После дождя будет радуга

      Игорь с самого утра собирался посетить клинику и забрать рецепт, доверить это дело по понятным причинам он не мог никому другому. Но сразу после завтрака отец позвал его к себе.       За разговорами время пролетело незаметно и, когда отец предложил отдохнуть перед обедом, Игорь с удивлением осознал, что провёл рядом с ним несколько часов, совсем позабыв о недавних планах.       — Пап, мне нужно уйти по делам, — сообщил он, поднимаясь со стула, и, заметив промелькнувшую тень сожаления на бледном лице, ободряюще улыбнулся: — Я ненадолго, скоро вернусь.       Андрей Сергеевич проводил грустным взглядом старшего сына, думая о том, что они мало общались в последние годы.       Пашка взглянул на часы и тяжело вздохнул, ему совсем не хотелось идти на встречу с бывшим, но раз обещал, обещание нужно выполнять. Спустившись на первый этаж, он осмотрелся по сторонам. Убедившись, что в доме чистота и порядок и ему не придётся краснеть перед хозяином квартиры, если тот вернётся во время его отсутствия, он напялил в прихожей куртку и новые туфли, сунул в карман кошелёк и, звякнув ключами, вышел за дверь.       До кафе на Салютной добрался без происшествий. Заказав чашку кофе, выбрал столик у окна и приготовился к ожиданию. Ему не успели принести заказ, как объявился Женька.       — Привет, давно ждёшь? — поинтересовался мужчина с грустной улыбкой, окинув Пашку вдумчивым взглядом с головы до ног. — Отличные туфли, — похвалил обновку и уселся напротив, стараясь подавить неожиданное волнение, вызванное встречей.       Паша равнодушно разглядывал когда-то родное лицо, мысленно отмечая, что бывший действительно сбросил несколько килограммов, что сделало его ещё более привлекательным. Отпив глоток из кружки, что поставила перед ним миловидная официантка, спросил:       — Что ты хотел сказать, не тяни резину, знаешь же, у меня нет времени баловаться с тобой кофейком.       Зорин отвечать не спешил. Он молча смотрел на бывшего сожителя, с огорчением принимая тот факт, что за несколько месяцев вдали от него Пашка изменился, к примеру, взять эти туфли, раньше он посчитал бы такую обнову возмутительно дорогой и ни за что не позволил себе подобное приобретение. Кроме того, появилось в парне нечто необъяснимое, что притягивало и вызывало нешуточный интерес. А может, он просто истосковался до такой степени, что уродливый Губка Боб на плиевской майке воспринимался им нынче иначе, как изюминка в образе и никак по-другому.       Зорин молча рассматривал гладкий лоб, прямой нос и мягкие на вид губы. И вроде бы всё, как и раньше, но… Например, эти губы, они никогда не вызывали у Женьки похотливых мыслей, но сейчас, скользнув взглядом ниже и задержавшись на яремной ямке, Женька зачарованно представил, как вбивается в Пашкину глотку горячим членом и в судорожном экстазе кончает протяжно до боли в яйцах, и то, как его сперма тонкой струйкой стекает из уголка развратного рта на подбородок, устремляется вниз по длиной шее и собирается перламутровой лужицей в углублении под кадыком…       Осознав, о чём вдруг размечтался, он крепко сжал Пашкину ладонь, стоило парню без всякой задней мысли положить расслабленно руку на стол. Тонкие пальцы дрогнули от неожиданности, посылая странные импульсы в самое сердце поражённого Женьки.       Нервно сглотнув, Зорин выдавил:       — Возвращайся домой, — и голос его прозвучал неожиданно хрипловато-натужно.       Пашка прекрасно знал, что иногда тупит не по-детски, и сейчас решил, что ослышался или понял что-то не так, оттого проигнорировав Женькины слова, отхлебнул крепкого кофе и подумал, что напиток совсем не плох.       Женька молчание расценил по-своему:       — Паш, я признаю, что совершил ошибку. Сам не знаю, что на меня тогда нашло, это было какое-то наваждение. Я понимаю, что виноват перед тобой, и готов на всё, чтобы заслужить прощение.       Пашка непонимающе взглянул на сидящего напротив, а когда до него дошло, что происходит, хмыкнул:       — Ну, прощу я тебя, что изменится? — и снова отпил из кружки, вынуждая Зорина уставиться на подвижный кадык, представляя при этом, что Пашка глотает не кофе, а его, Женькину, сперму.       — Всё, — завороженно прошептал Зорин, неосознанно сильнее сжимая Пашкины пальцы. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Перестану ходить по тусовкам и клубам, заведём собаку, как ты хотел, буду носить тебя на руках и помогать по дому. — И почти простонал напоследок: — Паш, возвращайся, а?       Плиев ожидал чего угодно, но только не унизительно-просительного выражения в медовых глазах.       — О как тебя припекло, — не сдержался, съязвил и покачал головой отрицательно: — Жень, такие, как ты, не меняются. Если гипотетически предположить, что я вернусь, насколько тебя хватит? На неделю, месяц? Клубы и тусовки твоя вторая натура, ты без них иссохнешь, зачем мне нужна унылая мумия, ползающая по дому с пылесосом. Признай, что мы слишком разные, у нас даже интересов-то общих нет, сам удивляюсь, как мы смогли продержаться целых три года.       — Пашенька, все, что ты говоришь, в корне неверно, — возразил Зорин, жадно пожирая взглядом Пашкины губы. Он, наверное, на всю жизнь запомнит тот поцелуй в клубе, короткий, но неожиданно обжигающе страстный, признавая, что и вправду дурак, раз не смог разглядеть в этом парне столь опьяняющую чувственность и скрытый огонь.       — А как же Илюша? — напомнил Плиев о причине расставания и вновь скривил губы, словно лайма куснул. — За все время, что мы были вместе, ты никогда не говорил мне о любви. Слово «люблю» я услышал от тебя один-единственный раз и в адрес другого человека. Как с этим быть?       Зорин вспыхнул, этот вопрос для него оказался слишком неловким:       — Я ошибался, это была не любовь, банальная похоть.       Пашка вдруг смерил Зорина хитрым взглядом.       — Хорошо, погнали, — согласился внезапно. — Прямо сейчас и поедем, соберём мои вещи и вернёмся домой.       Женька не рассчитывал на то, что Паша слишком легко поддастся его уговорам, он думал, что парень сперва поартачится, цену себе набивать начнёт, оттого немного растерялся и попытался выторговать время:       — Сейчас мне на работу нужно, — сконфуженно улыбнулся. — Давай лучше сделаем так: ты спокойно соберёшься, а завтра вечером я за тобой заеду. — Он давал обещание, лихорадочно придумывая способ безболезненно вышвырнуть Илью из квартиры: — По дороге куплю тортик и цветы для Зинаиды Ивановны. — И тут же сменил тему в попытке сойти со скользкой дорожки: — Кстати, как у вас отношения с отчимом? Сильно он тебя достаёт? — Он действительно не ожидал, что Пашка сразу возьмёт быка за рога.       Пашка хмыкнул:       — Нет, не достаёт, я давно не живу у маман, — и, не дожидаясь наводящих вопросов, растянул губы в мечтательной улыбке: — Комнату снимаю у потрясающего мужика.       Покинув аптеку, Заруднев заприметил на другой стороне улицы кафе. Испытывая чувство голода, решил удовлетворить страстное желание перекусить и устремился к пешеходному переходу, не обращая внимания на чёрный автомобиль, что вывернул с парковки и двинулся вслед за ним.       Звякнув дверным колокольчиком, он переступил порог кофейни, вдохнул сладкий аромат свежей выпечки и направился было к стойке с намерением сделать заказ, но замер на полпути, остановив взгляд на парочке, расположившейся за одним из столиков.       В принципе, в этой паре не было ничего особенного, если не брать в расчёт того обстоятельства, что оба являлись молодыми мужчинами и один из них, довольно симпатичный шатен, без тени смущения и весьма недвусмысленно вцепился в ладонь собеседника и собеседником оказался не кто иной, как Павел Денисович Плиев собственной персоной.       Подавив острое желание схватить своего квартиранта за шкирку и вытащить из кафе, Игорь направился к столику у окна и рухнул на стул рядом с Павлушей, нагло уставившись на его визави. При близком рассмотрении молодой человек не старше тридцати лет оказался не просто симпатичным, а очень даже красивым, настолько красивым, что у Заруднева челюсть свело от злости. На высокий скульптурный лоб небрежно спадала волна отливающей медью каштановой чёлки; бледная кожа без изъянов словно светилась изнутри; идеальный, изящно вылепленный нос и чёткая линия острого подбородка могли бы заставить сердце истинного художника пропустить пару ударов. Немного впалые щеки вкупе с печальными глазами цвета гречишного мёда и грустной улыбкой на в меру крупных губах придавали прекрасному облику налёт загадочного романтизма.       — Ты? — удивился Паша его появлению, так и не высвободив пальцы из плена рук сидящего напротив томного красавца.       — Мимо проходил, — буркнул Заруднев и, перехватив недовольный взгляд возможного соперника, приобнял Пашку за плечи и довольно интимно, но достаточно громко, прошептал:       — Ты сейчас домой? Пойдем вместе.       Пашка поёжился от горячего дыхания, опалившего ухо, и наконец-то высвободил ладонь, которую пытался удержать его собеседник с выражением явной досады на красивом лице.       Плиев хотел что-то сказать, возможно, представить мужчин друг другу, но Заруднев не позволил — цапнув Пашкин телефон со стола, он схватил парня за руку и потянул за собой на выход.       Зорин потрясённо смотрел Пашке в спину до тех пор, пока за ним не захлопнулась дверь кафе. Задумчиво сделав глоток остывшего кофе из плиевской кружки, принял решение подождать, уверенный в том, что вряд ли простоватый Паша сможет надолго удержать такого мужика, от которого за три километра фонило сексом, большими деньгами и властью. Придёт, обязательно придёт тот час, когда Зорин выступит в роли утешителя, осушит Пашкины слезы губами и залижет сердечную рану.       Пашка растерянно семенил за Игорем и уже на улице резко остановился, вперившись в нахала недовольным взглядом.       — Что за выходки? — раздражённо спросил, не повышая голоса, и попытался вернуться назад.       Вцепившись в запястье Плиева мёртвой хваткой, Игорь довольно грубо дёрнул озадаченного парня в сторону чёрного автомобиля. Втолкнув Павлушу в тёплый салон, завалился рядом и дал водителю команду:       — Ко мне на квартиру. — Заурчал мотор, машина вывернула на проезжую часть.       Пашка хватал ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба, не находя слов выразить своё возмущение. Заруднев же, сжав губы в жёсткую складку, уставился перед собой, ощущая каждой клеточкой, как наливается чёрной яростью, ещё не понимая, что это и есть та самая пресловутая ревность, о которой он слышал, но сам не испытывал никогда.       Если на машине, то от улицы Салютной до проспекта Победы рукой подать. Минут через десять напряжённого молчания автомобиль тормознул у знакомых кованых ворот. Плиев покинул уютный салон и поспешил вслед за Игорем. Выходки Заруднева его забавляли, он не пытался разобраться, какие такие мотивы вынудили того к странному поведению, без сопротивления отдался течению, тем более все, что хотел сказать Женьке, уже сказал.       Но на этом зарудневские сюрпризы не закончились. Стоило им оказаться в квартире за запертыми на все замки дверями, он резким движением толкнул Павлушу к стене, крепко припечатав к шершавой штукатурке щекой, ловко завернул его руку за спину, пресекая возможность не то чтобы вырваться, даже пошевелиться.       — Я же просил вести себя хорошо, — процедил злобно, касаясь губами ушной раковины растерявшегося парня и зашарил ладонью в области паха.       Пашке подобное положение дел совершенно не понравилось, но он не находил в себе сил воспротивиться, так и стоял вжатый в стену с широко распахнутыми глазами. Но, когда Заруднев довольно ловко расстегнул ремень на его джинсах и, вжикнув молнией, дёрнул за пояс, одним движением оголив беззащитный зад, вышел из ступора.       — Что ты творишь?! — гневно рявкнул и, чудом извернувшись, превозмогая боль в плече, все же сумел ткнуть кулаком Зарудневу в грудь.       Удар получился слабым, но достиг цели: Игорь отступил на пару шагов, прошептав короткое: «Прости», уныло побрёл на кухню, где уселся на стул у обеденного стола, и горестно опустив голову, уткнулся лицом в ладони.       — Что происходит? — спокойно спросил Паша, последовав за ним, на ходу поправляя одежду. Он уже пришёл в себя от пережитого потрясения, вызванного грубой выходкой хозяина квартиры.       Тот убрал от лица ладони и коротко глянул на него с выражением крайнего сожаления, но промолчал.       — Ладно, не говори. Сделаем вид, что ничего не было, — согласился с его позицией Паша.       — Ничего не было? Сделаем вид? — вроде бы спокойно произнёс Заруднев, но внезапно вскочил со стула и, обрушив кулаки на столешницу, гневно выкрикнул: — Ты хоть понимаешь, что я тебя чуть не изнасиловал?! — И бросился в зону отдыха, где, рухнув в гору мягких подушек, уставился в потолок, раскинув руки в стороны на диванной спинке, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.       — Понимаю, — всё так же спокойно согласился Плиев и неуверенно последовал за ним.       Остановившись перед злющим, как черт, мужчиной, он, чуть помедлив, всё же решился — неуклюже оседлал его колени и осторожно коснулся губами ямочки на подбородке. Сердце его при этом бешено стучало от страха, он ужасно боялся, что Игорь его оттолкнёт. Но вопреки возникшим опасениям, тот рвано вздохнул, будто захлебнулся слезами, вцепился крепкой ладонью в блондинистый затылок и, рывком притянув к себе, впился в Пашкин рот жёстким поцелуем.       Он неуёмно болезненно терзал Пашкин рот до изнеможения. Повалив ничком на диван, сдёрнул с разомлевшего парня майку и переключился с губ на шею, плечи и грудь, сжимая сильными пальцами, будто клещами, то Пашкины бока, то плечи, то ягодицы…       Пашка расслабился под обезумевшим секс-партнёром, упиваясь его животной страстью, будучи в полной уверенности, что после такого напора с его кожи ещё долго будут сходить синяки и засосы и, насколько бы Заруднев не слетел с катушек, он ни за что не причинит ему настоящей боли… И оказался прав…       Стянув с него брюки, мужчина вдруг успокоился, поцелуи стали лёгкими и возбуждающе нежными, пальцы трепетно-проворными, обильно увлажнённые слюной, они осторожно заскользили меж его ягодиц, в то время как жадные губы приникли к головке стоящего колом члена…       Пашка восторженно подался навстречу проворным пальцам. Выпустив горячий ствол из плена жарких губ, Игорь закинул его ноги себе на плечи:       — Можно так? — на тяжёлом выдохе спросил, будто вынырнул из воды, имея в виду отсутствие смазки и презерватива, и как только Пашка согласно кивнул, двинул бёдрами, прилагая усилия вонзился до основания в ещё довольно узкое отверстие, замер на доли секунды, и задвигался безудержно, сразу взяв нужный темп и верное направление.       Пашка к боли давно был привычен, и не прошло и минуты, как он судорожно напрягся и, не сдерживая оргазмического вопля, оросил живот мощной струёй семенной жидкости, затуманенным страстью мозгом отмечая, что нутро его наполняется спермой партнёра, как тот стонет в пароксизме наслаждения, совершая последние сладостные фрикции.       Плиев разморено лежал на мягком ложе, не в силах шевельнуться от расслабившей тело истомы, чуть прищурив глаза наблюдал за тем, как Игорь заботливо укутывает его пушистым пледом и удаляется в сторону ванной.       Вернувшись минут через десять, с мокрыми волосами и обёрнутым вокруг бёдер васильковым полотенцем, он присел на диван и виновато произнёс:       — Прости.       Пашка улыбнулся, но промолчал, подозревая, что это была настоящая ревность, и млея от ощущения истинного восторга — никто и никогда настолько безбашенно не проявлял к нему искренних чувств.       Они посидели в тишине ещё немного времени, наконец Игорь нарушил безмятежное молчание:       — Что за мужик был с тобой в кафе?       Пашка вновь улыбнулся, пребывая в прекрасном настроении:       — Там спросить не мог? Обязательно было разыгрывать из себя Отелло?       Игорь не придумал, что можно ответить, признавая, что и вправду вспылил и в порыве натворил дел. В ответ на его молчание Пашка, весело фыркнув, пояснил:       — Женька, мой бывший, — и снова весело фыркнул, наблюдая за тем, как лицо Заруднева исказила злобная гримаса.       — К бывшему решил вернуться? — процедил тот сквозь зубы.       — Да ни за что! — рассмеялся Пашка, поднимаясь с дивана и собирая свою одежду, разбросанную по полу. — И именно это я старался до него донести как раз перед твоим появлением, — и снова, весело фыркнув, добавил: — А теперь нет необходимости, он и так все понял.       — Что он понял? — угрюмо спросил Заруднев.       — Что у меня есть другой и всяко получше, — не утратив приподнятого настроения, бездумно ответил Пашка, вжикнув молнией на джинсах.       При этих словах Игоря чуть отпустило, он потянулся к Плиеву и, обхватив его торс руками, притянул к себе, усаживая на колени. Прижавшись щекой к обнажённой спине, с сожалением в голосе произнёс:       — Мне нужно идти, я и так уже слишком задержался. — Пашкино сердце ойкнуло, Заруднев почувствовал, как он напрягся: — Я не умею делиться своими заботами, — пробубнил в окаменевшее плечо.       — Знаю и не собираюсь навязываться, — ответил Плиев тоскливо, в его груди похолодело от накатившего острого ощущения одиночества и внутренней пустоты. Он подумал о том, что зря размечтался о возможной симпатии с зарудневской стороны.       После недолгой паузы, Игорь словно выдавил из себя:       — Мой отец умирает от рака.       Повисло тяжёлое молчание. Паша на физическом уровне прочувствовал, каким трудом дались ему эти слова. Расцепив крепкие руки, взявшие его в кольцо, поднялся с уютных колен, натянул на себя майку и, привычным движением разгладив Губку Бобу квадратные штаны на груди, спросил о том, что волновало его со вчерашнего дня:       — Когда ты планируешь вернуться насовсем?       — Не знаю, от меня ничего не зависит, — сухо ответил Заруднев и, поднявшись с дивана, поднял с пола брюки.       — Тогда я вернусь домой, — сообщил Паша решение, которое принял утром, проснувшись в пустой квартире.       — Почему? — замер Заруднев, пытливо уставившись на соседа, в его груди закопошилось чувство вины и сожаления, стоило все же сдержаться и не давать квартиранту повода обижаться, мало того что он чуть не сошёл с ума от ревности, так ещё и принудил парня к жёсткому сексу.       — Игорь, у меня есть небольшая проблема, — решился Плиев на признание, он мало кому рассказывал о своей фобии, искренне считая, что у взрослого мужчины не может быть таких глупых страхов. — Дело в том, что я не могу жить один. Находиться в пустой квартире могу, а жить нет, — и махнув неопределённо рукой, добавил: — Трудно объяснить.       — Тогда собирайся и поехали со мной, — импульсивно брякнул Заруднев, но тут же сдал назад, вспомнив о военном положении в отчем доме. — Хотя нет, не стоит, — произнёс он серьёзно. — Давай договоримся, я вернусь сразу, как только всё утрясётся, тогда и поговорим. Просто дождись меня, ладно? — Взглянув на часы, чертыхнулся и, поспешно поправляя на себе одежду, ринулся в прихожую, на ходу озабоченно бросая: — Я слишком задержался!       Пашка понуро стоял, наблюдая за тем, как Заруднев надевает куртку и, как обычно, хлопает себя по карманам. Он понимал, что вновь остаётся один на неопределённый срок и что у него нет прав не то что потребовать, но и даже просить поскорее вернуться. Игорь взялся за ручку двери, но замер на пороге, обернувшись, потянулся к грустному парню и, коснувшись губами его губ, тихо прошептал на прощание:       — Веди себя хорошо.       Щёлкнул замок, и Пашка остался в одиночестве. Печально вздохнув, направился в ванную, испытывая дискомфорт в штанах, на ходу раздумывая о сегодняшнем происшествии и выискивая скрытый смысл в зарудневских действиях и словах. Очевидно же, Игорь ревновал, а раз ревновал, значит, у Паши есть шанс на что-то серьёзное с его стороны. Или нет? И какой же Заруднев всё-таки сложный человек, с ним как на американских горках — взлетаешь ввысь на крыльях надежды и тут же падаешь вниз, обрывая сердце.