***
-Да ладно тебе! Ты правда никогда не смотрел «Игру престолов»? — удивлённо спросил Паша. -Не-а, — Даня закинул себе в рот целую горсть чипсов, беззаботно качая ногами, свисающими с высокого стула. -Тебе стоит это видеть, я лично убежусь, что ты досмотрел до последней серии, — уверил его Паша, лёжа на диване и бесцельно пялясь в потолок. Вдруг над его ухом что-то завибрировало. Он пошарил там рукой, натыкаясь на телефон, и бездумно включил его, полагая, что это его, и не заметив, что чехол другой. Он несколько секунд просто смотрел на экран, не понимая, что происходит, но потом его лицо упало, и он медленно положил телефон на место. Даня, следящий за его движениями, нахмурился, не понимая, что такого Паша мог увидеть. Тот встал, запустил руки в карманы, медленно облизывая губы, и перевёл взгляд на Даню. Дэйки не понял, что он увидел в его глазах в тот момент. То ли это была боль, то ли горькая усмешка, то ли он испытывал его глазами, то ли он что-то пытался спросить, а может сказать. Даня не понял. Но ничего хорошего в этом взгляде точно не было. Паша резко развернулся и вышел из комнаты, сутулясь и запуская руки в карманы, как четыре месяца назад на вокзале. Даня непонимающе нахмурился, спрыгивая со стула, оставляя чипсы на столе. Он взял в руки телефон, включая экран и тут же чувствуя, как сердце упало в пятки, а планета перестала крутиться. Никита: Как дела, принцесса? Скучаешь по папочке? ;)***
Паша больше не встречал Даню из школы. Он вообще не выходил из своей комнаты, сколько бы мать не уговаривала его хотя бы поесть что-нибудь. Даня порой приходил и садился напротив двери в его комнату, чтобы не упустить тот момент, когда Паша изволит высунуться. В итоге он просто засыпал на холодном полу, и папа потом относил его на руках в комнату. Даня каждый раз сквозь сон чувствовал, как его держат сильные руки, и каждый раз не мог не поддаться мысли о том, что это Паша относит его к себе после ночи сериалов. Но он просыпался, чтобы понять, что Паша всё ещё не издаёт ни звука из своей пещеры. Это молчание не давало Дане нормально спать по ночам, а на уроках он вечно улетал из класса в Пашину комнату, гадая, что он делает там, внутри? Почему он ушёл? Он решил, что Даня — гей, и отказался находиться рядом с ним? Или он решил, что у Дани есть парень, и ушёл в пучины самобичевания и разрушенных надежд? Сколько бы ни хотелось верить во второе, Даня каждый раз горько признавал себе, что первое гораздо вероятней. Он с каждым днём терял надежду, что Паша вообще когда-то выйдет. Иногда его так и распирало подойти ближе к двери, постучаться и может даже поговорить, но каждый раз отдёргивал занесённый кулак, как от оголённого провода. У него было слишком мало смелости. Слишком мало сил, чтобы это сделать. Но при этом Дане не хватало Паши. Его улыбки, сверкающих глаз и спадающей на лоб пряди каштановых волос. Да даже насмешки, издёвки и «случайное» обливание водой вдруг оказалось чем-то чертовски родным и необходимым. Всё было теплее, чем эта грёбаная тишина. Родители тоже явно поникли духом. Такие выходки сына уже были более-менее привычными, но то, как Даня преданно сидел целыми вечерами под закрытой дверью, не могло не пробить мать на слёзы. В доме было тихо. Казалось, что над ним нависла грозовая туча, но не готовая вот-вот разразиться громом, а просто громоздко нависающая над головой, нагоняя депрессию. От недосыпа и вечной мигрени Дане казалось, что он тонет в каком-то вечном тумане. Он часто стал не понимать, что говорят люди вокруг него, и говорят они вообще или нет. Он не мог понять сам себя. Почему? Почему за четыре месяца этот человек стал настолько важен? Почему своей грубостью он не отталкивал Даню, а с самого начала тянул как магнит, муруя Даню в сети, из которых теперь он не мог выбраться? Почему из-за Паши Дане было настолько плохо? Из него будто достали чёртовы кости, вырвали из глаз огонь, а дементоры высосали из души остатки эмоций. Это было ненормально. Эта привязанность к человеку была нездоровой. Даня прекрасно это понимал, но каждый раз садился на то же самое место. Ксюша стала каждый вечер оставлять там свои конфеты. Данины новые друзья тоже заметили, что что-то случилось, но старались не поднимать эту тему, опасаясь, что она окажется болезненной для Дани. На самом деле болезненной для него была только тишина. Однако скоро этот список пополнился.***
-Куда-то торопишься? — прозвенел голос, такой знакомый и такой мерзкий. Даня очень надеялся, что Никита уже давно как дома, и у него есть шанс спокойно дотащиться до дома без его назойливой кампании или криков вслед. Но всё оказалось не так, как Даня предполагал, а так, как это было обычно. «Интересно, он тоже ходил на консультацию седьмым уроком, и мы случайно встретились сейчас, или он меня специально ждал?» — раздражённо подумал Даня, смотря в глаза своему самодовольно улыбающемуся врагу. -Да, уж прости, не до тебя, — огрызнулся он, пытаясь пройти мимо Никиты, создавая наименьший контакт. -Наивный ты, Данька, — засмеялся тот, крепко хватая одноклассника за запястье и резко дёргая на себя. -Эй! Совсем сдурел?! — возмутился младший, пытаясь высвободить свою конечность из хватки парня, но тот уверенно держал его, настойчиво толкая в мужской туалет рядом. -Давно уже, если ты не заметил, — прошипел сквозь сжатые зубы Никита, игнорируя Данины попытки выбиться и окончательно заталкивая его в мужской туалет. Он закрыл за собой дверь, толкая второго парня к стене. -Пусти, пидорас, — зло приказал Даня, но получил лишь злорадный смех в ответ. -У кого таких слов успел набраться, японский мальчик? М? — самодовольно ухмыльнулся Никита, рассматривая лицо одноклассника и крепко держа его у стены. -Пошёл ты, — зарычал Даня, со всей силы толкая его. Ему удалось это сделать, и Никита плюхнулся на пол, удивлённо хлопая глазами. Но сделал он это неудачно для Дани, потому что он бесповоротно перекрыл выход из туалета. Даня проматерился на японском сквозь зубы, ища другой выход из положения, потому что вся эта ситуация начинала его слегка тревожить. У него было не так много догадок о том, что Никита мог сделать с ним в мужском туалете в пустынной школе. Пожилая вахтёрша снизу и парочка уборщиц, пьющих чай в закрывающейся столовой, вряд ли бы помогли ему противостоять этому настырному амбалу. -Ну что ж, раз уж ты до такой степени не хочешь по-хорошему, — шмыгнул носом Никита, поднимаясь с пола и медленно приближаясь к Дане, — то будет по-плохому. Даня пару секунд стоял на месте, а потом рванул в последнюю щёлку, которая могла бы обеспечить ему свободу, но шансов у него было мало. Стоит ли говорить, что ему не повезло. -Хуй ты от меня уйдёшь, пока я с тобой не закончу, — прорычал Никита, таща скулящего от боли младшего за волосы в самую дальнюю кабинку. В тот день после уроков за закрытой дверью в замызганном мужском туалете на третьем этаже сломалась одна жизнь.***
В тот самый день Даня не сел под дверью, вороша угли надежды на то, что Паша выйдет, и наблюдая, как невесомый пепел взмывает в воздух. Он тише обычного закрыл за собой дверь, придя из школы на два часа позже, чем делал это каждый день. Его шаги были тяжелее, словно давались ему с трудом. Они не остановились около Пашиной комнаты. Они пошли в ванную, откуда вскоре послышался звук закрывающейся защёлки и шум воды. Паша всегда отличался превосходным слухом, поэтому он точно мог выделить среди плеска плач. Даня плакал. Не как маленький ребёнок и не как уставший подросток. Он плакал как человек, который хочет, чтобы его жизнь вытекла через слёзы на кафель, уплыла бесцветной струйкой в водосток и больше никогда не появлялась. Паша слышал как он всхлипывал, пытаясь поймать лёгкими воздух, но плач душил его, не давая продохнуть, и он судорожно задыхался снова и снова, как при приступе паники. Возможно, это он и был. Его приглушённые рыдания заставляли Пашино сердце разрываться на клочки. Он не знал причины этих слёз, но ему резко стало ещё паршивее на душе. Парень прислонился к стене, чувствуя, как в горле образовывается ком. Паша слышал, как Даня выключил кран. Паша слышал тишину. Паша слышал, как открылся и закрылся шкафчик под раковиной, в котором хранились полотенца и мамино снотворное. Паша только через две секунды понял, что нужно бежать. -Даня! Даня, открой дверь! Дань, мать твою, открой дверь! — закричал Паша, за несколько секунд добравшись до ванной и пытаясь открыть дверь. — Даня, пожалуйста, не делай этого! Даня, я тебя прошу, давай поговорим! — Паша стучал в дверь. Даня заворожённо смотрел на таблетки в своей ладони, которые смазывались в одно белое пятно из-за слёз на его глазах. Он поднял взгляд на себя в зеркало, на свои мокрые волосы, прилипающие ко лбу, на разбитую губу и синяки на рёбрах. Он сглотнул. Зачем Паша это делает? -Паша, я прошу тебя уйти, — убитым безэмоциональным голосом ответил Даня, заставляя Пашу стихнуть на несколько секунд. -Хрен ты меня заставишь уйти, — прошипел Паша. — Открой дверь. Пожалуйста. -Прости, наверное, я был плохим братом, — прошептал Даня дрожащим голосом. Паша прикусил губу, стирая слезу с щеки рукавом. Он смотрел об этом фильмы, он читал об этом в книгах. Он знал, что надо делать. Уже выучил, что словами орудовать бесполезно, и нужно действовать быстрее, чтобы не совершить ошибку. -Ну уж нет, мудак, я не дам тебе сдохнуть, — Паша отошёл на достаточно большое расстояние от двери, собирая все свои силы, и с разбега врезался в неё плечом. Он услышал треск и Данин вскрик, но этого было недостаточно. Он снова разбежался и нанёс ещё один удар. Плечо адски болело, и, кажется, он порезался щепкой, но его это ни секунду не волновало. Ох, если бы он был не шестнадцатилетним подростком, а кем-то более сильным. Он всхлипнул, снова разбегаясь. Дверь наконец-то отлетела, стукаясь о стену. Паша с облегчением вздохнул, забегая в ванную и сразу находя глазами Даню, испуганно смотрящего на него из угла душевой. Он заметно трясся, по его обнажённым плечам всё ещё стекала вода, синие губы дрожали. Паша встал перед ним на колени, вытирая слёзы с щёк рукавом своего худи, порванного на плече. -Скажи, что ты не успел. Пожалуйста, скажи, что ты не успел, — умолял он, беря Даню за плечи. Тот всхлипнул, отрицательно качая головой. -Не успел, — прошептал он. Паша облегченно выдохнул, заходясь в рыданиях и сжимая Даню в объятиях. Тот уткнулся носом ему в шею, тоже не сдерживая слёз, накатывающих потоками. -Ты мой глупенький, что бы я без тебя делал? Зачем ты с собой так, а? Дурак, — быстро шептал Паша, водя рукой по Даниной спине. Тот прижался ближе к нему, оставляя пятно от горячих слёз на Пашиной кофте. Паша отстранился от Дани, осматривая его. Только тогда он заметил синяки на Данином теле, округляя глаза и шокировано открывая рот. Тот тут же сложил руки на груди, стыдливо отводя взгляд и пытаясь исчезнуть. Паша аккуратно отвёл его руки, проводя кончиками пальцев по тёмным пятнам. — Дань, — гулко сглотнул он, — ч-что случилось? Даня прикусил губу, пытаясь не разреветься снова. -Дань, ты можешь рассказать мне, — Паша нежно заправил прядь его волос за ухо. Даня всё также отказывался на него смотреть, бегая глазами по полу. Сколько-то минут они просто молчали, после чего Даня глубоко вздохнул. -Это… это был Никита, — начал он, пытаясь сглотнуть ком в горле. В Пашином сознании тут же всплыло то чёртово сообщение, и его кровь забурлила, но он не стал перебивать бедного мальчика. — Он… он приставал ко мне. Всё это время, — Даня глубоко вздохнул, часто моргая, чтобы слёзы не потекли из его глаз. — Я отказывал ему, но сегодня… Он добился своего насильно. Я… я говорил ему перестать, — его голос предательски дрогнул. -Тсс… Спокойно… — Паша погладил его по плечу, не зная что стоит делать, чтобы хоть как-то поддержать самого дорогого ему человека в самой страшной ситуации, которую можно представить. -Это было так… унизительно, стыдно и… грязно, — с отвращением выплюнул Даня. -Тихо, не вспоминай, — прошептал Паша. -Разве тебе не стыдно находиться со мной после этого? Разве ты не боишься запачкаться, когда трогаешь меня? Потому что мне стыдно. Мне стыдно, — Данин голос сломался, и слёзы всё-таки потекли по его щекам, но были сразу остановлены Пашей. -Даня, в этом нет твоей вины. Я его закопаю, слышишь? От него и мокрого места не останется. Мы переживём это. Переживём это вместе. Господи, ты не заслужил этого. Никто такого не заслуживает. Даня только промолчал в ответ, всё также смотря куда-то вниз. -Почему ты молчал? — вдруг спросил он, наконец-то поднимая глаза и смотря в Пашины. -Ч-что? -Две недели. Две недели, Паша! Я… я даже не знаю. Ты игнорировал меня, а теперь тебе вдруг не всё равно. Ты успокаиваешь меня сейчас из жалости, ведь так? Тебя на самом деле на меня плевать, — прошептал он. Паша растерянно смотрел на него, чувствуя, как сердце разбивается на осколки, застревающие в горле. — А ты мне важен. Я голову ломал, что я такого сделал, я себя человеком не чувствовал. Сидел под дверью, как собака. Почему? Почему ты ушёл? Что я тебе такого сделал? — повысил голос он, обхватывая себя за плечи. Паша уронил руки, оставляя их у себя на коленях и опуская взгляд вниз. -Послушай, сейчас это совем не важно, у тебя такое… -Я хочу знать, Паш. Паша взволнованно посмотрел на него, задумчиво кусая губу. Он судорожно вздохнул после нескольких секунд тишины, готовясь сказать то, что уже давно должно было быть сказанным, раз уж Даня так хочет это узнать. -Эмоциональная лабильность, маниакально-депрессивный психоз, вспышки агрессии. Какого жить настолько ненормальным? Никто сначала не хотел верить. Даже я не мог допустить, что я… я псих. Мать тоже уверяла, что доктор просто ошибся. Она не стала покупать медикаменты. А зря, — Паша судорожно выдохнул, не поднимая взгляд на Даню, продолжая рассказ. — Моя первая любовь была летом между седьмым и восьмым классом. Мы с ней встретились в лагере. Мы встречались три месяца. Я был без ума от неё. Мне казалось, что это на всю жизнь. Но потом у меня случился первый серьёзный приступ агрессии, о котором меня предупреждал доктор. Но его никто не послушал. Я избил её. В пятнадцать лет я избил свою девушку. Меня отстранили от учёбы, отправили в исправительную колонию на полгода. Ту девушку я больше не видел. Я перешёл на домашнее обучение. Мне стали покупать таблетки, но я больше не чувствовал себя нормальным. Я заручился больше никогда не влюбляться. Я не хотел больше ранить людей. А потом пришёл ты, — Даня сглотнул, чувствуя, как сердце вздрогнуло, — Я влюбился в тот момент, когда увидел тебя на вокзале. Ты стоял и улыбался тому, что на твои ресницы падают снежинки. И я понял, что я пропал. Что я нарушил своё обещание. Но я пытался убить это чёртово влечение. Потому что я не мог ранить тебя. Я бы не простил себе этого. Ты был таким… прекрасным. Ты заставил меня забыть всё, что я знал до этого. Я забыл ту девушку, я забыл сон, я забыл своё имя. И вроде я вёл себя, как последняя сволочь, а ты всё равно был рядом. Ты не кричал, не обижался, не отвечал тем же. И мне вдруг показалось, может всё не так плохо. Может у нас всё получится. Может ты полюбишь меня таким. Может ты можешь изменить меня. Но то сообщение… Оно вернуло меня обратно, на землю. Кто может полюбить такого, как я? Что может изменить такого, как я? Как я позволил дать снова разбить своё сердце? И я… я надеялся, что так мы забудем друг о друге. Мне так жаль, — Паша закрыл своё лицо руками, судорожно выдыхая. Он правда не мог вспомнить, когда в последний раз он плакал, но он точно понимал, что сейчас он делает это на глазах у своей любви. Как жалко. Даня осторожно приблизился к нему, отводя его ладони. Паша разбито поднял на него свои красные глаза. Они оба были сломаны. Разбиты вдребезги. Смотрели друг на друга дикими глазами и понимали друг друга, как никто бы другой не понял. Даня наклонился, робко касаясь его губ своими и быстро отстраняясь. Старший удивлённо посмотрел на него, но потом приподнялся и повторил его действие, робко целуя и тут же возвращаясь в обратное положение. Они оба не совсем понимали, что делают, будто были не в себе, но сердце билось быстрее обычного, а лицо горело. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, прося друг у друга разрешения, а потом одновременно подались навстречу. Третий поцелуй уже не был настолько робким, он был более уверенным и пропитанным горечью. Даня обхватил Пашино лицо руками, зажмуриваясь и подаваясь вперёд. Старший притянул его к себе за талию, наклоняя голову и пуская в дело язык. Он был чуть более опытен, чем Даня, для которого это был первый полноценный поцелуй, поэтому младший лишь доверчиво повторял его действия, позволяя Паше доминировать. Получалось смазано и чуть неуверенно, но неподражаемо эмоционально. Первым отстранился Даня, опасливо открывая глаза в ожидании Пашиной реакции. Как только Данины губы перестали касаться его, старший будто очнулся. Он распахнул глаза, отпуская руки с Даниной талии и отодвигаясь. -Прости, мы… мы не можем, — Паша смотрел на Даню, всё ещё чувствуя касание его губ. -Паш… -Нет, — оборвал его старший, — я же… я же сказал тебе, я не хочу. Не хочу ранить тебя. Я псих, понимаешь? Ты и так пережил слишком много боли, — Паша хотел было подняться, но Даня остановил его. -Послушай, во-первых, я люблю тебя. Я не считаю тебя психом. У каждого есть свои проблемы. Это не делает тебя сумасшедшим или не человеком. А во-вторых, ты же теперь принимаешь лекарства. Они надёжные. В мире столько много людей с такой же проблемой как у тебя. Им помогают эти лекарства. Я не боюсь тебя, понимаешь? Ты не можешь навредить мне. Единственный способ, которым ты можешь меня ранить — это уйти сейчас, — Даня вернул свою ладонь на Пашину щёку, смахивая его слезу большим пальцем. Старший доверчиво потёрся носом о его тёплую ладонь, нежно накрывая её своей. Они оба несколько минут молчали, думая и пытаясь разобраться в этом море эмоций. — Ты ведь веришь мне? — тихо спросил Даня, с надеждой всматриваясь в Пашины болотные глаза, в которых он больше не видел пистолетов. -Да, — тихо ответил тот после минуты размышлений, притягивая Даню к себе, чтобы снова поцеловать.