Я узнавал, богов здесь нет

Если бы этот мир не покинули боги, то Шэнь Цинцю верил бы в них. Но в кого он никогда не станет верить, так это в людей. Жалкие предатели, жестокие трусы, хуже демонов. Если бы Шэнь Цинцю верил в красную нить Предназначения, связывающего души, то проклял бы свое рождение. А если бы знал, что другой конец нити будет держать демон… Некоторые ученые мужи древности утверждали, что алая нить и есть проявление Дао. Глупости. Нет, алая нить - только иллюзия. И слава Небу. Шэнь Цинцю искал Дао. Но видел лишь танец пылинок. Пустота. Вот что его окружало. Растворяясь в изумрудном свете зелени бамбука, оливкового шелка одежд, расшитой листьями ширмы, он чувствовал опустошенность. Маленькая скромная хижина с гармонично расставленной мебелью казалась ему застывшей во времени и не жилой. Все в ней было на своих местах, и даже ее хозяин, выводящий с каллиграфической точностью последней иероглиф на расстеленной белой ткани. Деяние завершено. Цель достигнута. Но он не завершен. В глазах Шэнь Цинцю отражение бронзового зеркала, непролитой воды. В груди намертво застрял, распирающий его изнутри, игольчатый ком недовольства. Он не совершенен. Но разве он не стал заклинателем? Он стал лордом пика Цинцзин в кратчайшие сроки, несмотря на то, что обучение началось слишком поздно. Он всегда добивался своего. Тогда почему его преследует этот дискомфорт? Он что-то забыл? Не сделал? Почему он до сих пор танцует на месте, как эта пыль в лучах света? Может ему следует больше упражняться? Шэнь Цинцю грациозно поднялся и взял с подставки меч Сю Я. Он повернул запястье, любуясь блеском клинка. Меч совершенен. Бессмертный должен быть под стать мечу. И он покинул свой бамбуковый дом, оставляя за собой комнаты, наполненные изумрудной тоской. *** …Зря он выбрал для упражнений эту лесную прогалину. Умиротворение, что с таким трудом было достигнуто, безжалостно разбили детские голоса. Самый пронзительный девичий он опознал сразу – его юная ученица Нин Инъин. Тихо вложив меч в ножны, машинально доставая и раскрывая веер, он бесшумно прошел сквозь заросли кустарника к соседней поляне. Ну, конечно, происшествие не могло обойтись без этого ублюдка Ло Бинхэ! Сколько раз он советовал своей ученице не связываться с этим мальчишкой и тщательней подбирать друзей. Бинхэ спорил со своим шисюном Мин Фанем. Они оба были его учениками. Старший юноша привел с собой на встречу товарищей. Бой обещал быть коротким и нечестным. Наверняка, Ло Бинхэ пытался оказывать знаки внимания шицзе, и старший ученик приревновал ее. Это было очевидно, как и то, что симпатии мастера были не на стороне Ло Бинхэ. Другое дело, Мин Фань не должен был себе позволять столь много мелочной злобы по отношению к ничтожному младшему ученику, потому что это препятствовало его духовному прогрессу. Но Шэнь Цинцю, склонный к паранойе, предпочитал держать своих учеников в некотором неведении. К тому же, из первого ученика получался отличный помощник в угнетении опостылевшего ему Ло Бинхэ. Несмотря на неправильные практики, которые должны были покалечить мальчишку, тяжелый труд и оскорбления от старших братьев, этот наглец не только не чах, а развивался физически и духовно. Он с обожанием смотрел на своего учителя, словно невинная белая овечка. Видя, какой талант сокрыт в мальчишке, Шэнь Цинцю ревновал его. Если бы он, будучи подростком, имел столь развитые способности, разве кто-нибудь бы посмел тронуть его? А этот щенок лишь неумело тявкает в ответ. Хотя… После того как Мин Фань швырнул украшение, которое он сорвал с Ло Бинхэ, очевидно дорогое ему, и кинул куда-то в сторону деревьев, мальчишка напал на него и группу ребят. Девочка, наблюдавшая драку, отчаянно кричала, плакала и била своими кулачками по спинам дерущихся, призывая остановиться, но безрезультатно. «Верно, маленькая ученица, бесполезно пытаться остановить тех, кто считает себя прирожденными тиграми, а по сути, оказываются гиенами», - цинично подумал Шэнь Цинцю. Горный лорд отвел глаза от неприглядного зрелища, даже не думая вмешаться. Его взгляд упал на алый шнурок, зацепившийся за ветку. Легко подпрыгнув и мягко приземлившись, Шэнь Цинцю сбил, застрявший на дереве амулет Гуаньинь. Красная нить по инерции обернулась вокруг запястья. Богиня милосердия. Вот что так бережно хранил Ло Бинхэ. Хм, и вправду, нефрит – дешевая подделка. И из-за этого случилась ссора?! Шэнь Цинцю нахмурил брови. Сколько раз он лелеял надежду, молился Всемилостивейшей об освобождении, если не от земных оков, так просто о капельке удачи. Чтобы случилось чудо. Хоть один раз. Чтобы Юэ Ци, наконец, вернулся за ним и увел с собой из ужасного места. Шли годы, и молитва изменилась на другую. Пусть Небо дарует ему хотя бы шанс найти Ци Гэ, и тогда он сам спросит у него, почему брат не вернулся за ним. Потом он перестал верить, что найдет Юэ Ци живым. Мертвых легче прощать. - Почему? – одними губами спросил он у бездушной фигурки богини. Потому что каждый спасает себя сам, и чудес не бывает. И ответы ему больше не нужны. Слишком поздно. Бледные тонкие пальцы сжали амулет. Эта детская возня уж очень сильно всколыхнула в нем осадок прошлого. Не похороненного до сих пор. Шэнь Цинцю стоял в тени дерева и наблюдал, как со слезами на глазах Ло Бинхэ ищет потерявшуюся вещь, а Нин Инъин помогает ему собирать рассыпавшуюся вязанку хвороста. Но вот девушка извинилась и смущенно ушла. Закат догорал. Если мальчишка не вернется вовремя, ночевать ему за воротами обители, еще и учитель наказать может. Шэнь Цинцю уже представил, как встретит маленького звереныша и сдерет с него шкуру за опоздание и за драку, но внезапный порыв чувств остановил его. Так бывает иногда: вдруг внезапно осознаешь, что еще немного, и ты упустишь шанс повлиять на свою судьбу. Мужчина все держал в руке проклятый амулет и не знал, что с ним делать. Выбросить чужую вещь? Но ведь это изображение богини - оно свято, даже если материал подделка. Отправить обратно на ветку? Подбросить мальчишке? Тут Шэнь Цинцю вспомнил, что кратчайший путь в жилой комплекс лежит напрямик через эту поляну, и мимо ублюдка не пройдешь. Можно, конечно, развернуться и пойти в обход. Но разве это достойно горного лорда - бегать от детей? Шэнь Цинцю не спеша прошествовал мимо ползающего на коленях ученика и, поравнявшись с ним, опустил прямо пред его лицом на землю амулет. Ло Бинхэ замер на миг, завороженный находкой, потом схватил Гуаньинь и прижал к сердцу, и лишь затем поднял взгляд на человека, стоящего над ним. Заплаканные глаза ученика расширились от удивления и в тот же миг засияли, словно звезды, от переполнившей его радости. Личико полное смирения и обожания уткнулось в сложенные на земле перед собой ладоши: - Этот презренный ученик благодарит своего учителя за оказанную милость! Пусть боги благословят Шицзуня! Шэнь Цинцю только презрительно скривил губы и также степенно (сколько понадобилось выдержки!) продолжил путь. «Нет, они не похожи с этим Ло Бинхэ. Нисколько», – думал Шэнь Цинцю. Он бы не стал рассыпаться в лишних благодарностях. Он бы давно заготовил нож для своего «Шицзуня». Надо же, еще посмел назвать его так! Внезапно холодок пробежал по спине. Нет, это просто ветер. Наказание Ло Бинхэ пришлось отложить, потому что нежданно-негаданно на вершину Цин Цзин перед самым закрытием врат прибыл старейшина пика Цяньцао Му Цинфан. Он принес с собой послание от главы их ордена Цанцюн Юэ Цинъюаня. - Очередное письмо от нашего старшего брата. Как мило, - недовольно произнес Шэнь Цинцю. - Время уже позднее. Шиди, оставайтесь у нас на ночь. Я прикажу приготовить для вас комнаты. - Если я не обременяю шисюна… - Нет, конечно, - «Чтож, этот выскочка Ло Бинхэ получит свое позже». Негоже выставлять внутренние дисциплинарные проблемы на обозрение, тем более перед мягкосердечным целителем Му Цинфаном. - Может, если ваш шиди останется сегодня на вершине Цинцзин, то вы сможете передать ответное письмо для главы перед моим отъездом? - Если это что-то срочное, то я непременно лично переговорю с нашим шисюном. В остальных случаях мне понадобится время, чтобы обдумать ответ. «То есть ответа не будет никогда, – правильно догадался Му Цинфан. - Как и на остальные дружеские послания, не относящиеся к делам ордена». А ведь когда они все были лишь первыми учениками, то было забавно наблюдать, как на ежегодных соревнованиях между адептами Юэ Цинъюань пытался разговорить серьезного и невозмутимого Шэнь Цинцю, и он же Юэ Цинъюань привел будущего лорда пика Цинцзин в орден. Почему же между ними с годами только росли непонимание и холод? - Этот мастер хочет спросить вас, почему старейшина взялись лично доставить письмо, или вам было по пути? - Можно сказать и так. - Значит с Юэ Цинъюанем все в порядке? – невольно вырвалось у Шэнь Цинцю. - Да, он по-прежнему в заботах об ордене Цан Цюн и страждущих, которые ищут у нас защиты от происков зла. - Тогда, позвольте спросить, что вы здесь делаете? Для писем ведь есть порученцы, – немного бестактно поинтересовался целью визита горный лорд. - Если бы целители приходили, только когда их зовут, то многие бы их пациенты умерли. Впрочем, от помощи всегда можно отказаться, - ответил ему Му Цинфан. Шэнь Цинцю пораженно уставился на него. Загадки он не любил, если не мог разгадать или не загадывал их сам. А в этих словах лорда Цянь Цао крылось что-то личное. - Я не знаю, чего так долго ждет от вас Юэ Цинъюань, но позволять ему столько лет мучиться без надежды… Вы бы пожалели его. Он ждет только одного слова. Неужели, он совершил настолько тяжкое преступление против вас? Му Цинфану не следовало совать нос, куда не просят. Слова целителя попали точно в цель и больно царапнули душу, поэтому ответ хозяина пика Цинцзин получился грубее, чем он хотел дать: - Прошу меня извинить, шиди, но, боюсь, у меня сейчас нет возможности развлечь вас философской беседой. Если желаете, продолжим разговор после утренней медитации, - несчастное письмо уже смялось в руке Шэнь Цинцю. Му Цинфан лишь цокнул языком от досады. Таких упрямых пациентов у него еще не было. *** Раздав вечерние указания, Шэнь Цинцю вышел из основного здания и вернулся в свою бамбуковую хижину. Бегло прочитав письмо, он разжег очаг и кинул его в огонь. Если бы не тщеславие и стремление доказать, что он уникален, что он лучше всех, он бы давно стал отшельником и заперся в доме, ибо общение с людьми приносило ему только боль и разочарование. Слова наносили раны. Он не строил иллюзий на счет себя и признавал, свой тяжелый характер, который приходилось тщательно скрывать под маской вежливости. Он не умел прощать. Как это?! Просто взять и простить? Разве, простив, он потеряет память? Он все равно будет помнить, что этот человек сделал или сказал ему однажды. При всей своей зловредности Шэнь Цинцю имел на редкость чувствительную натуру. Его панцирь на поверку был не толще крыла мотылька. При всем при этом он был не чужд благородных стремлений, но когда он искренне кому-то хотел помочь, случайно совершал добрый поступок, то последствия этих деяний почему-то оборачивались против него. Или окружающие попросту сомневались в его честности, и на это были основания. Только Юэ Цинъюань по-прежнему с теплотой относился к заблудшему брату и любил его. Спрятаться от мира за веером так легко. И никто не увидит твоего лица. Вряд ли кто-нибудь смог бы предположить, что за ненавистью к людям Шэнь Цинцю скрывается отчаяние и страх, за улыбкой в ответ на приветствие военных братьев – глубокое омерзение. Кто знает… Возможно, горный лорд чувствовал в себе какой-то изъян, но исправить ничего не мог. Темное ли прошлое оставило этот след в его душе, или он сам выдумал это, но именно боязнь стать посмешищем из-за несостоятельности, как заклинателя, заставляла его прибегать к интригам и подлости, убирая потенциальных соперников. Казалось, что в его жизни нет месту дружбе, любви и доверию. Ему стоило бы взять себе имя одиночества – «Цинмо»,* чем ковырять старые шрамы, откликаясь на имя «Цинцю». Холодная осень навеки поселилась в душе Шэнь Цинцю, а в глазах отражался первый тонкий лед. Над несчастными всегда хмурое небо. Выждав некоторое время, лорд вершины Цинцзин отправился на пик Цюндин, чтобы спросить дозволения на медитацию в пещерах Лин Си, дабы обрести потерянный контроль над собою. Юэ Цинъюань как-то по-особенному отнесся к идее Шэнь Цинцю отправиться в пещеры. Его лицо озарила светлая улыбка, будто гигантский груз ответственности покинул его плечи. Вывернувшись из теплых родных рук на плечах, Шэнь Цинцю отвернулся, по привычке пряча выражение лица за створками веера. - Тебе же хуже, если я уйду медитировать. Как ты справишься без меня на предстоящем Собрании Бессмертных? – не удержался от шпильки на прощание повелитель пика Цинцзин. *** Узнав, что Шицзунь вскоре удалится на продолжительную медитацию, Ло Бинхэ постарался ускориться и выполнить все поручения шисюнов, чтобы Мин Фань опять разрешил ему прислуживать во время чаепития Шэнь Цинцю. Вспомнив, как учитель в прошлый раз вылил горячую чашку на голову Ло Бинхэ, Мин Фань хихикнул и разрешил. Даже позволил приготовить и накрыть стол. Несмотря на побои, пренебрежение и наказания, оскорбления Ло Бинхэ восхищался своим Шицзунем. Он очень хотел, хоть раз угодить учителю, и чтобы тот взглянул на него без равнодушия. Мальчик давно заметил то, что не видели другие ученики. Даже в гневе Шэнь Цинцю напоминал палый сухой лист. Гнев окрашивал его алым, а потом душа вновь выцветала. Так пусть это будет искренние презрение к Ло Бинхэ, новая вылитая чашка чая, но не равнодушие! Ведь почему-то мастер забрал его с зачарованной лестницы, ведущей на пик Цинцзин, когда он выбился из сил. Это его Шицзунь практически отнес его в орден Цанцюн. Он не мог поверить, что за этим поступком ничего не стояло. Пока что Ло Бинхэ не терял надежду когда-нибудь понравиться Шэнь Цинцю. Он рассказал Нин Инъин о том, что будет прислуживать Мастеру за столом, и о том, что постарается приготовить идеальный десерт к любимому белому чаю Шицзуня. - М-м, - задумчиво поживала пухлые губки девушка, критически оглядывая Бинхэ. – Шиди, если ты намереваешься в таком виде подавать мастеру чашку, то, боюсь, мастер снова огорчится и прольет чай на этого ученика. Юноша покраснел. - Но у меня нет другой формы, - одежда на нем была аккуратно, но грубо залатана, и некоторые, едва заметные, пятна от грязи не отстирывались, хотя ученик и старался. - Пожалуй, я смогу выпросить другой халат для тебя, а – нет, тогда посмотрим, что можно сделать с этим. Главное, не забудь прийти ко мне, перед тем как отправиться к учителю. - Зачем? - Извини, Бин`эр,вряд ли мастеру понравится созерцать твой потрепанный вид, – да, с этим можно было согласиться. Ло Бинхэ меньше всего хотел испортить аппетит Шицзуню. Поэтому полностью отдался в умелые руки Нин Инъин. В назначенный день непослушные волосы были уложены и закреплены заколкой и шпилькой, одолженные шидзе, одежда, взятая в аренду со склада, была чистая и разглаженная, а синяки на лице замаскированы пудрой. Так, после преображения Ло Бинхэ, посмотрев на себя в бронзовое зеркало, не узнал себя. Девушка пораженно ахнула довольная результатом. - А-Ло, какой же ты красивый! – и, покраснев, отвернулась. Шэнь Цинцю ничего не сказал о внешности своего младшего ученика, который, смиренно потупив взор, сидел возле входа, успев накрыть стол в одном из павильонов к приходу Шицзуня. Галерея выходила на персиковый сад и создавала приятную атмосферу для отдыха. По мановению узкой холеной руки Ло Бинхэ сорвался с места и со всей осторожностью, по всем правилам заварил ароматные листья и подал чашку Шицзуню. Шэнь Цинцю, изящно придерживая рукав одеяния, отпил глоток и замер. Честно говоря, этот мастер снова готовился вылить содержимое чашки на своего ничтожного ученика и покинуть с видимым разочарованием павильон, правда, тогда ему бы пришлось расстаться с этим чудесным напитком. Этот чай отличался от того, что обычно заваривал Мин Фан, и оттого, что он готовил себе сам. Он подозвал к себе старшего ученика и спросил: - Это не серебряные листья, что присылают с пика Аньдин. Что это за сорт? Цвет напитка на полтона темнее и вкус более терпкий. На самом деле, чай вызывал непривычные ощущения счастья, радости, почти эйфории и легкое опьянение, будто отведал вина. - Простите, учитель, этот ученик проследил, чтобы на кухне все выдали ровно по списку. Но вот этот,.. - Мин Фань указал на коленопреклоненного Ло Бинхэ: – …умудрился все испортить! Он сам вызвался помогать, хотя его об этом не просили. Шэнь Цинцю придирчиво оглядел звереныша. Тот осмелился поднять глаза и в отчаянии смотрел на учителя. Мужчина тихо хмыкнул. «Дворовый щенок желает уподобиться благородным псам». - Неужели, ты сумел испортить напиток бессмертных?! Или ты подлил в воду зелья? Бинхэ округлил в ужасе глаза, готовый расплакаться, и спешно проговорил: - Нет, учитель! Что вы! Этот ученик хотел как лучше и всего лишь положил один лист «Красного халата», дабы продлить яркое послевкусие. Монахини из храма Чжанхуа в благодарность за услугу подарили несколько листочков со своего чайного куста. Этот ученик полон сожаления, что испортил трапезу Шицзуню и готов понести любое наказание! – Ло Бинхэ едва ли не распластался у ног учителя. Шэнь Цинцю испытал бы досаду от обращения к нему мальчишки «Шицзунь» и просто от его жалкого вида, но непривычное тепло и умиротворение разлились по груди, остановив гнев. - Учитель, мне выгнать и запереть Ло Бинхэ? – с готовностью отозвался Мин Фань, предвкушая месть и наказание. - Постой. Этот отросток сегодня был не настолько бесполезен. Со стороны Шэнь Цинцю подобные слова в адрес ученика были сродни комплименту. Ло Бинхэ вздохнул облегченно. Он воззрился на Шицзуня, и в его сияющих глазах отразились бесконечное счастье и благодарность. Шэнь Цинцю поспешил отвернуться и глотнуть еще чаю: - Только больше не проявляй инициативу, если тебя не просят. Этот ученик понял? Ло Бинхэ согласно кивнул, смаргивая слезы радости. Улун действительно имел сильный аромат и более терпкий вкус по сравнению с привычным белым чаем с тонким, еле заметным запахом орхидей. Сладости, поданные на стол, представляли собой засахаренные цветы, посыпанные пыльцой, и ядра орехов в ягодном густом сиропе, покрывшиеся глазурью на открытом воздухе. Такой простой и в то же время изысканный десерт вряд ли входил в меню местной кухни. Значит и тут Ло Бинхэ старался ради Шицзуня. Если он и дальше будет готовить столь вкусные блюда, то этот мастер быстро привыкнет и привяжется к мальчишке, не желая расставаться с умелым поваром. Он избалует звереныша вниманием, а это ни к чему хорошему не приведет. И все же, Ло Бинхэ на мгновение показался Шэнь Цинцю очаровательным. Почему он так старается ему угодить? Хочет стать первым учеником? Или уже целиться в будущем на его место? У него слишком хорошо получается со своей кроткой невинностью втираться в доверие к людям. Несмотря на внутренние противоречия, Шэнь Цинцю, закончив трапезу, проходя мимо Ло Бинхэ, вместо того, чтобы ударить или опрокинуть на него чашку, всего лишь слегка задевает ладонью макушку Бинхэ. Это легкое касание больше всего напоминало поглаживание, а длинный шелковый рукав нежно мазнул по щеке. Сердце Ло Бинхэ пропустило удар и пустилось вскачь. Но с тех пор больше милостей от Шицзуня он не видел. Это воспоминание о мягком прикосновении всплывет позже, когда он потребует обучения у демона сна Мэнмо, и оно тоскливо отзовется в его темнеющей душе. И до нового Альянса Бессмертных, когда открылась Бесконечная Бездна, что лежит между царством демонов и миром людей, Ло Бинхэ оставалось только тихо вздыхать, робко надеяться и стыдливо краснеть на утро после влажных фантазий, где он сам притрагивался к Шэнь Цинцю. По мере развития демонических способностей, повзрослевший Бинхэ уже не отказывает себе в откровенных мечтах о том, чтобы он сделал с Шицзунем. Он становился сильнее, увереннее, его пыл не охлаждали жестокие наказания Шэнь Цинцю, с завистью смотревшего на ученика, скорее наоборот. Он незаметно преследовал учителя, следил за ним каждую свободную минуту. Словно хищник поджидал в укрытии. Постепенно это стало навязчивой идеей. Ло Бинхэ все еще старался выглядеть безобидным, но он не сдержал ярость, когда Мин Фань начал ругать его за то, что он без спросу взял стирать вещи учителя. Шисюн поймал его с поличным, когда он тискал и принюхивался к одному из одеяний. Его счастье, что он не понял, чему оказался свидетелем. Впервые демон в Ло Бинхэ оскалил клыки. Ученики дрались, пока Мин Фань не упал без сознания. После этого Бинхэ голодал неделю, ночевал на земле и таскал ежедневно на гору из родника у подножия воду, терпя боль от ударов бамбуковым шестом. Добрая Нин Инъин как всегда пожалела его, но он, валясь с ног от усталости, только спросил, что за песню она разучивала с Шицзунем на гуцине. Нин Инъин нахмурилась, считая, что после того, что между ними было во время нападения демонов Ша Хуалинь, Ло Бинхэ должен интересоваться больше ею, чем занятиями. Тогда, в час беды, Шэнь Цинцю очень вовремя вернулся из пещер Лин Си и привел на гору подмогу – Бога войны с пика Байчжань, прославленного героя Лю Цингэ. - Ну, спой мне, Нин Инъин! У тебя такой замечательный голос, я хочу его послушать,- солнечной улыбке Бинхэ никто не мог отказать. Девушка вздохнула, прижавшись к груди А-Ло, и запела: - Хризантему сорвал под восточной оградой в саду, И мой взор в вышине встретил склоны Южной горы. Очертания горы так прекрасны в закатный час, Когда птицы над ней чередою летят домой…