Things I wish I'd said

Тело нервно дергается в ответ на звук щелкнувшего выключателя. Каждый вечер одно и то же, и вроде пора привыкнуть, но нервы шалят, не дают адекватно реагировать на резкие звуки наподобие этого, не дают расслабляться, напоминают, что все по-прежнему не так. Нам с тобой тяжело по вечерам. Но тебе в особенности. Именно поэтому ты включаешь лампы – яркие лампы дневного света – повсюду: на кухне, в ванной, в коридоре, в своей спальне, чтобы хоть немного разогнать скопившуюся вокруг тебя темноту, ту, что сбегает от тебя ненадолго, стоит тебе включить свет, ту, что мурашками скользит по моему позвоночнику. Молча разворачиваешься и уходишь, оставляя меня недовольно морщиться от режущего глаза света. Закрываю их и падаю в море пляшущих разноцветных пятен. Открываю и часто-часто моргаю, чтобы слезы, выступившие на глазах, наконец спрятались обратно. Поднимаюсь, чувствуя, как ноют застывшие от долгого сидения в одной позе мышцы, краем уха улавливаю шум на кухне. Ужин подан. Слишком ярко, в этом доме слишком ярко. В сочетании с темнотой, что творится во мне, в тебе, между нами, этот свет словно насмешка. Я готов с тобой – в темноте, я хочу с тобой – в твоей спальне, в твоей постели. Чтобы тепло и светло – между, а не извне, не от этих до рези в глазах ярких ламп. Не могу сколько-нибудь еще слышать этот мерзкий звук выключателя, вырывающий меня из моих снов наяву, где мы по-прежнему мы, где «мы» еще не просто слово, теперь описывающее тебя и меня, живущих в одной квартире. Прохожу на кухню, голыми ступнями шагая по холодному полу. Когда в этом доме стало так холодно? Почему стало? Ты даже не оборачиваешься, заслышав мои шаги. Все, что я вижу последние недели, – только твоя спина, твои опущенные плечи, волосы, стянутые в хвост – когда-то яркие, как солнечные лучи. Когда они успели потускнеть, что случилось с твоим светом? Даже не взглянув, громко ставишь тарелку на стол передо мной и уходишь, не сказав ни слова. И вроде протяни руку, притяни к себе, разверни лицом, но боюсь наткнуться на пустоту вместо прежнего теплого взгляда, на равнодушную линию прежде ласково улыбавшихся – мне – губ. Холодно, холодно, чертовски холодно! Но никто не выключал отопление, никто не распахивал окна, чтобы впустить морозный воздух внутрь – так почему? Когда все пошло не так? И в чем моя ошибка?.. Еда на вкус пресная, невкусная. Отбрасываю в сторону вилку, с грохотом отодвигая стул. Чайник весело свистит мне с плиты, и я встаю, чтобы налить себе чай, и замечаю твою кружку. В кой-то веки она перебежала со стола в твоей спальне на полку кухонного шкафа: забавная – синий кролик с ушками-ручками. Когда-то до я хотел купить нам одинаковые: так уютнее пить чай вместе, но потом все пошло не так, и теперь одинокий кролик укоризненно смотрит на меня, и он словно еще одно напоминание мне о том, что ты от меня отдельно. Наливаю чай в обе кружки - на нас двоих. Жалкая попытка, но, пожалуйста, пусть станет теплее. Кипяток утягивает чайные листья в водоворот на дне чашки. Коридор утягивает меня в водоворот света на пути к твоей комнате. Ты переодеваешься – ну и момент я выбрал! – и я вижу острые лопатки и выступающие позвонки. В груди разливается щемящая нежность, что намного горячее, чем обжигающая пальцы чашка. Осторожно ставлю ее на стол, и ты оборачиваешься на звук. Твои волосы переливаются золотом в свете этих дурацких ламп, а глаза синее, чем лапки кролика, ловящие в чашке чаинки. Переводишь взгляд с меня на стол – и обратно. Я морщусь, пытаюсь смотреть на тебя, но получается лишь вбирать глазами этот яркий свет, отчего они начинают предательски слезиться. Тихо произносишь, роняя слова в наливающуюся теплом тишину комнаты: «Зря ты так сразу налил кипяток. Посмотри, она треснула… Стекло тонкое ведь». Я люблю тебя так отчаянно, что об этом даже сказать как следует не умею. "Придется выбросить... Хотя она мне все равно не нравилась". Ты нужна мне. Давай разобьем стекло.