Не знаю, сколько пролежала без сознания, но очнулась я в светлой просторной комнате, где витает запах незнакомых мне благовоний. Стены, в некоторых местах потускневшие и выгоревшие, обшиты бархатом. На полу лежит пыльный коврик, подчёркивающий строгое полированное дерево мебели, он того же цвета, что и ткань на стенах. Обстановка не такая ужасающая, как была до этого, но всё, что здесь находится, кричит о вычурности.
В голове шумит. Сколько еще раз я потеряю сознание? Так не может продолжаться бесконечно. Я приподнимаюсь на локти и оглядываюсь. В комнате никого нет, слегка приоткрытая дверца балкона пропускает солнечные лучи и теплый ветерок. Оттолкнувшись руками, я сползаю с футона на пол и осматриваю своё тело. Все раны обработаны йодом и перебинтованы стерильной повязкой. Одежда чистая и хорошо выглаженная, а тонкий шифон приятно щекочет кожу. Кто-то явно постарался, выбирая этот наряд для меня. Светло-голубое платье сидит как влитое. Обо мне кто-то решил позаботиться? Брат?
Я не хочу испытывать судьбу и сажусь обратно на матрац, мысленно готовясь к приходу хозяина этого дома. Ждать не приходится долго. Все мои надежды разрушаются в один миг. Бесшумно открывается дверь, и я наблюдаю за тем, как в проеме появляется поднос с едой, а затем и сам мужчина. На вид лет сорок, коренастый, невысокий, с синеющим шрамом на лице. Зрелище не из приятных. Он улыбается мне беспечной улыбкой и проходит в комнату.
— Приветствую тебя, Джун, — проговаривает он, опуская поднос с едой на край футона. Я с трудом пытаюсь заставить себя говорить. Его голос отдается в моей голове пульсирующей болью. Дежавю какое-то.
— Где я нахожусь? — шёпотом спрашиваю я. Даже не надеюсь, что он меня услышит, но так даже лучше.
— Это теперь твой дом.
Я с опаской смотрю в его глаза и пытаюсь понять, кто он. Какую цель он преследует?
— Где моя одежда? — снова задаю вопрос, и он опускает взгляд на платье, которое на мне.
— Это платье тебя не устраивает? Я могу приказать найти тебе что-то другое, — он смотрит на меня с таким серьезным видом, что мне становится не по себе.
— Я хочу вернуть свою одежду.
Он будто не понимает, что я ему говорю, и переводит тему.
— Я принес тебе завтрак. Ты должна восстановить силы, вечером тебя ждет работа.
Опускаю взгляд и разглядываю стакан воды, рядом с которым стоит тарелка с рисом, облитым жидким медом. Я чувствую, как мой желудок болезненно сжимается, но подозрение в том, что пища может быть отравлена, отрезвляет меня.
— Советую тебе приступить к еде.
— Нет, — качаю головой, когда он берет в руку тарелку с рисом. Мужчина присаживается на корточки и протягивает тарелку к моим губам. Я не открываю рот, поэтому он отстраняется и, чуть прищурив глаза, смотрит на меня.
— Если ты сейчас же не начнешь жрать — останешься без еды на сутки, — самодовольно улыбаясь произносит он. В этот момент меня начинает подташнивать от сладковатого запаха риса и благовоний. Мои рецепторы обострились за секунды, этот смрад стоит прямо перед носом.
— Я не хочу, оставьте меня в покое! — перехожу на крик, но его не заботит мое мнение, поэтому он снова пытается впихнуть в меня еду. Я отрицательно мотаю головой, и он окончательно съезжает с катушек. Берет тарелку и замахивается рукой, со всей силы швыряя её в стену. Я начинаю дергаться от любого его движения, даже самого безобидного, когда он берет стакан и отпивает воды, при этом не сводя с меня глаз. Ставит стакан обратно на поднос и отодвигает его в сторону.
— Я выкупил твою свободу у Миташи, ты должна быть мне благодарна. Если бы не я, тебя бы распотрошили и скормили собакам. В моих руках много власти, поэтому, если ты попытаешься рыпнуться — будешь всю оставшуюся жизнь убирать парашу за клиентами нашего дома, — проговаривает он.
Его тон изменился, и я начинаю вспоминать, где слышала этот голос: омерзительный, пропитанный желчью. Я узнаю его. Того самого мужчину, который появился передо мной всего лишь на минуту, но оставил неизгладимое впечатление. В моей голове будто звенит тревожный звонок, и я понимаю, что всё это выходит за грань привычной жизни. У этого человека проблемы с головой. Мне нужно выбираться отсюда. Скорее всего, мой брат уже ищет меня. Я уверена, что он найдет средства и способы, чтобы вызволить меня отсюда.
— Пожалуйста, отпустите меня домой! Я ничего плохого в жизни не сделала и про вас никому не скажу!
— Увы, ты должна понимать, что теперь твоя свобода ограничена, и, если хочешь получить её обратно, придется поработать, — его губы расплываются в улыбке. Его жесты резкие и самоуверенные.
Я смотрю на него умоляющим взглядом, и он сдается. Так мне кажется.
— Так хочешь вернуться домой? — мужчина резко поднимается и выходит из комнаты, захлопнув дверь. Однако возвращается через пару минут. Меня пугают перепады его настроения. Скорее даже выбивают из колеи. Я не знаю, в какой момент мне ожидать агрессию, а в какой он будет расслаблен.
Он подходит ко мне вплотную и набрасывает на меня черный балахон. Как только я поднимаю его, он хватает меня за руку, стаскивая с футона. Лучше бы я молчала.
— Чего вы хотите?
Без лишних слов он выводит меня в коридор, окутанный мраком. Я следую за ним по пятам, не пытаясь запомнить дорогу, потому что уверена, что это последний раз, когда я иду по нему.
Наверное, меня скоро не станет.
Мы спускаемся по скрипучей лестнице в комнату, в которой пахнет дешевым табаком, алкоголем и грязной одеждой. Три молодые женщины как пиявки облепили тело мужчины, который, покуривая трубку, вальяжно разложился на кушетке. Четыре пары глаз одновременно устремились на нас. Не обращая на них внимания, мы направляемся к открытому сёзди.
Я прихожу в ужас, когда вижу, что дом, в котором я находилась, одиноко стоит посреди густого леса. Что это за место? Кем были те люди? Нет. Это не так важно.
Важнее…
Мои глаза забегали в поисках предмета, которым я смогла бы обезвредить мужчину хотя бы на пару минут, чтобы попытаться вырваться из плена. Но ничего не нахожу и срываюсь с места. Меня останавливает толчок в спину и я падаю лицом на землю. Удар слишком сильный и отдает болью в позвоночнике, отчего перед моими глазами расплывается белое пятно. Сквозь пелену я вижу его разъяренное лицо.
— Не пытайся сбежать.
Моё сознание отключается.
Этот сон длится недолго. Настолько недолго, что я не хочу открывать глаза, потому что мне страшно. И не зря. Я вижу, как мои ноги тянутся по земле, а затем меня усаживают на небольшой валун. Я пытаюсь поднять голову, но мышцы меня не слушаются. Мне тяжело дышать, из глаз текут слезы. На улице жарко. Настолько жарко, что тело начинает гореть. Я решаю поднять голову и не сразу понимаю, что за расплывающийся силуэт стоит в паре метров от меня.
Это Аои.
— Можешь поприветствовать свою подругу, Джун, — заметив меня, мужчина спешно подошел ближе. — Посмотри, чего ты добилась. Из-за тебя человек страдает. А могло бы быть иначе, если бы ты меня слушалась. Это для тебя урок.
Я молча смотрю на женщину, которая, дергаясь и извиваясь, что-то пытается сказать мне. У неё разбит лоб, из раны сочится кровь.
— Джун, между прочим у Аои есть малолетние дочь и сын, — слёзы текут по моим щекам с новой силой. — Это ты лишаешь их матери.
— Это вы виноваты! — истерически выпаливаю я. Он склоняет голову набок, с интересом рассматривая моё лицо.
— Виноват в том, что ты отказываешься подчиниться? Я заинтересован в том, чтобы ты смогла выкупить свою свободу. Я получаю деньги, а ты волю, и все довольны.
Я молчу. Как бы я сейчас хотела отмотать время назад. Я бы ни за что не завела разговор с Кагэхиро. В тот вечер он бы покинул нас в поисках новой жертвы. Возможно, после этого мы бы больше не увиделись. Но всё иначе. Теперь я в рабстве и неизвестно, что ждет меня дальше. А мой брат. Мой нии-сан. Он тоже теперь в опасности. Всё из-за меня.
— Теперь ты понимаешь, Джун, в чём твоя вина? Ты идешь против себя и своей свободы. Это будет тебе уроком, — я слышу, как его веселый голос сменяется на что-то другое, что не сулит ничего хорошего.
— Пожалуйста, не трогайте нас! Я всё исправлю! — почти что срываюсь на крик. Мой голос, словно барабанная дробь, трезвонит в ушах.
— Нет, Джун. Ты должна усвоить этот урок не только на словах.
Его не волнует, что я пытаюсь сохранить жизнь Аои. Он меня будто не хочет слышать, будто его истинное желание — насладиться тем, как я страдаю. Мужчина поднимает с земли кунай и подходит к женщине, взяв её за волосы.
— Прошу вас, не трогайте её, — всхлипываю я. — У неё же дети! Она ни в чем не виновата!
Аои тщетно пытается вырваться из его рук, пока я умоляю не трогать её. Но ему безразлично. Он сумасшедший. Я бессильна перед ним, но всё еще пытаюсь что-то изменить.
— Отпустите её! Я сделаю всё, что вы захотите! — выкрикиваю я.
— Посмотри на это, Джун. Так будет со всеми, кто тебе дорог, если ты попытаешься ослушаться меня, — проговаривает он, коснувшись лезвием кинжала кожи шеи Аои, — тебе ясно?
— Прошу вас, остановитесь! — изо всех сил кричу я, пытаясь хоть что-то донести до него. — Я всегда сдерживаю своё обещание!
— Вот мы и посмотрим, — кивает он, — насколько ты верна своему слову.
Он резко делает надрез на шее женщины. Я вижу, как стекает кровь, вижу, как белая футболка окрашивается в бордовый цвет, вижу перед собой глаза детей, у которых больше нет матери.
— Нет! — сиплю я, пытаясь встать с валуна, но ноги туго связаны жёсткой бечевкой. Её глаза смотрят мне прямо в душу, словно прося о помощи, но я не могу помочь. Она закатывает их и падает на землю.
Я впервые увидела смерть. Смерть не от старости кажется до боли неестественной. Вряд ли она успела счастливо прожить свою короткую жизнь.
Мужчина подносит кунай к губам и облизывает его. Затем прячет его в карман и направляется ко мне. По моим щекам текут слёзы, и я мысленно молю Бога, чтобы всё это закончилось. Он склоняется ко мне ближе и касается окровавленными губами моих губ. Солоноватый вкус крови разрезает мою душу напополам, кромсает её и выкидывает туда же, куда отправляется душа Аои. В яму. Мужчина делает шаг назад и скидывает тело вниз. Там его найдут еще не скоро, а может и вовсе не найдут.
— Запомни этот момент, это начало твоей новой жизни, — с мерзкой улыбкой на губах проговаривает он, вытерев руки о штаны и оборачиваясь на меня.
***
По пути к дому меня одолевала тошнота. Я не видела перед собой дорогу, она сливалась с горизонтом и пропадала в солнце. Было тяжело дышать из-за горячего пыльного воздуха. Губы потрескались от запекшейся крови, а в носу неприятно щекотало.
Наконец мы свернули на покрытый ракушечником двор, окруженный садом. Удушливо пахло ирисами и хризантемами. Запах был настолько сильным, что я готова была вновь расплакаться. Обстановка казалась незнакомой, но я была уверена, что возвращаемся мы в то же место, которое недавно покинули.
— Как-то нехорошо вышло, я даже не представился, — спустя некоторое время нарушил тишину мужчина. — Сато Широ.
Я молчу. Мне нечего ответить этому гнусному человеку, убившему ни в чем не повинную женщину.
— Джун, я не хочу, чтобы между нами было недопонимание, — произносит Широ и смеется своим противным смехом. — Нас ждут великие дела.
Мы поднимаемся на ангару, где нас уже ждут двое мужчин, облаченных в черную униформу.
— Гин, — указав рукой в мою сторону, приказывает Широ, — проводи её в столовую. Пусть другие полюбуются её видом, это отобьет у них всякое желание совершать такие же ошибки.
Меня ведут по темному холлу с развешанными по стенам охотничьими трофеями, купленными незаконно, вероятно. Пахнет так, как обычно пахнет в нежилых помещениях. На стенах, помимо оленьих голов, висят коричневые бра с абажурами, а вдоль стен стоит темная мебель. Окон нет, только одна двустворчатая дверь.
Меня заводят в комнату с длинным столом посередине. Восемь молодых женщин, которые явно не на много старше меня, и трое мужчин с сонными дряблыми лицам, едят морепродукты и запивают свежезаваренным кофе. Обстановка как в храме: люди не знают друг и друга, и поэтому не проявляют друг к другу никакого интереса.
Человек, который привел меня сюда, повелительно кивнул одной из девушек. У неё тёмные кудрявые волосы и пухлые красные губы. Её глаза прикрыты. Кажется, она вот-вот заснет. Однако она встает и, не произнося ни слова, ставит передо мной тарелку и стакан. Выполнив поручение, девушка снова садится на свой табурет.
Повисла тишина. Все искоса поглядывают на меня, точно опасаются или сердятся за что-то. Я стою и таращусь на всех с испугом, пока Гин не толкает меня в спину, заставляя занять место рядом с белокурой девушкой. Она кажется мне странной, её зрачки похожи на иглы.
Я нерешительно обхватываю свой стакан обеими руками, дрожащими, как тряпки на ветру, и делаю пару глотков холодной воды.
— Ешь! — приказывает мне мужчина. Голос у него низкий и властный. Кажется, ему хочется, чтобы все поскорее закончили с трапезой.
Присутствующие сосредоточились на еде. Мне остается лишь повиноваться. Я кладу себе на тарелку кусочки рыбы и принимаюсь за еду, стараясь не обращать внимания на окружающих.
— Меня зовут Ханако Ямагути, а тебя? — спрашивает у меня девушка, заправив локон выбившихся волос за ухо. Я хочу ответить, но не решаюсь, когда мои глаза встречаются с её. Отодвинув тарелку от себя, я кладу руки на колени и застываю.
— Имя своё забыла? — обратился ко мне старик, сидящий с противоположной стороны стола. Его лицо покрывают морщины и маленькие ссадины, отчего мне становится грустно. Неужели кто-то способен на такую жестокость?
— Джун.
— Раз вы так быстро поладили, то ты поможешь ей подготовиться к вечеру, Ханако — прошептал Гин настолько властно, что все другие звуки будто исчезли, и сплюнул на пол рядом со мной.
— А ты, — указал он на девушку, которая принесла для меня посуду, — уберись здесь.
Я никогда раньше не знала, что люди могут так обращаться друг с другом. Буквально пару дней назад я жила в среде, где нет насилия, зверства и жестокости. Мой брат никогда не позволял себе оскорбительных высказываний в мою сторону, никогда не позволял себе плюнуть в душу любому другому человеку.
— Тебе повезло, что ты девственница. Сегодня ты заработаешь столько денег, сколько не зарабатывает ни одна из этих шлюх за неделю, — буквально на одном дыхании произносит Гин, обращаюсь ко мне.
— Что вы такое говорите? — от неожиданности у меня перехватывает дыхание. Я не ослышалась? Он серьезно говорит, что сегодня моё тело будет продано? Продано… Значит, здесь я всего лишь кусок мяса, который можно использовать для прибыли. — Вы не имеете права!
— Широ-сама разочаруется, когда узнает, что ты снова раскрыла свой рот.
— Вы все тут чокнутые! — я не хочу этого говорить, слова сами вырываются из меня, о чем я тут же жалею. Гин в два шага преодолевает расстояние до меня и, схватив за шею и больно впиваясь ногтями в кожу, почти приподнимает с табурета.
Я проклинаю тот день, когда встретила Миташи. Я хочу кричать об этом на весь мир. Мужчина со всей силы кидает меня на пол, и в одно мгновение я перестаю дышать и могу только барахтаться, лежа на спине. Все звуки, если они и есть, исчезли. Лица вокруг котацу превращаются в несколько серых воздушных шаров, прикрепленных к краю столешницы. Кто-то проделал в них дырки там, где должны быть глаза. Во рту появляется привкус свинца. Реальность уходит: вчера и сегодня сливаются в единое целое.
***
— Иди готовить её, — охрипшим голосом бормочет вошедший в дверь Сато и издает неприятный смешок. От него пахнет сигаретами и чем-то удушающе сладким. Тошнотворный запах алкоголя. — Остальным нужно привести себя в порядок, убрать весь этот мусор, принести саке, овощи и фрукты.
— У нас важные гости, Широ-сама? — пролепетала низенькая девушка, усыпанная веснушками.
— Тебе и не снилось, насколько они важные. От этих людей зависит наше благосостояние.
Все в этом доме омерзительны, но самый главный клятвопреступник стоит и откровенно наблюдает, как я корчусь от боли. Еле волоча ноги, я следую за Хонако в маленькую комнату, где стоят скамейки для белья и открытые душевые. Ноги и руки не слушаются, изо рта вырываются нечленораздельные звуки.
— Если тебе скажут уйти с кем-то из мужчин сегодня вечером, не сопротивляйся.
— Я не хочу ложиться в постель с тем, кого впервые вижу, — стуча зубами, бормочу я.
— Если жизнь дорога, то ты не станешь спорить, иначе Широ-сама озвереет, — пробормотала девушка и открыла душ.
Мои руки не подчиняются мне. Зубы стучат, как камни в металлической коробке. Ханако разделась и собралась встать под душ, но, увидев моё состояние, молча подошла и принялась раздевать меня.
— Кто ваши клиенты? — спросила я, когда встала под струю теплой воды.
— Это могут быть рядовые шиноби, гражданские или... те, с кем лучше не связываться. Делай своё дело и уходи.
— Брат всегда учил меня, что....
— Забудь, чему учил тебя он! Мойся молча! Не разговаривай, — произнесла моя новая знакомая. У неё голос давно не спавшего человека: уставший и тусклый.
Спустя пару минут я вышла из душа и почувствовала облегчение. Вода смыла мою боль и прибавила немного сил. Я взяла синее полотенце, которое приготовила для меня девушка, и начала обтираться.
Дальше все как в тумане. Я иду за Ямагути в её комнату, она обтирает меня сухим полотенцем, а старое вешает сушиться. Затем долго копошится возле своего комода и вытаскивает черное нижнее белье, которое, очевидно, прикроет ровным счетом ничего. Она заставляет меня его надеть. Я долго сопротивляюсь, но сдаюсь, когда Ханако решает покинуть комнату и позвать Широ, чтобы тот остепенил меня. Я проигрываю. Здесь нельзя найти товарищей и друзей, которые могли бы поддержать и вселить надежду.
Меня садят за стол лицом к зеркалу, и я сосредоточенно наблюдаю, как умело укладывают мои волосы в высокую шишку. Это не я. Та, что в отражении — не я. Покрасневшие глаза обрамляют черные ресницы, а красные губы на фоне чересчур напудренной кожи выглядят неряшливо.
— Ты готова, — наклонившись вперед, она опустила подбородок на моё плечо. Наши взгляды встретились в отражении.
— Я не готова, — ощущаю, как в уголках глаз собираются соленые слёзы. Сейчас мне хочется провалиться на месте от стыда и ужаса. Меня изменили до неузнаваемости. Вся эта дешевая косметика жжет кожу, голова трещит от туго стянутых волос. Мой образ — воплощение вульгарности и пошлости.
Дверь с шумом открывается, и мы одновременно поворачиваемся в сторону вошедшего. Гин широко улыбается и пожирает глазами наши тела.
— На выход.
Как только мы выходим в коридор, я теряю дар речи. Перед нами в ряд стоят девушки, их, по меньшей мере, человек десять. Не растерявшись, я примыкаю к самому концу. Не хочу обращать внимания на их взволнованные и испуганные лица, это не имеет ничего общего с реальностью. Не хочу в это верить.
Я опускаю голову вниз и следую по коридору за рыжеволосой, следя за её ногами и поворачивая вместе с ней то влево, то вправо.
Когда Гин открыл дверь и втолкнул нас в комнату, я поняла, что это конец. Разговоры смолкли. Зажженная сигарета в приглушенном свете ламп вспыхнула, точно красные глаза. Высоко в стене открыто окно. Весь дым стекается туда. Всё настоящее бесконечно далеко — среди миллионов звезд на небе.
— Это самый лучший товар, господа, — Широ вальяжно покуривает сигарету, облокотившись на спинку кресла.
Я медленно поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с глазами, наполненными ненавистью. Они прожигают меня изнутри, убивают, обвиняют в ничтожности. Мужчина сидит возле тумбы, на которой лежит раскрытый кейс, наполненный банкнотами. Я не могу выдержать этого позора. Я сдаюсь и отворачиваюсь.
