Поцелуи сквозь улыбку.

Ночь была адской. Она мне напоминала одну из моих детских. Тех, от которых голова кружится, тех, которые заполняют вакуумом беспокойства и угрызений совести. И у вас бывают такие ночи, бесшумные, жутко пугающие и обволакивающие вас в странную атмосферу. В одну из таких ночей я почти потеряла мать. Я не помню точных дат и чисел, сказать честно, я месяц-то не особо помню, но это было точно лето. Такое жаркое и знойное, что не хотелось двигаться. Но я хотела бежать. Рвать волосы на голове, кричать и бежать, бежать пока ноги не сломаются, бежать пока не задохнусь в своих же слюнях, максимально быстро. Мысли ребёнка, сбивчивы и неточны, расплываются как акварель на мокром полотне, но они более эмоциональны и свежи нежели у взрослого. У них нет стоп крана, стоит им пробраться, как ты сходишь с ума. Рак. Я помню её отшучивание на тему лысой головы. Я помню, как она зарывалась длинными пальцами в моих волосах и плакала, но тогда я не знала причины её слез, вернее не понимала, отказывалась понимать… Я помню, как её рвало по утрам, а потом и не только по утрам. Помню эти гортанные звуки, которые раздражали меня и не давали спать. Помню, как злилась на неё и мечтала, чтобы это всё кончилось. Так и случилось. В один момент её забрали. Я была глупой девчонкой, что гуляла и пыталась веселиться, строя из себя взрослую. Я громко смеялась, пока не узнала о диагнозе — инфаркт. До сих пор не могу понять, кто её довёл - я своими истериками и баловством или отец постоянными отъездами, выпивкой и бабами. Её выписали, я была счастлива, пока не понимала. Не понимала я долго, год понадобился, чтобы понять, что её новая стрижка и дорогой парик не забавная шутка, а страшное заболевание. Что я помню еще? Помню осуждающие, но в то же время заинтересованные взгляды. 《Твоя мама правда больна раком?》 — спрашивали они, после чего смеялись и уходили. Я злилась, злилась на себя, на отца и на неё в то время, как мой отец вновь был с новой женщиной и пил, а мать лежала на химиотерапии. Было страшно. Мне было десять. Я была ребёнком, что даже не задумывался о таких страшных вещах, но судьба решила сыграть злую шутку. Несмотря на выплаченные огромные деньги, диагноз был не тот. Помню отказ от операции. Меня оставили на попечение няньки, отец то уходил в работу с головой, то вовсе нихуя не делал кроме того, что выпивал. Ах да, так же он винил, винил не себя в её болезни, а меня. За день до операции он мне сказал: — Ты убила её. Тебе стоило быть послушным ребёнком, но ты никогда не уважала её. Она умрёт на операции из-за тебя… Мой мир тогда рухнул. Я задыхалась. Это трудно описать, просто воздух как-будто выбило из лёгких, всё горело, мои лёгкие, дрожащие руки и щёки, красные-красные, как спелые помидоры, они щипали от солёных слёз. Я плохо сдерживала эмоции. Оставались считанные часы. Ночь разделяла меня от возможной потери матери. Я плохо помню то длинное смс. Она всегда была гордой и независимой, никогда не признавала своих чувств, даже по отношению ко мне, к единственной дочери. В тот вечер её гордость и независимость дали трещину, порой ночами её слова 《я люблю тебя больше жизни》 отдаются у меня в голове. Прошло больше шести лет, мне не больно, я полностью равнодушна к тем временам, но слёзы сдержать сложно. Я рано повзрослела, у меня не было выбора. Обрывки обвинений отца, смех той женщины, молитвы, напускная радость, ведь никто не должен знать, что у тебя что-то не так. Всё это останется звонким отголоском в моей голове на всю мою жизнь. Это лишь кусочек меня, моего прошлого. Прошлого Василисы Огневой. Когда я сняла бантики? Когда сменила платья на чёрные свитера и толстовки? Кажется так не должно было быть. Операция прошла хорошо, но это мотивировало её уйти. Уйти от моего отца, решив, что жизнь важнее. Она выжила и сейчас сказочно богата, сидит в своём дорогом офисе в Вашингтоне и даже не подозревает, что её единственная дочь докуривает пачку на балконе. Я её запомнила бледную, с кругами под глазами, страшно худую и руки. Её холодные, нет, ледяные руки, словно мертвец обнял меня перед уходом. Она светится в обрывках газет, как счастливая мать семилетней Николь, но ни одна газета не вспомнит, что есть я. Шестнадцатилетняя Василиса. Да и она не вспоминает. Может в сигаретах я искала уют, умиротворение и эстетику? Но нашла только тяжёлый кашель, рвотные позывы и постоянное разрушение. Я слаба для порезов и самоубийства, но меня хватает на такую бессмысленную трату денег и здоровья. Я врежу себе, намерено, ведь я понимаю что легче не становится и вряд ли станет от очередной сигареты. Уже шесть, на улице светает. Такая бледная-бледная дремь ещё не отступила от города. Всё такое голубовато-серое, сказочно туманное и спокойное. Прохладное и умиротворяющее. Всё покрыто серебристой пылью, как высветливший месяц на грязноватом небе. Птиц нет, ни одной, все задохнулись от яда этого города. Я не чувствую ног, кажется они немели, как и руки, как всё мое тело. Одеяло, скомканное и помятое, валяется где-то на полу. Кофта задралась, оголяя мой впавший от недоедания живот. Мне мерзко от себя. Сил не хватает даже укрыть себя, чтобы элементарно не мёрзнуть. Сил нет ни на что. Будильник прозвенит ещё не скоро, я уверена в этом, я ведь люблю опаздывать (нет). Я устала думать и вспоминать свою жизнь по крупицам. Какое сегодня число? Наверное, сегодня вернётся Диана. Она пыталась собрать меня по кускам, у неё плохо это получилось, но вот красть рецепты у своего отца она мастер, ведь какому подростку продатут антидепрессанты без чёртовых бумажек? Я хочу её увидеть, вдохнуть её сладкие духи и услышать спокойный размеренный голос. Хочу увидеть, как она подпрыгнет и её короткая юбка в такт хозяйки шелохнётся. Идти в школу нет желания. Даже её приезд меня не может мотивировать. Ведь там будет он. Фэш. Фэшиар Драгоций. Боятся ли мне его? Меня не учили боятся, я не знаю как это, но когда он рядом всё сжимается, сжимается так сильно, что дышать сложно. В чём дело? В том что на моей шее бордово-синие синяки? Или в том, что он способен в два часа ночи заявится ко мне в квартиру и при желании убить? Его глаза, когда он бил Максима... Примерно такие же на меня смотрели в эту ночь. Как Марк связан с ним? Почему ему нельзя приближаться к Захарре? И как этот придурок сможет меня вытащить из дерьма, в котором я увязла и можно даже сказать утонула? А вот и будильник. Думаю сегодня я не опоздаю… *** Мои надежды хрустнули, как мои рёбра от объятий Захарры. Я провалила миссию "без опозданий" и снова явилась в середине урока. Как и ожидалось, хитрый взгляд зелёных глаз буравил меня со своей фирменной изящной смешинкой. Диана сидела как всегда за первой партой, идеальная ученица. Отличница, вот только мало кто знает о её второй стороне, например, как она переспала с тремя сразу. Удивительно, да? Тихони всегда оказываются веселее и интересней. — Какого хера твой братец заявился ко мне на порог в два часа ночи? — Злобно зашипела я на брюнетку. — Фэш? — Захарра удивлённо хлопнула ресницами. — Странно, он уходил к Лёше. — К высокому блондинчику, что живёт в элитной многоэтажке? — Хмуро спросила я, доставая тетрадь. — Да. Ты живешь в этом же доме? — Спросила Захарра и пододвинула ко мне тетрадь с конспектом. — Угу. — Что он хотел? Он пришёл только под утро, страшно пьяный, я даже его в школу поднимать не стала. — Кричал, чтобы я была Джином и исполняла его желания. — Угрюмо сказала я, выводя последнее слово в предложении. Захарра, как истинная идиотка, хрюкнула на весь класс и, не сдержавшись, заржала, как конь в конюшне. Я прикрыла опухшее от слёз лицо рукой. Слава Богам, училке искренне похуй на нас и она что-то тщательно ищет в журнале. — И какое же его первое желание? — Захарра зажмурила глаза, чтобы пару слезинок смеха стекли, но результат был плачевным, стекла тушь. — Чтобы я не приближала тебя к Марку или что-то вроде того. Он был так пьян, что я не до конца поняла суть его желания. Я видела как помрачнело лицо Захарры и сама интуитивно нахмурилась. Но уже через пару секунд она взяла себя в руки и снова улыбнулась. — Не обращай на это внимание, в следующий раз не открывай, он не особо доставучий, а то, что приходил к тебе, скорее всего даже не вспомнит. — Ободряюще сказала брюнетка, но в голосе я слышала, что что-то изменилось. Что могло связывать их с Марком?..