***
-Это было отпадно, — вздыхает Даня, полный клубничного мороженого, свежего воздуха и шуток Андрея, от которых у всех начинается истерика, падая на диван. Он любил такие дни, которые они проводили всей семьёй. От этого всегда настроение поднималось до небес, даже если оно изначально было отвратительнее некуда. Он даже забыл, что утром ему приходилось рассказывать посторонним людям подробности своего изнасилования, запинаясь, перескакивая с одной мысли на другую от волнения и перемешивая русские и японские слова в одну кашу. Анна смеётся на его реплику, ставя пакет с покупками на кухонный стол. -Ксюш, иди спать, уже поздно, хорошо? — улыбается Андрей. Девочка послушно кивает, обнимает родителей по очереди, даёт пять своим братьям и убегает в свою комнату. Когда по квартире раздаётся грохот закрывшейся двери, на кухне повисает слегка неловкое молчание. Анна с Андреем переглядываются, и мужчина прокашливается, а Паша просто сверлит взглядом ламинат. Даня непонимающе смотрит на них, но ему не удаётся поймать даже взгляд своего парня, поэтому он начинает не на шутку волноваться. Что-то случилось? Он чего-то не знает? -Мне кажется, или вы хотите что-то сказать? — тихо спрашивает он, и Анна тут же бросает на него взволнованный взгляд. -Ну вообще да, — протягивает она, и Даня садится на диване, готовясь слушать. Девушка собирается с мыслями и тяжело вздыхает. — Послушай, мы… знаем, что мы виноваты в том, что с тобой произошло, — наконец-то говорит Анна, и у Дани глаза на лоб лезут. -Чего? — удивлённо переспрашивает он. -Мы знаем, что это мы не усмотрели за тобой. Мы взяли роль твоих родителей на себя, пусть и на какое-то время, и мы позволили такому произойти. Мы явно не справились со своей задачей. Даня открыл было рот, чтобы перебить её дрожащий голос, но его порыв предупреждает Андрей. -Нам правда очень жаль, что так произошло. И мы понимаем… если теперь ты захочешь уехать обратно. У Дани буквально всё внутри переворачивается от этих слов, повисших в воздухе. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Он с растерянным видом смотрит на Пашу, в надежде понять хоть что-нибудь, но тот старательно бегает глазами по предметам в кухне, силясь зацепиться за что-то более конкретное, чтобы избежать немых расспросов. Даня хлопает ресницами, возвращаясь к Анне, которая будто на иголках стоит, будто даже дышать на мгновение перестаёт. -Послушайте… с чего вы это взяли? -Ну… тебе бы, наверное, было не комфортно далее учиться в этой школе, где это произошло, или общаться с нами, ведь это абсолютно нормально винить нас, мы не достаточно хорошо следили за твоей безопасностью… -Да где вы виноваты-то? — удивлённо вскидывает брови Даня. — Единственный человек, который виновен в этой ситуации, скоро, надеюсь, будет за решёткой. Склоняюсь к мысли, что и я где-то совершил неправильный шаг, не предпринял нужные меры вовремя, предполагая что всё шло к чему-то подобному, но никак не вы. Я… Да я даже не думал об этом! Андрей слабо улыбается, кусая губу. Его брови съезжаются и создают форму домика с символом вай-фая сверху. Это забавно, но Даня всё-таки искренне не может понять, почему он выглядит так виновато, когда он ни одной клеткой своего организма не причастен к случившемуся. Это заявление правда оказывается неожиданным для Дэйки. -Но… разве ты сможешь дальше учиться в школе, где… — Паша запинается, чтобы сглотнуть ком в горле, но в итоге совсем замолкает, оставляя предложение оборванным, мерзко висящим в воздухе на самой фальшивой ноте. Даня кусает губу, представляя, как он снова окажется там, на третьем этаже, у кабинета математики. По коже проходят неприятные мурашки. Он впервые задумывается об этом. А сможет ли он? Сможет ли он сидеть за той же партой, за которой когда-то сидел тот самый человек и лазал своими пальцами куда ему захочется? Даже если его там больше не будет. Его там больше не будет. Даня чувствует, как его брови тоже строят домик на лбу и часто моргает, чтобы слёзы даже не думали накатываться. Сейчас это вообще ни к чему. Он задумчиво потирает виски, вздыхая. -Послушайте, — наконец-то говорит он, прерывая затянувшуюся тишину, когда в его голове формируется одна мысль, за которую он тут же цепляется. За которую хочется уцепиться, — неужели я брошу всё, что у меня здесь есть, из-за мудака, которого больше в моей жизни не будет? Паша поворачивается и с удивлением и даже каким-то восхищением смотрит на Даню. -Я имею в виду, всех новых друзей, вас, Ксюшу, и всё из-за… него. Он и так достаточно мне нервов потрепал, скажем так, я не хочу, чтобы он и дальше на меня как-то влиял. Вы стали мне… дороги, — последнее слово звучит очень тихо, но так трепетно, что у Анны даже глаза начинают блестеть. -Ох, Даня, — с неопределённой эмоцией в дрожащем голосе вздыхает Анна и подходит к парню, встаёт на колени перед диваном и крепко обнимает его, щекоча нос блондинистыми волосами и обволакивая его запахом её любимых духов. Даня улыбается, отвечая на объятья и прикрывая глаза. Паша с Андреем переглянулись и подошли к ним, присоединяясь. Было не очень удобно обниматься вчетвером, но каждый понимал, что это счастье. Это ни на что променять нельзя. Это ни за что отдавать нельзя. Даня и не собирался.***
В доме как обычно тихо. Ни одной живой души, все давно в школе или на работе. Ничего не мешает прислушиваться к птицам за окном, радующимся весне, к капающему крану, который лень закрывать до конца, к мерному тиканью часов, к редким проезжающим машинам. Не то чтобы Паша очень хотел прислушиваться, просто было очень скучно. Раньше всегда находилась гора дел, а теперь хочется, чтобы время уже как-нибудь прошло, и можно было идти забирать Даню из школы. Зато скоро уже лето. Ещё пару недель, и не будет больше необходимости расставаться с этим солнцем на шесть-семь часов каждый день, что было, кстати, крайне неприятно. Пока что из семи часов прошло только три. Паша громко вздохнул, переводя взгляд с настенных часов обратно на белоснежный потолок, и стал придумывать какой-нибудь план на оставшееся время. Не хотелось превратиться в настоящий овощ. Впервые ему было жаль, что он закончил своё домашнее обучение раньше срока, благодаря излишнему старанию. Точнее, у него просто было много времени на это, пока Даня учил билеты, а Паше приходилось для моральной поддержки тоже изображать активную мозговую деятельность. Он, конечно же, был не против, так как Дане его присутствие и какая-то активность рядом помогала, просто теперь делать было бесповоротно нечего. Его размышления прервал звук открывающейся входной двери. Паша напрягся, хмурясь и приподнимаясь на диване на локте. Кто бы это мог быть, в одиннадцать-то утра? -Паша! Паш! — прозвучал звонкий возглас, и Паша тут же расплылся в улыбке, поднимаясь с дивана. Даня залетел на кухню, кидая портфель куда-то на пол, и тут же запрыгнул на Пашу, улыбаясь, как сумасшедший, и счастливо смеясь. Паша удивлённо охнул, ловя парня и подхватывая его за бёдра. Даня отстранился от его плеча и тут же накрыл губы своими, улыбаясь в поцелуй. Паша абсолютно не понимал, что происходит, но он никогда не был против такого расклада событий, поэтому с энтузиазмом ответил. Но вскоре он отстранился, чуть подкидывая Даню на руках, чтобы было удобнее его держать. -Так, солнышко, ты меня, конечно, не пойми неправильно, я безумно рад тебя видеть, но почему ты не в школе? И чего такой счастливый? Чуть с ног меня не сбил, — слегка строго начал Паша тоном отчитывающего отца. Даня не думал, что это может ему так понравиться. Он закусил губу, засматриваясь на Пашину полуулыбку и слегка нахмуренные орлиные брови, но потом вспомнил, что Паша вообще-то задал вопрос. -Я… просто, — растерялся он, беря себя в руки, — узнал кое-что, — радостно заявил он. Паша вопросительно изогнул бровь. О, Боже, Даня был готов сгореть. Это чертовски привлекательно. — Никиту посадили, — наконец-то раскрыл все карты он, довольно улыбаясь. Паша пару секунд смотрел на его счастливое лицо и спадающие на него пряди шелковистых волос, а потом нагнулся и теперь уже сам поцеловал своего парня, менее напористо и более эмоционально, снова чуть подкидывая на руках и усиливая хватку на бёдрах. Даня запустил пальцы в его каштановые волосы, перебирая кудряшки и чуть их оттягивая. Паша пустил в дело язык, и Даня, не задумываясь, ответил, сплетая их языки вместе, но потом быстро оторвался, дико краснея и отводя взгляд, теряя всю свою раскрепощённость. Они впервые делали такое, и это было непривычно. Дане было немного неловко от такой близости, хотя он при этом был не сильно против. -Эй, ты в порядке? — тихо спросил Паша. Даня не знал точно, что ответить, потому что на самом деле ему понравилось, это было приятно и так чувственно. Не хотелось задавать лишних вопросов или думать о чём-либо, кроме Паши. -Мне… — начал он, поднимая взгляд обратно на парня и дико краснея, — мне понравилось. -Да? — довольно улыбнулся Паша, удовлетворённый положительной реакцией на свои действия. — Я могу продолжать? — на этот раз решил осведомиться он, понимая, что Даня сильно чувствителен к любого рода близости по определённой причине. Дэйки медленно кивнул, чуть нервно выдыхая. Где-то глубоко внутри он мечтал о близости с Пашей, но воспоминания сильно перебивали это чувство. Старший вернулся к губам напротив, направляясь к своей комнате, потому что каким бы лёгким парень ни был, руки уже начинали затекать. Даня даже не заметил, как оказался опрокинутым на кровать. Старший обрывисто выдохнул, и начал осторожно изучать Данину шею, стараясь не быть слишком напористым. Он быстро нашёл ту самую чувствительную точку, о которой так часто говорится в книгах и фильмах. Дэйки кротко застонал от неожиданного удовольствия, даже не подозревая, что на его теле есть подобное уязвимое место. Паша по-кошачьи лизнул место укуса, не отрывая глаз от выражения лица Дани, чтобы нигде незаметно для себя не перегнуть палку. Ему досталась задача не из лёгких, но он был готов на что угодно, лишь бы хоть чуть-чуть стереть жуткие воспоминания из его головы. -Я хочу сделать тебе приятно, — пробормотал он, покрывая ключицу поцелуями. Даня вздрогнул от этих слов, распахивая глаза. Неопределённое чувство пробежало по спине и рассыпалось мурашками по коже. С одной стороны, вспомнился человек, которого абсолютно не заботило, приятно Дане или нет, а с другой стороны в животе затрепетали бабочки, хлопая крылышками и порхая внутри. Теперь есть человек, который ставит это прежде своих желаний. Это крайне приятно осознавать. Паша накрыл его тело своим, тепло смотря в нервно блестящие глаза. — Я тебя поцелую, хорошо? — мягко сказал он, давая понять, что он ничего не требует и не собирается делать ничего без разрешения. -Х-хорошо, — согласился Даня, робко улыбаясь. Паша припал к его губам, выжидая, пока парень расслабится, перед тем как углублять поцелуй. Данины руки неуверенно проскользнули под ткань Пашиной домашней футболки, задирая её. Старший оторвался от него и помог снять её с себя, радуясь, что Даня сам проявил инициативу в этом. Дэйки сразу же снял и свою, откидывая её на пол и понимая, что сердце стучит где-то в глотке, потому что его вдруг накрывает с головой волнение. Паша качает головой, видя, как парень паникует, и трепетно проводит кончиками пальцев по изгибам его худого тела. -Ты идеален, солнце, — уверяет его старший и накрывает ладонью грудь в районе сердца, чувствуя, как часто оно бьётся, будто оттуда пытается выбиться птица. В комнате достаточно темно, но Паша видит, что младший краснеет. -Ты… Ты красивый, — выдыхает Даня, касаясь тонкими пальцами горящей кожи. Паша тоже не может не залиться краской, ведь и его не так часто называют красивым. Да и футболку он не перед каждым снимает. -Спасибо, — усмехается он, перед тем как наклониться и поцеловать Данины губы, чтобы больше не заострять внимания на своём теле. Он вскоре переходит на челюсть, затем на грудь и прокладывает длинную дорожку из поцелуев к низу живота, где легко прикусывает кожу и слышит рваный вздох сверху. -Можно я сниму их, солнце? — тихо спрашивает он, приподнимаясь и поддевая край джинсов. Даня вдруг начинает паниковать ещё сильнее, сам не понимает почему. Наверное потому, что всё уже очень серьёзно. У него никогда не было такого, по крайней мере добровольно, и от этого что-то внутри в узел закручивается. -Мы можем остановиться, если ты не хочешь, — предлагает Паша. В голосе ни упрёка, ни разочарования, ни напора. От этого Даня заметно расслабляется и кивает головой. Он чувствует, что его не используют. Его желанием не пренебрегают, и от этого на сердце тепло. Паша стягивает с него оставшуюся одежду, покусывая губу и краснея. Впервые кто-то настолько доверяет ему, открывается буквально полностью. Приятно. Даня сам тянется к Пашиным домашним спортивкам, легко развязывает узел и стягивает их. Паша помогает ему в этом, отбрасывая их на пол. Их двое, они оба без одежды, и от этого Дане снова как-то не по себе. Паша устраивается между его ногами и внимательно следит за каждой эмоцией, пробегающей по лицу. А Даня не знает, какие именно эмоции его охватывают. Он понимает, что уже вспотел от волнения, а ещё понимает, что ничего не понимает. Он уже не так уверен, как пару минут, да даже секунд назад. Он полностью открыт, он лежит, беспомощный, перед другим мужчиной, по факту, и почему-то голова начинает болеть. Такое уже с ним было. Кажется, его тошнит, потому что это всё не так. Всё не так, всё не так, всё не так. Почему? Он не имеет ни малейшего понятия. -Хей, солнце, что-то не так? — взволнованно спрашивает Паша, касаясь Даниной щеки. — Ты ведь знаешь, что мы можем этого не делать, если ты не хочешь. Паша правда готов оборвать всё прямо сейчас, если Даня чувствует себя некомфортно. Плевать на то, что он сейчас хочет его, как никогда раньше ничего и никого не хотел. Это для него не играет никакой роли. Важно другое. Важен Даня. А Даня молчит. Смотрит пустым взглядом куда-то в потолок и ничего не говорит. Старший уже готов всё прекратить, но Даня вдруг хватает его за запястье. -Продолжай, — чуть хрипит он. — Только будь осторожней, ладно? Паша медленно кивает головой и достаёт из тумбочки смазку. Подготовка проходит тяжелее всего. Даня излучает дикий страх, глаза то и дело мелькают, как сломанные светофоры, и в такие моменты понятно, что он вспоминает, но он шепчет продолжать, поэтому Паша продолжает, делает всё как можно более аккуратно и старается сразу найти ту самую точку, чтобы облегчить обоим жизнь. Пальцами он с этим не справляется, поэтому он осторожно вынимает их. -Ты точно уверен, Дань? — настаивает Паша, понимая, что это точка невозврата. Даня активно кивает и хватается за Пашины плечи. Тот вздыхает, волнуется, смазывает и входит так аккуратно и нежно, как только может. Даня шипит и глотает ком в горле, ибо то, что происходит сейчас, уже происходило. Всё было точь-в-точь также, только быстрее и без подготовки, но вот это самое ощущение «началось» сигналит в голове так же, как несколько недель назад. Паша делает всё осторожно, медленно, меняет углы, чтобы найти тот самый, попутно целует везде, где видит, и гладит по впалому животу. Даня дышит тяжело, жмурится и царапает ногтями кожу у Паши на спине. Следы останутся, но старшему плевать. «Это самое» происходит случайно. Паша просто хочет поменять положение, потому что не очень удобно. Он раздвигает Данины ноги, чуть больше на него налегает под другим углом, и Дэйки просто подносит на кровати чуть ли не к потолку с громким протяжным стоном, никак не вяжущимся с его поведением до этого. Паша даже пугается и чуть ли не отшатывается, но младший впивается в его плечи и прижимает к себе ближе, скуля «Ещё» и дико краснея. Его глаза из стеклянных наконец-то возвращаются к живым, а на лице больше не читаются вьетнамские флешбеки. Паша готов креститься, будучи атеистом, потому что ему уже становилось страшно. Ломать любимого человека в его планы не входило. С этого момента всё идёт как по маслу. Паша наращивает темп, что-то неразборчиво шепча парню на ухо и украшая его шею укусами. Даня задыхается и абсолютно забывает всё на свете, растворяясь в звёздах перед глазами и удовольствии, отдающемся по телу жаром. Паша всё ещё аккуратен, хотя когда перед глазами стонет и извивается самое красивое существо на свете, а всему телу приятно так, что душа навылет, крайне трудно не перейти все возможные рамки. Он потом ещё похвалит себя за самообладание, а сейчас он накрывает младшего своим телом и закидывает голову, чувствуя щекочущее ощущение в низу живота, готовое взорваться тысячей фейерверков. У Дани первого зрение заволакивает белой пеленой, и уши закладывает. Прибывая в экстазе, он даже не замечает, как Паша аккуратно выходит из него и тоже кончает с его именем на губах. Задней мыслью только успевает заметить, что Никита не выходил, а Паша вышел, и на сердце чуть-чуть легче становится. Хотя всё его тело целиком, на самом деле, потеряло свой вес и превратилось в невесомый бесформенный объект. Как Бог по воде пройтись не составило бы труда. Когда Дэйки приходит в себя, Паша уже лежит рядом, закрыв глаза. Младший улыбается, не понимая, как ему так повезло в этой жизни, и осторожно прижимается к нему сбоку, как кошка, сующаяся под руку, чтобы её погладили. Паша улыбается и по-хозяйски закидывает на него руку, целуя в чёрные волосы и умиротворённо выдыхая. Они несколько минут молчат, вслушиваясь в ритмичное дыхание друг друга. -Я тебе говорил, что я люблю тебя? — тихо спрашивает Даня. Паша широко улыбается, открывая глаза. -Да, говорил. А я тебе говорил, что я тебя тоже? Даня хихикает и поднимает на него свои карие глаза. Вместо ответа он целует его, и этого вполне достаточно, чтобы всё понять.