Я узнавал, богов здесь нет

Если совершенствующийся останавливается в пути и начинает скорбно вопрошать вселенную о смысле бытия и сомневаться в своих поступках, постоянно оглядывается назад, то он никогда не приблизится к границам своих пределов. Когда золотое ядро сформировано - вопросы исчезают, а их место занимает истина. Если совершенный сбивается с пути, то поток ци искажается. Это основы для заклинателей, но философия пасует перед жизненными проблемами. Иначе можно было бы прожить жизнь по учебникам. Темный плащ, белые одежды, светлый клинок Сю Я на бедре и небольшой запас воды. Шэнь Цинцю давно отвык от сомнений, и ему никогда не требовалось посещать пещеры Единства Душ, чтобы пройти очищение. Разве что один раз, когда он был всего лишь учеником только что попавшим в орден Цанцюн. Он был тогда со своим наставником и никогда не посещал Лин Си один. У входа в пещеры он оглянулся. Тропа осталась позади, вокруг расстилался пейзаж: древний лес и двенадцать величайших вершин хребта поддернутые бирюзовой дымкой. Небо над ними налилось свинцом и давило на плечи. Когда давление общества переходило все границы терпимости, он удалялся от мира и запирался в бамбуковой хижине среди книг и свитков. Изредка, когда надоедало одиночество, ему достаточно было пообщаться с учениками и другими заклинателями, чтобы накопить раздражения. Чтобы растравить душевные язвы, достаточно было встречи с одним Юэ Цинъюанем. Небо над ним было одиноким и самодостаточным. Небу не надо было желать и терпеть. Шэнь Цинцю чувствовал постоянное недовольство собой и ревновал ко всему, при этом в быту держался практически на грани аскетизма, окружая себя ширмой цветущего вида, изредка потворствуя соблазнам, но пестуя в себе тщеславие. Ни в одном человеке еще так не сочетались одновременно внешняя холодность и гора внутренних противоречий. Возможно, если он преодолеет себя, сдвинется с мертвой точки, то это временно примерит его с раскрывающимися талантами Ло Бинхэ. Мысль о том, что зверь является его вечным напоминанием о жалком прошлом, о том чего его в жизни лишили, о потерянной любви и детской невинности Шэнь Цинцю старался задвинуть подальше, а лучше вообще не вспоминать. Он был почти уверен что с этим маленьким отбросом что-то не так. Белый лотос, невинная овечка после всех лишений – ведь никто из людей не может оставаться столь долго терпеливым, почтительным и не взбунтоваться. Если это игра, то слишком реалистичная. Кроме зависти этот ученик внушал и опасения. Инстинкт буквально кричал: не тронь - это пламя. Яркое, манящее, ослепляющее. Ученик вызывал подспудное необъяснимое отвращение, будто в нем было что-то чуждое самой человеческой природе. Глупость конечно, суеверие… Как было бы хорошо окажись звереныш демоном, от него можно было бы избавиться без зазрения совести. Но следуя минутному капризу любимой ученицы Нин Инъин и из чувства противоречия, чтобы ученик не достался Лю Цингэ, который заинтересовался его талантом, он оставил мальчика у себя. С тех пор Ло Бинхэ стал вызовом для своего учителя. Когда последний лучик света остался позади, Шэнь Цинцю зажег на руке огонек и ступил вглубь лабиринта. *** Время каплями падало с потолка пещер и разбивалось о пол. Свою нишу он нашел среди каменных решеток сталагмитов. В углу заклинатель установил маленькую курильницу и отпустил под потолок жемчужину света. Меч в ножнах лег на скрещенные ноги. Убрав все посторонние мысли, он сосредоточился на медитации. Когда он открыл глаза, то ощутил, что кто-то прижимается к нему, чьи-то руки легли ему на плечи. Сколько прошло времени? - Даже спустя столько лет ты все еще считаешь свое совершенствование недостаточным? Этот голос! Юэ Ци. Чжаньмэн шисюн Юэ Цинъюань. Шэнь Цинцю не дали обернуться, чтобы убедиться в этом, мягко положив ладонь на макушку, вторая рука гостя сместилась на спину. Между лопаток запульсировала теплая энергия. - Я всегда хотел быть первым, не так ли? - Первым в чём? Шэнь Цинцю вдохнул глубоко влажный запах пещеры, аромат неведомо откуда дующего легкого ветерка, смеси благовоний: лотоса, сосновой смолы и сандала. Энергетические каналы были открыты, золотое ядро медленно приходило в стабильность. Это не галлюцинация. Тогда как? Проекция пещеры? Кроме него здесь никого не должно быть. Что надо ответить? «Первым во всем? Нет, не так… Я хочу быть лучшим, достойным, хочу быть…» - …Единственным. - Ты единственный, - тихо повторило эхо голосом Юэ Цинъюаня. - Я хочу быть уверенным в этом. «Лишь уверенность в себе дарует покой». Небо совершенно в своем одиноком величии, никто не оспорит его силу и власть, никому не достать до него рукой и не опорочить. Если бы он вознесся, его никто бы не посмел тронуть, сломать. - Даже небо имеет земную опору. «И кто моя опора?» - вместо этого Шэнь Цинцю спросил: - Откуда здесь, шисюн? Почему он не на Собрании Бессмертных? Ты зря только беспокоишься об этом младшем брате. Вместо ответа Юэ Цинъюань произнес: - Посмотри на стены, Сяо Цзю. - Никогда не называй меня так… - гнев, как пепел, поднялся со дна души. - Шэнь… Шэнь Цинцю, - тут же поправился старейшина. Ему не ответили. - Пожалуйста, младший брат, услышь меня. Посмотри. Шэнь Цинцю давно перестал внимать к унизительным жалобным мольбам шисюна. Но на этот раз он поднял глаза. Показалось, что свет стал ярче, или глаза успели привыкнуть к темноте. Он разглядел. Стены вокруг были все в бурых потеках. Пятна напоминали паучьи лилии; тонкие лепестки, множество тычинок. Кровавые линии сверху вниз. - Здесь было побоище? - Сюда приходил отчаявшийся. Ты тоже здесь. - Я не отчаялся, - возразил повелитель вершины Цинцзин. - Нет? Ненадолго воцарилось молчание, пока Шэнь Цинцю не услышал: «Ты ведь устал быть отверженным! Крысой на обочине в тени дракона». А это чьи это слова? Эхо или внутренний голос? Знакомый голос. Ему хотелось сказать: - Я должен стать сильнее, лучше, совершенней, достойным… "Для чего? Признайся себе наконец! Признайся… Где-то ты жестоко ошибся, Шэнь Цзю". - Я не ошибался… - отчаянные робкие возражения ребенка. Шэнь Цинцю хотелось прикусить язык. "Ты лжешь самому себе. Ни один результат не сможет удовлетворить тебя, пока ты только ненавидишь себя и презираешь других". - Нет, - Шэнь Цинцю тихо отвечал голосу, который звучал у него в ушах. "Даже сейчас ты лжешь себе". - Юэ? Юэ Ци? – Шэнь Цинцю распахнул глаза. Когда он успел так глубоко задуматься? - Да?.. - Ты говорил сейчас?.. - Я молчал, младший брат, – руки старейшины Юэ Цинъюаня скользили вдоль позвоночника Шэнь Цинцю, понемногу вливая чистую ци, распределяя ее по меридианам. Успокаивая, даря тепло и защиту. Защиту. Она ему больше не нужна. "Ты лжешь себе…" - громкое эхо внутри и снаружи. - Замолчи! – Шэнь Цинцю сжал кулаки. Руки на плечах застыли и снова сдвинулись на середину спины. Энергия все еще лилась из них мерным течением, но внутри горного лорда поднималась буря. - Шэнь Цзю, прости, я сделал что-то не так? Не так?! Все не так. Начиная с того, что Юэ Цинъюаня не должно было быть здесь. Что это за игры разума?! Но злые слова уже сорвались с языка, слишком долго эти мысли терзали его: - Что ты сделал для меня, Юэ Ци?! Ничего! Я спасал себя сам, пока ты купался в лучах славы и совершенствовался. Ты даже одно обещание сдержать не сумел! - Да, прости. - Только и лепечешь свое «прости», да «прости», как будто это что-то может изменить! Я не могу тебе доверять! Ты предал меня! - Если бы ты позволил мне доказать… - Учитывая, что ты предпочитаешь верить больше слухам, а не мне, с чего мне верить твоим доказательствам?! - Не правда, я всегда верил тебе… Ладони на спине дрогнули и отстранились. Успокаивающее тепло пропало. В голосе Юэ Цинъюаня слышались слезы. - Что мне сделать? Скажи! - Я не знаю… Замкнутый круг. Невозможно сдвинуться с места. Пальцы Шэнь Цинцю сами потянулись к кровавому пятну на стене напротив. Его затянуло в воспоминания. … Они стояли на крыше Красного Теплого Павильона; полуголая девица скрылась с глаз, и Лю Цингэ мрачно усмехнулся тому, что наконец-то застал неприятного ему старшего ученика пика Цинцзин в столь неловкой ситуации в борделе. С другой стороны, одного из учеников пика Байчжань тоже скомпрометировали, и всему свидетелем стал праведный Юэ Цинъюань - приемник старейшины первого пика Цюндин. Поэтому Лю Цингэ промолчит и никому не скажет о случившемся. Он ушел, оставляя Юэ Цинюаня и Шэнь Цинцю одних. - Шисюн, давайте опустим речи о нравственности. Этот ученик не монах, и Цанцюн не монашеский орден, - не смотря на язвительность тона, все же Шэнь Цинцю чуточку смущен тем, что ему приходиться практически оправдываться перед Юэ Цинъюанем в таком месте. Юэ Ци совершенно не ожидал, что он застанет своего шиди однажды в борделе. На его светлом лице замешательство сменило легкое разочарование. Разочаровывать и проверять его терпение было похоже особенным удовольствием для Шэнь Цинцю. Старший ученик пика Цюндин быстро взял себя в руки, и на его лице вновь проявились такие раздражающие всепрощение и сожаление. - Зачем? – почти жалобным голосом спросил он. Шэнь Цинцю взял со стола веер и прикрыл лицо, отвернувшись в сторону. - Потому что эти женщины могут дать мне необходимое. «Тепло, любовь, безопасность». Уши Юэ Цинъюаня слегка покраснели. Фраза прозвучала двусмысленно. Но Юэ Ци также всегда помнил и то, что маленький Шэнь Цзю всегда тянулся к женской юбке. Даже если он засыпал рядом с ним в сарае для рабов, под утро он убегал спать к девушкам. Иногда в детстве Юэ Ци обижался на него: ну, почему этот неугомонный Шэнь Цзю все время избегает его? Неужели ему так плохо было спать рядом с ним, он же не толкался и даже отдал свое хлипкое одеяло маленькому брату. Он всегда защищал и заботился о Сяо Цзю, а все добро, вся любовь и благодарность Шэнь Цзю всегда доставались девушкам. А еще он когда-то звал его Ци Гэ, но больше этого не повториться. - Неблагодарный, - сухо и тихо произнес вслух Юэ Цинъюань. - Этот шиди, кажется, не расслышал своего шисюна, - сощурился повелитель вершины Цинцзин. Юэ Цинъюань стремительным движением цепко схватил его за руку, отодвигая веер. Шэнь Цинцю отшатнулся и зло посмотрел в глаза, на его лице застыло изумление. Потом на неприкрытом веером лице отразился гнев. Но Юэ Цинъюань крепко держал тонкое запястье. Он попросту боялся отпускать. Вторую руку с накопленной для удара ци он тоже с легкостью перехватил. От смелости поступка у Юэ Цинъюаня перехватило горло, Шэнь Цинцю тоже не мог поверить в решимость военного брата. Впрочем, его шисюну не требовалось доказывать свое превосходство. Его образ светел, он надежен, постоянен и величественен, как тысячелетняя сосна. В тени ее можно спрятаться, но Шэнь Цинцю слишком недоверчив, чтобы попытаться сделать это снова. Он будет противостоять ветру сам, побегами молодого гибкого бамбука, прорастать там, где другие не могут вытеснить соперников силой. Он будет гнуться под ветром, но никогда не сломается. Ему не нужна больше опека. - Уйдем, прошу тебя, Сяо Цз... – запнулся на мгновение. - Здесь тебе не место, Цинцю шиди, - Юэ Цинъюань быстро сдался после этой фразы и отпустил руки соученика. - А где тогда мое место? Рядом с тобой? Может, ты отдашь мне свое место, шисюн? – с горечью выплевывал слова Шэнь Цинцю. - Нет, ты знаешь, это зависит не от меня. - Тогда не зови меня понапрасну. Шэнь Цзю раздраженно хотел ударить его по лицу и замер, и вместо этого медленно провел пальцами по подбородку вверх, останавливая ладонь на бледной щеке. Взгляд Юэ Ци при этом стал скорбным, усталым, молящим. Ему очень шел образ святого мученика, – с каким-то мрачным удовлетворением заметил про себя Шэнь Цинцю. Настолько, что хотелось стереть этот незапятнанный образ, испачкать, принизить хоть как-нибудь. Несправедливо. Пока он влачил жалкое существование в рабстве, а после в разбойниках, его Юэ Ци, оставив слабого Шэнь Цзю, стяжал славу заклинателя на вершинах Цанцюн. Идеальный бессмертный. А ведь когда-то они оба были лишь уличными отбросами. Только один из них вырос и смог взлететь, обернувшись Драконом. Во рту Шэнь Цинцю стало кисло, губы искривились в насмешке, глаза лихорадочно сверкали. От мелькнувшей в мыслях идеи его бросило в дрожь. - Хочешь, чтобы я вернулся с тобой на пик Цинцзин? - Да, но если тебе так не комфортно ночевать там, можешь приходить ко мне на Цюндин. Это все же лучше чем… Юэ Цинъюань вкладывал в эти слова самые благородные порывы. Он оборвал себя на слове, заметив, как шиди улыбается ему. Совсем легкая улыбка. Рука Шэнь Цинцю все еще прижималась к щеке, Юэ Ци чувствовал скольжение прохладных пальцев на скуле. Щека горела, словно он получил ожог. Его младший брат никогда ни с кем не был нежен. Почувствовав смущение, он хотел убрать чужую ладонь, но ему не дали. - Это уже неприлично, шиди… Шэнь Цинцю придвинулся ближе и сжал темную ткань халата у него на груди. - За это я бы смог тебе простить многое, в том числе и то, что ты стоишь выше меня. Мягкие сухие теплые губы Шэнь Цинцю прижались к сжатым в строгую линию губами Юэ Цинъюаня. Поцелуй получился кратким и невинным. Шэнь Цинцю отстранился и вгляделся в ошеломленное выражение на лице Цинъюаня. - Зачем ты так? – вместо упрека виновато произнес он, будто это старший брат первым поцеловал своего шиди, а не наоборот. Потом он взглянул на Шэнь Цзю с некоторой жалостью и покровительством, словно на упрямого ребенка, который что-то пытается доказать взрослым. Заметив это, Шэнь Цинцю в ярости оттолкнул его. Даже грязные переулки города, нищенское существование в прошлом не стерли с Юэ Ци флера чистоты и невинности. Что мог он противопоставить этой непорочности и доброте? Он не упускал возможности задеть, поиздеваться над шисюном, чтобы излить на него обиду, но сейчас он чувствовал лишь злость и головокружение. У него не получалось прогнать Юэ Цинъюаня. - Даже если ты остаешься здесь до утра, я не уйду без тебя, брат. - Первый ученик пика Цюндин не может ночевать в борделе. - Так же как и первый ученик пика Цинцзин, – Юэ Ци уже тянул сопротивляющегося Шэнь Цинцю к дивану. Напряжение, выпитое вино и усталость заставили его постепенно сдать позиции. В голове не укладывалась нелепая ситуация, в которую он попал. Юэ Цинъюань спокойно позвал девушек, сделал заказ на еду и вино, попросил принести музыкальный инструмент. От спокойных уверенных речей и действий шисюна хотелось расслабиться. Шэнь Цинцю вспоминал те дни, когда о нем заботился старший брат – верный, надежный, не предавший его. Юэ Ци принадлежал только ему, а всех прочих детей он гнал прочь. Глаза сами закрывались под мелодичные звуки циня. Звучала колыбельная, которую пел ему старший брат, когда малыш Шэнь Цзю не мог заснуть. Шэнь Цинцю хотел отсесть от него подальше, но рука на плече остановила. Недоверчиво, осторожно Шэнь Цинцю опустил голову на колени Юэ Цинъюаня. Глаза сами сомкнулись. Пускай на сегодня он оставит обиды. Но все-таки, с тех пор, будущий Мастер Цинцзина больше не рискнул появляться в Красном Теплом Павильоне, чтобы не провоцировать слухи вокруг первого ученика пика Цюндин. Быть вторым вовсе не так уж не плохо, если тебе при этом подчиняется первый номер. Но кроме стремления к власти была и другая причина стать осторожнее, стремление снова сделать Юэ Цинъюаня своим. Никто кроме него не имел на Юэ Ци прав. Шисюн должен ему. Тогда на рассвете в Красном Теплом Павильоне Шэнь Цинцю не был уверен, что все произошедшее не было сном, ибо его шисюн склонился над ним и легко поцеловал в губы, робко возвращая поцелуй. …Видение из прошлого ушло, оставив вкус сливового вина на губах. Шэнь Цинцю почти забыл тот случай в веселом доме. Он постарался забыть свое тяжелое ученичество, как только стал горным лордом, а с новым главой ордена предпочел выстроить новые холодные ровные отношения. Но Юэ Цинъюань еще на что-то надеялся, навещая, посылая ему каждый месяц письма или зовя на чай. «Ты жестоко отплатил ему, дав ложную надежду, что ты когда-нибудь простишь его. Не лучше ли окончательно оттолкнуть его». Кажется, этот внутренний голос никак не заткнется. «Пусть мучается. Больше мне нечего ему дать. Предатель». Своды темной пещеры снова сомкнулись над Шэнь Цинцю, увлекая его на дно черных вод, где пузырились мутные воспоминания и кошмары. Когда его внезапно продали семье Цю, то слуги просто вырвали его из объятий Юэ Ци и увезли в поместье. Молодой хозяин обращался с ним, как с бешеным псом, веселился, загоняя в угол, часто оставляя битым и голодным, запертым в холодных подсобках. Ци Гэ сумел выследить Сяо Цзю и найти поместье. Он хотел вызволить его, но в ответ лишь накричали на него, обвиняя в случившемся, соврав, что не может никуда сбежать, что ему уже едва не переломали все ноги. Отчасти так оно и было, Шэнь Цзю понимал, что станет обузой старшему мальчику и их быстрее поймают. Но в душе он кричал: «Ци Гэ, не бросай меня! Спаси меня! Возьми меня с собой!» И сердце обливалось кровью, когда старший братик согласился с ним и покинул его. Юэ Ци клятвенно обещал вернуться за ним. Прошло несколько лет, но он так и не вернулся. - Лучше бы ты умер… Но его дорогой Ци Гэ и вправду умер. Когда они встретились, был только Юэ Цинъюань - бессмертный заклинатель из ордена Цанцюн, первый ученик пика Цюндин. Детская мелочная злоба не давала увидеть истину. Все было просто. Юэ Ци стал заклинателем без него. Он был счастлив без него. Ничего, теперь Шэнь Цзю будет рядом с ним – вечное пятно на репутации святого Юэ Цинъюаня. Он не даст забыть. Он станет его вечной совестью. Он не даст искупить вину Юэ Цинъюаню, он не станет слушать его жалкие оправдания. Только почему сейчас перед глазами Шэнь Цинцю кровь? Только почему в его ушах застыл отчаянный крик Юэ Ци? Он не хочет чувствовать чужую боль, как в тех снах, в которых человека так похожего на него разрывал на части демон. Чужое искажение ци захлестывало его с головой так, что трудно было дышать. Шэнь Цинцю путался в кошмарах и срывался на крик. Он один в кромешной тьме, заточен в каменном мешке, он не мог выбраться. Он никого не смог спасти. Беспомощный. Слабый. Его ждали снаружи, он должен выбраться... Внезапно паника прошла, хаотичные видения отступили. Лишь заботливые, сильные руки Юэ Цинъюаня поддерживали его, не давали упасть. Что будет, если шисюн его отпустит?.. Слабый ток ци толчками распространялся по всему организму, успокаивая нервы. В этой пещере были заточены чужие надежды, чувства, отчаяние. Его собственные воспоминания слились с тем, кто был в этом месте до него. Вспышка озарения посетила его разум. Кажется, он знал, кто оставил здесь след. Ему не нужно было поворачиваться, он боялся увидеть его лицо. Говорить после увиденного было трудно, твердый комок застрял в горле: - Ты знал, в какой пещере меня искать. Столько крови… Ты должно быть чуть не умер! - Умер?.. Я не мог умереть, - грустное эхо, слабый голос полный сожалений, как язычок пламени масляной лампы, который вот-вот и погаснет. - Ци Гэ… - Шэнь Цинцю сперва даже не понял, что позвал вслух. Он глубоко вздохнул и больше не почувствовал тяжести чужих рук на спине. - Юэ Цинъюань! – воскликнул он, но не было ответа. – Юэ Ци! Брат! – конечности слегка затекли, но Шэнь Цинцю все равно поспешно обернулся, чтобы позади… не найти никого. Лишь пыль и песчинки, кружились в неверном тусклом свете магического огонька. Внутри поселился иррациональный страх. Это было всего лишь видение? Ну, конечно, Юэ Цинъюань не мог быть во плоти в пещерах Духа, он же сейчас пребывает на Собрании Бессмертных. Или это был обман собственного разума? Галлюцинация? Искажение ци? Но тот теплый поток ци не мог почудиться ему. Как бы то ни было, когда он восстановит силы, он придет на гору Цюндин, чтобы, наконец, выслушать Юэ Цинъюаня. Возможно, он даже не будет на него кричать. Возможно даже… Шэнь Цинцю посмотрел на свои руки. Они были испачканы свежей кровью. На запястье потеки переплетались алыми нитями. Словно нити пряжи судьбы намотаны на кулак. Сожми, и чужая жизнь в твоих руках. Чужая жизнь, привязанная надежно к твоим пальцам, к сердцу. И в твоей власти оборвать ее. От яростного удара в стене напротив образовалась трещина. Он даже не помнил, когда поранил руку. Шэнь Цинцю лизнул костяшки разбитых пальцев и устало прикрыл глаза.