После дождя будет радуга

      Накинув халат на мокрое тело, Игорь поспешил на стук. Щёлкнув замком, распахнул дверь, жестом предлагая Сан Санычу войти.       — Как ты? — спросил мужчина, переступая порог и протягивая ему чашку, исходящую паром. На людях он обращался к старшему сыну семейства строго на «Вы» и по имени-отчеству, оставаясь наедине, они опускали подобные формальности.       — Не важно, — ответил Игорь и, приняв из рук вошедшего успокаивающий чай, сделал глоток, закрыл за ним дверь и уселся на диван. — Что в пакете?       — Тебе лучше не видеть, — предостерёг его Сан Саныч, но молодой человек в нетерпении махнул рукой, требуя показать то, что принёс курьер. Вынув из кармана фото, мужчина с тяжёлым вздохом протянул его со словами: — Это самая безобидная.       Скользнув взглядом по изображению клоунского лица с классически огромной ярко-красной улыбкой, Игорь смял картинку и ловко закинул в стильную урну, стоящую у рабочего стола — вычурного изделия трудолюбивых плотников.       — Кого ты подозреваешь? — спросил пожилой человек, проводив взглядом полет бумажного комка.       — Всех, кроме Алки, — коротко ответил Заруднев и улыбнулся в ответ на удивлённо приподнятые брови в прошлом своего няньки, а ныне управляющего домом и немалым хозяйством: — Пакет подтверждает её невиновность, у Алки мозгов не хватит додуматься до подобной мелочи. — И кивнув на корзину для бумаг, в которой скрылась дурацкая картинка, пояснил свою мысль: — Тот, кто задумал подобную пакость, не знает в подробностях о моем состоянии и насколько я могу себя контролировать. Фотографии подобного рода подстраховка и должны добить меня окончательно, если я справлюсь с выходкой курьера. — Помолчав немного, Игорь задумчиво произнёс: — Я бы мог посчитать затею с курьером дурной шуткой, но кто-то стащил мои таблетки, а это уже серьезно.       — Так ты что, не принял успокоительное? — встревожился Сан Саныч и со словами: — Подожди минутку, сейчас вернусь, — торопливо покинул комнату и действительно вернулся через несколько минут, налил воды из графина, стоящего на журнальном столике, и протянул своему подопечному стакан и блистер.       — Что это?       — Твоё лекарство. Привычка такая, всегда иметь под рукой, — ответил управляющий и после того, как молодой хозяин выдавил на ладонь пилюлю и, закинув её в рот, запил водой, поинтересовался: — Что ты намерен со всем этим делать?       — Наблюдать, — ответил Игорь, поднимаясь с дивана и направляясь к одёжному шкафу. — Папа прав, воскресные сборища полезная вещь. За Алкиной спиной стоит кукловод, успешно играющий на её слабостях и пороках. Буду внимательно смотреть и слушать и рано или поздно его вычислю.       — Как бы всё не обернулось чем-то более серьёзным, — озабоченно покачал головой Сан Саныч.       — Я знал, во что ввязываюсь, и выбора у меня нет. — Разглядывая тёмно-синий костюм, аккуратно развешенный на плечиках заботливыми руками горничной, Заруднев криво усмехнулся: — Да и не было никогда. Посмотрим, как далеко они готовы зайти. — И жёстко потребовал: — Отцу ни слова.       Сан Саныч согласно кивнул, взглянул на пятно впитавшейся в ковёр рвоты и, деловито пробормотав:       — Я отправлю кого-нибудь прибраться, — вышел за дверь, пожелав молодому хозяину удачи.       Игорь же не спеша облачился в выходной костюм, так уж у них было принято — присутствовать на воскресном ужине при полном параде, и направился в столовую, раздумывая на ходу о недавнем происшествии.       При его появлении разговоры резко стихли. Заруднев с едкой ухмылкой уселся во главе вечернего застолья и вперился в присутствующих тяжёлым взглядом, всем своим видом давая понять, что шутки закончились и он не намерен подыгрывать им, выступая в роли беспомощной жертвы.       — Ну что ж, господа и дамы, приятного аппетита! — произнёс Игорь язвительно и взял в руки нож и вилку, но приступать к трапезе не спешил, продолжал сканировать сидящих за столом, пристально наблюдая за поведением каждого в отдельности.       Элеонора, как всегда царственно прекрасная, невозмутимо восседала на своём месте; Серёжа вяло ковырялся вилкой в тарелке, не выражая ни страха, ни смущения; Жанна Давыдовна с аппетитом накинулась на салат из морских деликатесов, пихая муженька в бок локтем, видимо предлагая таким образом и ему отведать изысканное блюдо.       Все без исключения делали вид, что смирились с новым положением вещей, и только Алка дерзко пялилась на будущего наследника, позой и мимикой выражая наивысшую степень своего к нему презрения.       Игорь и не надеялся, что прямо с ходу вычислит своего врага, потому и приступил к еде, но при этом продолжал поглядывать на членов семьи, надеясь на то, что Алкин подстрекатель проявит себя хоть как-нибудь.       Наевшись и отбыв положенное время, он принял поражение, поднялся со стула, не соизволив попрощаться, отправился к отцу.       Андрей Сергеевич возлежал на своём ложе, в глазах умирающего от рака плясали бесенята. Хитро взглянув на старшего сына, он кивком указал на сиделку, в этот самый момент накрывающую хромированный столик белоснежной салфеткой. Та и впрямь поражала воображение внушительным бюстом, осиной талией, крутыми бёдрами и длиннющими стройными ногами.       Девица была настолько сногсшибательна в своей броской красоте, что Игорь не сдержался и громко хмыкнул, рассматривая короткую юбчонку форменного костюма, выбеленную, толстую косу, переброшенную через плечо, и яркие черты лица. Макияж дивы был настолько искусен, что с первого взгляда казалось, что вся эта красотища принадлежит ей от природы.       — Игорь Андреевич, приятно познакомиться, я Розалия, — произнесла она мягким грудными голосом и протянула ему хрупкую ладонь, над которой, не скрывая искренней улыбки, молодой человек галантно склонился и чуть коснулся губами тыльной стороны.       Этот жест будущего наследника понравился девушке необычайно, она вспыхнула щеками и смущённо отвернулась.       — Не вводи Розалию в заблуждение, — хохотнул Заруднев-старший, и уже обратившись к сиделке, пояснил: — Мой старший сынок не по вашей девичьей части, так что, милая, не обессудь.       Та довольно дерзко ответила:       — Да кто же здесь этого не знает, — чем вызвала у Андрея Сергеевича очередной приступ смеха, закончившийся натужным кашлем. — Я вас оставлю, поговорите, через час укольчик, будьте готовы, — предупредила она, направляясь на выход, и уже в дверях, обернувшись на Игоря, пожаловалась: — Когда дело доходит до инъекций, ваш отец ведёт себя как дитя малое. Может, вы на него сумеете повлиять?       Ласково улыбнувшись напоследок, девушка покинула комнату, но дверь за собой закрывать не стала, проплыла павой через всю гостиную, призывно покачивая бёдрами, ни на что не надеясь, просто по привычке: она всегда любила покрасоваться перед мужчинами, неважно какого возраста и ориентации.       Игорь присел на стул:       — И как же Элеонора допустила такую-то звезду в твою спальню?       — Плохо ты её знаешь, Игорёк. Элеонора женщина чуткая и добрая, она умеет доверять.       — Ну, как ты? — без переходов сменил щекотливую тему старший сын, он действительно плохо знал свою мачеху.       — Что мы все обо мне, да обо мне, — улыбнулся болящий. — Что мы с тобой всё о грустном, да о делах, расскажи, как у тебя с личной жизнью, как квартирант твой поживает? — Заметив в глазах родителя неподдельный интерес, Игорь задумался. — Мне всё время было интересно, почему ты выбрал именно его? — задал отец наводящий вопрос.       — Потому что в анкете он написал: позитив, несмотря ни на что, — тепло улыбнувшись, ответил старший сын.       — И что? Так и есть?       — Пап, он и вправду удивительный, — поддержал тему Игорь, в желании поразвлечь больного, и не заметил, как его понесло: — Он искренний и милый, а самое главное, всегда радостный и весёлый. Представляешь, он и внимания не обращает на мою вечно недовольную рожу, улыбается как ни в чём не бывало. Лёгкий, очень лёгкий. Но не легкомысленный, серьёзно относится к своей работе и жёстко придерживается расписания. А ещё отзывчивый и бескорыстный, но при этом бережливый. Бережливый, но не жадный. Пап, в нем столько противоречий. Он пританцовывает и напевает, когда готовит, а готовит он замечательно и варит изумительный кофе. А ещё мне нравятся его дурацкие очки и смешные майки, они ему очень идут. — И, будто опомнившись, с толикой горечи закончил свою тираду: — Рядом с ним мне спокойно, стоит взглянуть на него, и все тревоги отступают. Я постепенно становлюсь от него зависим, и это обстоятельство меня пугает.       — Ты так тепло о нем говоришь, не упусти этого мальчика, Игорёша.       — Пап, я очень хочу, чтобы он был рядом, если не вечно, то так долго, как только возможно, но такие вещи в одного не решаются, — печально вздохнул Игорь. — Я всегда считал, что обречён на одиночество. Ты же меня знаешь, мало кто сможет выдержать мой характер. Но впервые в жизни я захотел попробовать создать что-то поистине настоящее. Однако Павлик не смотрит на меня так, как я на него.       — Не теряй надежды и постарайся, — ободряюще похлопал сына по руке Андрей Сергеевич.       — Пап, нет у меня опыта в подобных вещах. Не знаю я, как донести до него свои чувства. Слова бесполезны, а действия ошибочны…       — Ты всегда слишком много думаешь, сын, стараешься просчитать всё наперёд. Но, поверь отцу, что в жизни, что в любви, расчёты бессмысленны. У провидения свои на нас планы. Так что делай то, что должен, доверься сердцу и однажды встретишь свой последний час без сожалений.       — Как ты?       Андрей Сергеевич устало прикрыл глаза, в его жизни было слишком много ошибок, но он ни о чём не сожалел. Единственное, что бередило его душу, так только то, что по его вине и недосмотру драгоценный старший сын и наследник пережил немало боли и горестных событий.       Заруднев безумно любил своего первенца, прекрасный, как ангел, мальчишка, не по возрасту смышлёный отличался добрым нравом и впечатлительной натурой. Счастливый папаша души не чаял в своём отпрыске, холил и баловал дитя порой доходя до крайности.       Когда Игорёшу похитили, он места себе не находил, поднял на ноги всех, кого мог, и даже больше. Два дня спустя ребёнка обнаружили в подвале старой пятиэтажки, замершего до полусмерти. Его тонкую, нежную кожу покрывали бесчисленные гематомы и масляные, жирные следы красной помады на худеньком тельце.       При более тщательном осмотре доктор зафиксировал разрывы прямой кишки. Что творила с ним похотливая гадина, напуганный ребёнок рассказать не мог, и лишь твердил, как заводная игрушка: «Страшная тётя».       Заруднев тогда рвал и метал, но без толку, бабу, посягнувшую на его ангелочка, так и не нашли.       Мальчишку, конечно, подлатали, но если тело его вполне восстановилось, то психика так и не пришла в норму. Маленький Игорёша практически не спал и принимался дрожать всем тельцем, стоило в поле его зрения оказаться особи женского пола с помадой на губах красных оттенков и, словно впадая в транс, с ужасом шептал практически без остановки: «Страшная тётя, страшная тётя…».       Елена, мучимая виной за то, что не усмотрела за сыном, сначала впала в депрессию, а когда в довесок к своим горестям узнала о том, что любовница мужа готова разродиться ублюдком, не выдержала, сломалась и попыталась вскрыть себе вены. В тот раз её успели спасти, но вскорости она повторила попытку, а потом снова, и снова, и снова…       Игорёше исполнилось пять лет, когда она повесилась в душе на обрывке простыни в шестой психиатрической больнице. Он был ещё слишком мал, чтобы в полной мере осознать утрату матери, а потом ему было уже всё равно.       Безутешный папаша запер своё сокровище — драгоценного сыночка — в доме, нанял ему учителей и приставил охранника, двадцать четыре часа в сутки не выпускающего мальчишку из виду. И как-то так вышло, что суровый мужик стал для пацана не только телохранителем, но и нянькой: то ли проникся к ребёнку жалостью, то ли сочувствием.       Со временем, в результате отцовских страхов и гиперопеки, несмотря на бесконечные таскания по психологам, Игорёша полностью ушёл в себя, замкнулся. Он почти ни с кем не общался и безоговорочно доверял только своему няньке-охраннику Сан Санычу. Годам же к десяти стал открыто и напористо проявлять характер.       Однажды ему удалось улизнуть из дома почти на целый день. Что тогда пережил отец, только богу известно. Вернувшись, подросток потребовал отпустить его в школу на горе.       Заруднев никогда бы не согласился с его желанием, но вмешалась Элеонора. Она нашла те самые правильные слова, что помогли полоумному папаше осознать реальность. Скрепя сердце ему пришлось уступить.       Андрей Сергеевич тяжело вздохнул, неизбывная вина вновь затопила душу, сжимая грудь.       — Простишь ли ты меня? — прошептал он, горестно вглядываясь в глаза сына.       — За что, пап? — непонимающе уставился на него Игорь.       — Ты такой по моей вине. Какое же потрясение ты пережил, если за столько лет ничего не изменилось. Твоя фобия…       — Пап, прекрати, где здесь твоя вина? — прервал его старший сын. — У каждого из нас своя судьба, и я верю, что однажды смогу набраться храбрости и встретиться со своим кошмаром лицом к лицу. Анна Павловна давно предлагает какую-то там терапию, но я пока не готов. — И замолчал, не в силах продолжить мысль.       — Прости, сын, — снова попытался Заруднев-старший вымолить толику места под солнцем в том мире, где его уже давно поджидает Елена. — Устал я что-то сегодня, иди и ты отдыхать, утро вечера… сам знаешь.       Игорь с тяжёлым вздохом поднялся со стула:       — Пап, с утра у меня будут дела, а потом я весь твой.       Андрей Сергеевич улыбнулся и помахал рукой на прощание сыну, закрывающему за собой дверь его спальной комнаты. Он не грустил, провожая Игорёшу взглядом, зная прекрасно, что скоро вернётся Розалия и будет куковать с ним на пару до самого утра, развлекая умирающего старика шутками да прибаутками.