Но услышанное его интересует однозначно. — Каччан. Не стоит говорить такое ребёнку… особенно угрожать себе же с расправой. Это неправильно. И что за обещание? — Заткнись, тупой задрот! Тебя не спрашивали! — поднимая кулак на уровень лица, он сжимает и разжимает пальцы, желая создать пару взрывов для пущей правдоподобности слов о возможных последствиях, но ничего не происходит и он смотрит на ухмыляющегося Сотриголову. Чёрт! — Задолбали! Какого хрена вообще?       Не дожидаясь какого-либо ответа на поставленный вопрос, парень бросает через плечо «Я спать!» и скрывается из виду, буквально переходя на бег, уносится в сторону лестницы, что ведет к лифту. А уже оттуда слышится отборный мат и пара залпов от взрывов, но несильно громких, и звук закрывающихся дверей лифта. — Юный Бакуго как всегда… крайне пылок в проявлении своих эмоций. — молчавший до это Тошинори, наконец решил подать голос и перевести скорее тему в нужное русло, — Я понимаю, что начало ночи выдалось вам, достаточно… бурной процессией, но не стоит забывать о сне. Потому вам стоит пойти и отдохнуть, — мужчина окидывает взглядом детей, смотрит на Айзаву и уже после непродолжительного молчания добавляет: — Сегодняшнюю ночь вы проведете в комнате мальчика Мидории, а завтра, если всё не вернётся на круги своя, мы решим этот вопрос. Хорошо?       Мужчина смотрит на своего подопечного, ищет в его взгляде поддержки и дожидается согласия на предложенный вариант расселения на эту ночь, а тот, спохватившись, выныривает будто из-под толщи воды, качает головой; его мысли сейчас заняты немного другим, более интересным. Да, отдохнуть не мешало бы, с тем учётом, что нервы шалили, а в сон клонило непривычно сильно.       Определившись со всеми тонкостями подготовки ко сну, притащив из подсобки спальный футон в комнату Изуку, преподаватели пожелали ребятам спокойной ночи и скорее покинули общежитие. Когда же наконец закончив с приготовлениями, Мидория взглянул на часы, те гласили ужасное: было уже два часа ночи, а они ещё бодрствовали. Завтрашний день точно станет для него испытанием. Только бы поскорее уснуть, но не тут то было. Дети всё носились по комнате, разглядывая каждую коллекционную фигурку Всемогущего и спрашивая о том, кто эти люди, и что вообще это за место такое? — А я тебе говорю, Деку, эти парни точно какие-то супер-про-герои! Ты видел их лица? Ей-богу, я запомню их, а когда вырасту… — Что ты сделаешь? — Изуку старший, раскладывая футон, не удержался и вклинился в разговор двух друзей, — Ты с ними познакомишься только спустя лет эдак десять минимум, уверен, что не забудешь их?       Хотелось смеяться с выражения лица маленького Каччана; настолько он выглядел… по-доброму и казался таким родным. Он помнит только обрывки своего детства, ничего конкретного, лишь остаточные воспоминания былых дней, когда Каччан был настолько добр к нему, как этот к своему Изуку. От мыслей колет в груди и хочется выть волком. Как же раньше было хорошо, но, чёрт, он не помнит этого хорошо настолько детально, так что откладывает эти думы в дальний ящик своего импровизированного сундука сокровищ и смотрит на то, как куксится сейчас Каччан, гневно прожигая в нём дыру глазами. И от этого хочется смеяться в голос. Его глаза, у этого ребёнка, не такие как у Его Каччана, они не смотрят с той злобой и отвращением на парня, что до сих пор носит то обидное прозвище с детства, которым Кацуки окрестил его, они пусть и светятся злобой, но она напускная, не настоящая. Обидно. Как он скучает по тому времени, когда Кацуки не смотрел на него так, как смотрит сейчас, а потому, видя сейчас перед собой этого ребёнка, он невольно любуется и запоминает детали, что показывает этот мальчуган. — Ты за кого принимаешь меня, Деку-старший? — мальчишка корчится и кривит лицо в гримасе, показывая язык и приподнимая кулак, потряхивает им, — Полагаешь, что у меня память плохая? — Как знать, — пожимает плечами Мидория, встряхивая подушку и кладёт её на футон, — Я не думаю, что спустя десять лет ты сможешь вспомнить их лица в деталях.       Он улыбается, так искренне и счастливо, что поражается себе и своему спокойствию, почти умиротворению. Всё-таки это приятно, говорить с Кацуки, пусть и маленьким, наравне, без пререканий и спокойно, без повышения голоса со стороны блондина; не боясь, что тебе в любую секунду может прилететь по голове или твоё лицо попытаются подорвать. На сердце вмиг становится тепло и уютно. Нужно запомнить эти чувства, они вряд ли ещё раз появятся в его жизни и принесут такой же букет эмоций, что наполняет счастьем каждый квадратный сантиметр его тела. — Обещание же, тот я, запомнил, — тихо проговаривает мальчуган, помогая младшему Деку взобраться на кровать, которую Мидория старший предложил детям как сегодняшнее спальное место, — А значит и этих двоих я точно не забуду. — Обещание? Каччан, а что за обещание? — изумляется старший Мидория, рухнув в постель, расслабленно потягиваясь. — А ты разве не помнишь, братик Изуку? — заинтересованно тянет младший и смотрит крайне обиженно, даже огорчённо на взрослую копию себя, морща носик.