…Зима приходит в города
И греет дуновеньем ветра
Людей озябшие сердца
На расстоянии ровно метра
Цветы морозные растут
На окнах, стёклах и… руках
Они под кожей душу жгут
И тают снегом в облаках…
Они всегда с тобою тут,
Морозом тая на губах
Цветы… в сердцах людей растут
Что тонут в праведных грехах…
Когда приходит зима?
Она заглядывает к нам ровно на исходе осени и остаётся на долгие месяца. Самое серое, мрачное и холодное время года.
Нет, конечно, находятся мазохисты и оптимисты, которые найдут прекрасное в столь мерзкую погоду, но будем откровенны — ужасная, мокрая каша под ногами, которую некие индивидуумы называют «снег», настроения не поднимает.
А в больших городах и подавно, даже десяти сантиметров чистого снега не найдёшь.
Аж брезгливая дрожь берёт, когда видишь мелких вошек (то бишь детей), что весело копошатся в сером месиве почти что у грязной дороги. Фу.
Хотя, вы, конечно, можете сказать, что Фёдор излишне педантичен, и где-то в своём маленьком мирке будете правы, но у него на это есть один очень хороший, а главное действенный ответ: «Идите нахер».
Нет, Фёдор Михайлович Достоевский не был хамлом, отнюдь.
Ему просто было отчасти наплевать на чужое мнение. Причём с такой высокой башни, что она возвышалась до небес, достигая стратосферы и прорываясь в бесконечный космос. Но это, конечно, не суть.
Фёдор был двадцатидвухлетним парнем, учеником одного из престижных питерских университетов, и отстранённым любителем зарубежной литературы и бессонных ночей.
Придёшь ли ты к Феденьке с расхераченым лицом, оторвало ли тебе полтела, на всё это будет одна единственная реакция. Он посмотрит на тебя своими безразличными аметистовыми глазами и полуустало прохрипит прокуренным, тихим голосом: «Иди, возьми пластырь». Хотя, это в лучшем случае. А может просто брякнуть: «Поздравляю» и послать куда подальше, дабы ни один холоп не мешал готовиться к зачёту.
К слову, учился Фёдор на филологическом факультете. Изучал зарубежную литературу, хотя в свободное время читал в основном японскую классику. Ну что поделать — Япония с детства была его страстью. Это, и стихи Тюи Накахары и «Исповедь Неполноценного человека» Осаму Дадзая. Правда, грустная биография* любимых авторов удручала и ещё больше подливала масла в и без того нескончаемую рутину.
Собственно, как вы поняли, Фёдор был очень интересным представителем человеческого рода, хотя некоторые особо неприятные личности сомневались, что он ему принадлежит. Даже кличка у него была подстать характеру — Демон-Достоевский. Что ж, наш дорогой «Приверженец тьмы» только пожимал плечами и утыкался в книгу, пропуская якобы обидное прозвище мимо ушей. Нет, ну а зачем спорить с теми, у кого IQ ушёл в минуса, не обещая своему хозяину вернуться? Наверно поэтому Фёдору было чертовски скучно. Нет развития, достойного собеседника, ну или хотя бы острых ощущений, дабы поддержать адреналин в крови.
Хотя со стороны человека, который выбирается из своей пещерки только на учебу и поесть, смешно это слышать. Но всё же, такие мысли проскальзывали в воспалённом от недосыпа мозгу.
А недосып присутствовал почти всегда. Он мог не спать сутками, просто просиживая жизнь за компьютером и печатая очередную работу. Учёба в университете, конечно, хорошая штука, но только если ты живёшь с родителями. Не про Фёдора, конечно, сказано, а просто для галочки. Парень и учился, и обеспечивал себя сам. О, как же он благодарил всех богов, которые ткнули его носом и надоумили выучить японский. Фрилансинг дело прекрасное, иногда приносящее неплохой заработок, но уносящее с собой и время, и сон.
На данный момент Федор стоял возле зеркала и искренне старался понять, что с собой можно сделать, чтобы не походить на хладный труп. Про «хладный», кстати, сказано не зря, ибо Достоевский вечно был холодным, словно его только что вытащили из морозилки, в которой он пролежал пару-тройку дней.
Что ж, разум подкидывал неутешительные варианты. На первом месте стояло что-то вроде: «Убиться и не отравлять общество», а на втором: «Послать всё нахрен и лечь спать». Но был ещё и третий, самый неутешительный — пойти на пары. Кстати, сегодня их было четыре.
Федя устало вздохнул, потерев переносицу. Не сказать, что внешность парня была плохой. Нет-нет, он был достаточно привлекателен. В узком кругу.
У него были довольно длинные тёмные волосы, прямыми прядками спускающиеся почти до плеч. Кожа чистая, тонкая, до болезненности бледная и нежная. Парню руку грубо на плечо положишь — недели две синяк сходить может. А если не дай бог по носу случайно ударить - кровь часа два хлестать будет.
Больно здоровье плохое.
Нос прямой, аккуратненький, губы в меру пухлые и красные, с вечной кровяной корочкой от укусов. Кусание губ — не единственная вредная привычка Фёдора. Нет, конечно, их можно пересчитать по пальцам — их же у нас целых десять. И это только на руках. К слову, о пальцах — это вредная привычка номер один. Нормальные, адекватные люди грызут ногти, но Федя вышел на новый уровень. Страдали не только ногти, но и пальцы в целом. Как понимаете, пластыри в его личной аптечке были всегда.
Глаза же, так сказать, были негласным орудием Фёдора массового уничтожения. Оттенок его радужки описанию, что называется «стандартному» не поддавался. Вот увидишь человека, посмотришь в его глаза и скажешь — карие, к примеру. Но нет, с его глазами так было нельзя. Их можно было бы сравнить с аметистом, хотя на свету они явно отдавали подлинным рубином. Что сказать? Драгоценность. Холодное, безразличное, пробирающие до костей сокровище.
Рост был не мелкий, что, несомненно, радует. Метр семьдесят девять, если быть точным. Хотя, откормить бы Федю, уложить спать на недельку, и всё вообще будет в ажуре.
А так… увы и ах, но синяки под глазами явно достигли своего апогея. Да и питание небезызвестным «дошираком» принесло на блюдечке гастрит. Болезный, бедный Федя. Погладить бы по головке, забрать к себе и напичкать пирожками.
Но это так — мечты. А сейчас Достоевский, собрав волю в кулак, вместе с ключами идёт на выход. Одежда на нём — обычная. Чёрные тёплые ботинки, такого же цвета джинсы и рубашка. Рубашка, белая, да. Правда висит, ибо на размер больше, но кого это волнует? Точно не Фёдора. Сверху тёплый кардиган, серое пальто и вязанный чёрный шарф. Прямо почти что тотал блек. Ах да, через плечо висит сумка, полностью набитая книгами. Филологический, бля. Бывает, кажется, что при сильных порывах ветра только она не даёт Феде улететь в ясное небушко. Хотя какое ясно? Небо — не небо, а серая муть, как и под ногами снег.
По-моему, на японском таких людей, как Фёдор называют ひきこもり — то есть хикикомори.
Да, именно так их и называют.
Для хикикомори зима невыносима, так как всё кажется замёрзшим, холодным и одиноким. Для хикикомори невыносима и весна, поскольку у всех хорошее настроение, что становится завидно. Лето, разумеется, невыносимо особенно.
Короче, абсолютно недовольные жизнью люди. Но осень Феде нравится. Осенью хреново всем.
Достоевский уткнулся носом в тёплый шарф, стараясь абстрагироваться от реальности. Как и всегда, у парня это получалось отлично. Похоже, даже слишком.
— Твою мать…— прошипели где-то над ухом, так как Фёдор сделал неудачную попытку протаранить человека. А на деле — уткнулся носом в районе чьих-то ключиц, про себя отмечая, что человек этот достаточно высок.
Парень спокойно отошёл от невольной жертвы на шаг, с почти что удивлением замечая, что «жертва» уронила какие-то коробки. Краем глаза взглянув на часы, которые стояли на витрине непонятного магазинчика, он молча присел, помогая подобрать вещи. Не в первый раз и не в последний он сбивает людей.
— Извините, — всё-таки прохрипел на половину простуженным, на половину прокуренным голосом Фёдор, отдавая длинный футляр для чертежей в руки незнакомца.
Со стороны «жертвы» послышался тихий смешок, вполне весёлый и ничуть не враждебный.
— Хах, кто хочет тащиться на пары в универ? — и не дав Достоевскому что-либо сказать, задорно произнёс: — Правильно, никто, ибо за кой хер это надо?
Достоевский поднял голову, по-птичьи склонив её на бок и с интересом уставился на парня. Да, это был молодой парень примерно его возраста. Он неспешно собирал вещи с земли, без заботы о том, что мешает движению на тротуаре. У него были пшеничного цвета волосы, причём настолько длинные, что парню пришлось заплести их в косичку. Отросшая чёлка падала на левую сторону лица, полностью закрывая глаз. Радужка незакрытого глаза была красивого, лазурного цвета, а на губах играла весёлая улыбка. Он издал очередной смешок и поднял голову, смотря на неведомый таран.
— Я… — и замер, в упор уставившись на смотрящего на него с холодным интересом Достоевского. Фёдор любил изучать людей и угадывать их прошлое и поступки, на которые той или иной человек способен, но… Лицо этого парня было малочитаемо, что несомненно напрягало.
— Вау, — восхищённо протянул незнакомец и вновь широко улыбнулся, показывая ряд ровных, белоснежных зубов.— Могу ли я поинтересоваться, как вас зовут?
Достоевский вскинул брови уже в полноценном удивлении и недопонимании ситуации. Нет, ну если посмотреть со стороны — странный объект должен быть злым. А он весело усмехается и нагло разглядывает Федю.
Парень прочистил горло и встал, отряхивая невидимые пылинки с пальто.
— Фёдор Достоевский.
— Фёдор, — задумчиво протянул незнакомец и решительно протянул руку. — А я Коля.
Федя вновь покосился на часы, отвлекаясь от созерцания чересчур энергичного «Коли» и вздрогнул, когда его ослепила вспышка фотокамеры. Парень весело усмехался, держа в руках неизвестно откуда взявшуюся камеру. Коробки стояли на грязном бордюре.
— Что ты делаешь? И главное: зачем? — чисто из-за того, что он должен был изобразить хоть какое-то удивление, спросил Достоевский, смотря в глаза довольного Николая. Тот хихикнул и с усмешкой сощурил глаз.
— У тебя интересная внешность. Ты дашь мне свой номер телефона? — и опять не дождавшись ответа, выдал: — Правильный ответ: да.
Фёдор с сомнением посмотрел на парня и обогнул чудака, кинув на прощание:
— Боюсь я неправильный. Мой ответ: «Нет».
Парень ровным шагом направился к универу, шумно выдыхая. «Интересная внешность». Пф-ф, что за вздор. Ей-богу, какой-то ненормальный из психушки сбежал.
Но до слуха донёсся звонкий, весёлый голос:
— Ладно, я тебя понял! Ещё увидимся, Дос-кун!
От обращения передёрнуло. Увидимся, а как же.
Достоевский хмыкнул и через несколько минут подошёл к порогу родного универа.
В здании его встретили счастливые «друзья» и объявили, что две пары сняли. Ну хоть одна хорошая новость за утро.
***
А теперь, имеет место быть представить все же эпатажного незнакомца. Николай Гоголь — звучное имя было дано не менее яркому и выразительному человеку. Парень двадцати трех годков от роду, ученик не менее хорошего, чем у Фёдора, университета. Правда, его основная специальность — дизайн и рисование, соответственно. Но это не мешает ему увлекаться фотографией! Он уже на пятом курсе и лелеет надежду поскорее свалить из этого учебного ада. А на деле — ещё мучайся и мучайся, система образования располагает.
Характер весёлый, общительный, но с маниакальными наклонностями. Хотя у каждого из нас в голове свои тараканы, не правда ли? А у кого-то их просто много, и они держат в лапках ножи. Подумаешь.
В это утро Николай вполне спокойно шёл на учёбу, разглядывая окружающую обстановку и фотографируя красивых людей и архитектуру. Вообще, можно смело сказать, что Гоголь был слегка помешан на эстетике. Но и понимания эстетики у него были, опять же, свои. Даже не описать, что именно он под ними подразумевал.
Хотя нет, описать. С этого утра, можно было чётко влить это понятие в одного человека, имя которому: Фёдор Достоевский.
Он чуть не сбил парня и заставил упасть на коробки, которые Николай опрометчиво не засунул в рюкзак, когда пакет в котором они были, порвался. Гоголя это не рассердило, напротив — позабавило.
Первое, что приятно легло на сердце, заставив его замереть, был голос. Мелодичный, хриплый и тихий, спокойный, бесстрастный, и в то же время властный. Он многое мог сказать о его хозяине. Но внешность же чётче подтверждала догадки. Фёдор был мечтою эстета и фетишиста.
По крайней мере, эта мысль пролетела в голове у Коли.
Лицо, кожа, руки с длинными пальцами и ранками, кое-где заклеенными пластырем — всё это показалось чертовски идеальным и неправдоподобным. Николай застыл на миг, подумав, что перед ним галлюцинация. Ну кто знает… Может отправленные тётей маринованные грибы были не совсем свежи?
Но нет, он был вполне реален и смотрел на Гоголя своими бесподобными глазами.
Николай всегда знал что он — бисексуал, но… Ещё ни разу не ощущал свою ориентацию настолько явственно. Но, опять же, будем честными — Фёдор, хоть и частично, но имеет что-то женское. Может грацию?
В общем… Он стал личным наваждением одного конкретного маньяка-эстета.
А когда Гоголь услышал его фамилию… Разум предательски подкинул неизвестно откуда взявшуюся кличку: Дос-кун.
Виноваты ли в этом множество серий известного всем аниме, на которое он недавно подсел, или что-то другое… Он не знал.
Но такую прелесть захотелось немедленно сфотографировать.
Что ж, мысль-действие, вспышка ослепила аметистоглазое наваждение.
Но больше распаляла не внешность, нет. Отношение, спокойный тон, бесстрастное выражение лица — вот что стало контрольным в голову. Но, как уже было сказано — Фёдор существо и в прямом, и в переносном смысле холодное, так что он поспешил распрощаться с раздражающим элементом. На это Николай только весело хмыкнул — ему-то прекрасно ясно, что это создание - студент недалеко находящегося университета. Хотя Достоевский и не пытался шифроваться, главное, что двигало им в этот момент — нежелание опаздывать на пары, вот и всё. Ни больше, ни меньше.
Но у Феди и в мыслях не было, что кинутое Колей: «Ещё увидимся, Дос-кун!» было материальным, так скажем, планом, на этот вечер.
Так вот. Как обычно отвязавшись от надоедливых однокурсников, Фёдор вышел из здания, в надежде зайти в рядом стоявшее кафе и поесть. Парень, в принципе, не очень-то умел готовить и дома ограничивался кружкой любимого чая, а также разваренными пельменями. М-да, да что уж там мелочиться! Каждый раз, когда Федя брал в руки нож, нарезка не могла не обернуться очередным порезом нежной кожи. Ну что поделать, как говорил Гончаров (его хороший знакомый): «Кто-то создан для действия, а кто-то — для мышления. Не отчаивайся, Дост, ты просто мыслитель.»
Фёдор фыркнул своим мыслям и поднял взгляд, сдувая с глаз длинную чёлку. И тут в поле зрения показался всадник апокалипсиса воплоти. Он дружелюбно улыбнулся и щёлкнул камерой.
Кажется, от неожиданности Достоевский икнул.
— Привет, Дос-кун!
— Что ты тут делаешь? Ты за мной следишь? — парень спустился со ступенек, проходя мимо Николая, не очень-то желая услышать ответ.
Но Коля хохотнул и согласно кивнул.
— Да, слежу! А почему? Потому что хочу с тобой подружиться! — с этими словами Гоголь увязался за Фёдором хвостиком, старательно пытаясь перегнать и заглянуть в глаза.
Достоевский криво усмехнулся, следя за действиями Коли.
— А что ты сделаешь, если я не хочу?
— А ты точно это хочешь знать? — в тон Фёдору пропел Николай, повернувшись и идя уже спиной вперёд, грозя либо упасть, либо сбить прохожих.
Достоевский окинул его фигуру взглядом, мысленно желая, нет, просто моля, остаться одному.
— Я просто стараюсь понять причину, по которой ты так настырно желаешь познакомиться и узнать ближе человека, которого встретил несколько часов назад. Из этого выливается вопрос: ты болен?
— Это нормальное желание. А как тогда должны знакомиться люди? Правильно: никак! — всё так же оптимистично воскликнул Гоголь, размахивая руками и вызывая не всегда цензурные комментарии у прохожих.
— Предпочитаю вообще никак не знакомиться. И ещё: у тебя странная привычка отвечать на свои же вопросы, — Заметил Фёдор, медленно, но верно продвигаясь к своей цели — кафе.
Гоголь лишь хмыкнул и лукаво спросил:
— Может, ты мне нравишься?
— А может, ты мне — нет? — насмешливо фыркнул Фёдор, чуть поёжившись от холода и зарывшись покрасневшим носом в шарф.
— А вдруг ты моя судьба?
— А вдруг я натурал? — немного откинув безразличие, спросил Достоевский с той же натянутой полуулыбкой.
— Нет, ну я как бы тоже,— Протянул Николай, и всё-таки врезался в рекламный баннер. Парень вновь фыркнул, обходя потирающего шишку Гоголя.
— Видимо ключевое слово тут: «как бы».
— Ну чего тебе стоит со мной пообщаться? Ничего! — вновь догнав Достоевского, воскликнул Гоголь и спокойней добавил:
— А я тебя кофе угощу.
Федя задумчиво укусил большой палец, чуть поморщившись от легкой боли.
— С тебя чай и что-нибудь сладкое.
— Ладно! — быстро согласился Коля и довольно поскакал в кафе.
***
В помещении было тепло и тихо. Приятный запах шалфея и кофе обволакивал, даря ощущение уюта, очень близкого к домашнему. Фёдор спокойно подошёл к столику, усаживаясь на мягкий диванчик. В кафе царил полумрак, и было непривычно мало людей. Это успокаивало.
Рядом, полный энтузиазма, сел Николай, разглядывая царящую обстановку.
— А почему ты не ешь дома? Разве для студента ходить по кафе - это не дорого?
Федя поднял усталый взгляд и шумно выдохнул. Он не любил энергичных людей. Они раздражали своим деланным, показушным весельем и обманчивым добродушием. Достоевский знал — все люди притворяются. Нет идеальных людей, какими бы они не казались.
Фёдор понимал — даже родные люди, казалось бы «любящие» легко предают. И знал он это не понаслышке. Достоевский в какой-то мере презирал людей, а в какой-то — восхищался.
Но он почти всегда по отношению к ним прав. Разумеется, в плохих моментах.
— Не важно. Ты обещал чай.
— А, да, конечно, заказывай! — словно болванчик закивал Гоголь.
К ним подошла официантка и приняла заказ. Наступило минутное молчание.
— А на кого ты учишься? — наконец спросил Коля, крутя в руках свой телефон.
— На филолога, — С безразличием ответил Достоевский. Но… Что-то странное кольнуло внутри, от чего он хотел бы поскорее избавиться. То ли незнакомое, то ли забытое чувство, кто знает?
— О-о-о… Круто. А я на дизайнера! А ещё я увлекаюсь фотографией. Тебе говорили, что ты мог бы стать идеальной моделью? — с улыбкой выдал информацию Гоголь, смотря прямо во внимательные глаза.
Федя недоверчиво фыркнул и подёрнул плечами.
— Не думаю, знаешь ли… Ты поэтому меня уже три раза сфотографировал? — несколько ехидно заметил парень. Гоголь ничуть не смутился.
— Ты красивый. У тебя идеальная кожа, мягкие, шелковистые волосы, спокойные, умиротворяющие глаза. Какой бы фотограф не мечтал о такой модели?
— Никакой бы не мечтал. Мне кажется, что ты просто слегка повёрнут, — заметил парень, несколько нервно косясь на нового знакомого. Стоило бы отвлечься. Он вынул из сумки недочитанную книгу — «Отверженные» Виктора Гюго. Была у Фёдора ещё одна привычка — загибать уголки страниц. И ничего с ним не поделаешь - хоть тапком по голове бей, ей-богу.
Гоголь с интересом вытянул шею и, увидев название, усмехнулся.
— Да. Неплохая книга.
— Ты читал? — Фёдор одарил его уже более человеческим взглядом, от чего Коля заликовал.
Вы верите в любовь с первого взгляда?
Коле пришлось поверить.
…Говоря на чистоту, сначала Гоголь не создавал впечатление интересного или умного собеседника, но кто бы мог подумать, что всё окажется наоборот?
Заговорив о книге, они не заметили, как перешли на более земные, даже личные темы. Так и началась, если не дружба, то надёжная взаимопомощь.
Хотя… Всё-таки, Фёдор не выносил излишне весёлых людей. Но всё же может измениться, не правда ли?..
