Бесит. Раздражает. Вымораживает.
Марко сжимает кулаки едва ли не до побелевших костяшек на них, чувствует, как ногти остро впиваются в грубую мозолистую кожу. Его буквально трясёт, колотит от всего этого дерьма. Почти не чувствуя жгучей, ноющей боли, он чуть разжимает ладони и смотрит.Красный.
Сглатывает и неловко поворачивается на источник зудящего звука и вновь изучает. Внимательно, с каким-то нездоровым интересом рассматривает отдаленно знакомые лица, одно за другим. Разглядывает ребят, тусующихся вместе с ним в этом странном неуютном кабинете, силясь найти хоть какой-то малейший подвох. Следит за каждым их взглядом, лёгким движением, за мимикой и выражением лица, за каждым взмахом ресниц и беззвучным ударом сердца. Всматривается в россыпь милых веснушек-звёздочек на высоких розовых щеках; в редкие складки острых морщинок, собравшихся на сосредоточенном бледном лбу; в густые сети воспалённых, пульсирующих, красных капилляров выбеленно сияющих глазных яблок; в пустые вежливые улыбки и дергающиеся уголки губ; в блестящие расширенные зрачки и темные радужки глаз. Всех. Всех этих учеников он раньше видел, да и сейчас нередко видит в школьном коридоре, столовой, в классе по искусству, да и не только, да и ни единожды. Но, наверное, никогда бы в жизни до этого момента он не предположил, что все они состоят на учете у школьного психотерапевта. Как и он. Теперь. Марко. Марко Убальдо Диаз — тот самый мальчик-тихоня, мальчик-отличник, которого всегда и всем в независимости от обстоятельств дела приводят в пример. Правильный, послушный подросток без плохих привычек и дурных связей. Он ест на завтрак хлопья с молоком и пьёт свежевыжатый апельсиновый сок, помогает матери по-хозяйству, учится, разумеется, на отлично, а по воскресеньям вместе с отцом готовит горячие аппетитные начос. Мальчик с гарантированным местом где-нибудь в Гарвардском университете, отличным послужным списком и полностью расписанной, буквально поминутно, жизнью. При себе у него, конечно, всегда имеется запасная пачка одноразовых носовых платочков и карандаш с блокнотом. Только вот он, к сожалению, живет в реальном мире, а не в рекламе апельсинового сока или хрустящих овсяных хлопьев. Да, он тот самый мальчик, которого люто ненавидят (в основном одноклассники), порой до сине-зелёных кровоподтеков на спине, ноющих ссадинах на коленях и запекшихся густой алой кровью ранах на больших смуглых ладонях, или которого, в принципе, не знают. Тот самый послушный ребёнок, который постоянно одинок. У него нет веселых, преданных друзей, нет развязных приятелей, которые при каждом удобном случае пытаются утащить его на очередную вечеринку в дом какого-то совершенно левого чувака, — никто не любит таких зануд, никто не хочет тусоваться с такими пай-мальчиками — с ними скучно, с ними неинтересно, с ними правильно. Они не умеют веселиться: не умеют пить до пляшущих в глазах чертиков, не умеют курить, не употребляют наркотики, не общаются с крутыми девчонками и популярными ребятами.Такими, например, как Джекки Линн-Томас.
Популярные ребята в старшей школе — это вообще отдельная тема для размышлений. Дешевый диснеевский мюзикл с красивыми девчонками-чирлидершами, спортсменами-футболистами, музыкальной группой и стервами-инстаграмщицами. С ними все хотят дружить, с ними все хотят общаться, им хотят подражать. А Марко... Марко для них, как грязь под идеально наманикюренными нарощенными ногтями. Маленький правильный мальчик, у которого всегда сделана математика, и с которого при случае ради забавы можно стянуть брюки и заснять это на мобильник. Но правильные мальчики всегда, в конце концов, ломаются. Разбивают сияющий хрупкий хрусталь души, сохраняющий от вредного внешнего света. Нещадно бьют по ее некрепким стенкам, разбивая их вдребезги. Ощетиниваются, сбрасывая мелкие острые осколки с себя, словно постыдную грязь. И Марко тоже бьет прозрачный, чистый, переливающийся в свете солнечных лучей хрусталь, тоже разбивает, только осколками внутрь, загоняя их себе под самую кожу, царапая ладони и стопы, разрезая тонкие синие веточки вен на запястьях или полупрозрачные лепестки бледных век. Калечит, мучает себя изнутри, а острые осколки все впиваются в горячую молодую плоть. Лишь бы не в мир. Но об этом Марко, конечно, предпочитает умалчивать и не говорить ни с родителями, ни с тем более учителями или того хуже школьными психологами. Он вообще, в принципе, больше предпочитает молчать и наблюдать. Молчать и наблюдать. Следить, смотреть, вглядываться, присматриваться и прислушиваться. Марко молчит. Молчит и слышит, как раздражающе монотонно гудят потолочные лампочки, что все их хочется поразбивать к чертям собачьим; слышит, как играет тяжелый металл в наушниках того рыжего парня, как тот едва ли слышно топает ногой в такт; слышит, как словно паровоз пыхтит на задней парте странная девчонка в шапке, как стирается грифель ее мягкого карандаша о твёрдую грубую бумагу; слышит как бесшумно что-то бормочет себе под нос блондинка рядом с ним, как она нервно щёлкает шариковой ручкой.Щёлк-щёлк
Марко хочется отобрать эту ручку у несчастной девчонки и засунуть ей ее по самый колпачок прямо в глаз. Какой там ему диагноз поставили? Маниакально-депрессивный психоз? Повышенная раздражительность? Навязчивые состояния? Ага, потому что не бывает, на самом деле, идеальных мальчиков, у которых абсолютно стерильная жизнь расписана строго по четкому плану, потому что рано или поздно все летит к чертям вместе с теми самыми осколками. Филигранный механизм ломается, шестерёнки ржавеют, а масло, смазывающее безупречную машину и все ее детали, кончается. Но у Марко... У Марко все иначе. Он всё старается не разрушить, не испортить окружающий его мир «отходами производства», всё пытается действовать по установленному плану и его несложным, казалось бы, правилам. Строго и правильно.Ничего лишнего.
Только в итоге выходит, что гипертрофированная стерильность сама уничтожает все вокруг него. Все лишние звуки, запахи, чувства, эмоции, фрагменты тёплых воспоминаний, оставляя за собой лишь неприятно зудящее чувство раздражения под лопатками и больные покрасневшие следы на ладонях от короткостриженных ногтей. Марко смотрит —Красный.
Идеальных мальчиков не бывает, не только потому, что они ломаются: снаружи или изнутри — это неважно. Идеальных мальчиков не бывает, потому что это — ненормально.