Алхимик

— Слушай, ну свали ты уже, как друга прошу, — проникновенно сказал Агар. — Заебал в мою кровать лезть! Уёбище наградил его презрительным взглядом, устроил мохнатую задницу поудобнее прямо на подушке и принялся демонстративно вылизываться под хвостом. — Если у тебя яиц нет, это не значит, что и другим ничего не надо, — попытался воззвать к совести — и это у абсолютно бессовестной твари! — Агар. — У меня есть, но мне тоже не надо, — проворчал Гарик откуда-то из комка одеял. — Я спать лёг в пять утра, имейте совесть оба! Агар всё-таки скинул трясущего несуществующими мудями Уёбище с подушки и собрался уже высказать Гарику, что сам дебил, и нечего было курсач на последний день откладывать, и поиметь бы утром хотелось отнюдь не совесть, но… Но подумал немного — и проглотил все пришедшие в голову комментарии. — Я так понимаю, мне весь этот неблагодарный зверинец ещё и кормить, — вздохнул он, смирившись. — Оладушками, — немедленно отозвался из-под одеяла Гарик. — Гора оладушков примирит меня даже с твоей отвратительно довольной рожей с утра пораньше. Уёбище, услышав знакомое слово, тоже навострил уши и уставился круглыми честными глазами котика, никогда в жизни не кушавшего вот вообще ничего-ничего вкуснее оладушек. Гарик, тоже соизволивший выползти наконец из своего кокона, смотрел точно так же. — Прямо семейная идиллия, — умилился Агар. — И когда я так нагрешил, что столько счастья сразу-то?.. Гарик вместо ответа поймал его ладонь, потёрся чуть колючей щекой и сонно, широко зевнул. Агар слегка залип на его открытый рот, но почти сразу усовестился, обозвал себя старым извращенцем и вздохнул, поднимаясь с кровати. Ну и ладно, не последнее утро в их жизни. — Люблю тебя, — негромко сказал Гарик ему вслед. — Оладушки ты любишь, — уже совсем беззлобно огрызнулся Агар. — И дрыхнуть до обеда. — И тебя, — упрямо повторил Гарик. Снова зевнул, накрываясь одеялом с головой, и уже оттуда жалобно попросил: — Ну ещё полчасика и встану, честно-честно. Агар тихо прикрыл дверь спальни и неожиданно понял, что настроение незаметно переползло куда-то на отметку «счастлив». И даже следы Гариковой бурной ночной жизни не смогли его испортить. На втором курсе, когда Гарика уже всерьёз нагрузили химией, он открыл для себя Агарову библиотеку. Старые, пожелтевшие от времени учебники имперских времён на две головы превосходили современные глянцевые новоделы с цветными картинками… Гарик проникся, увидел разницу, привык добывать знания не из гугла... и регулярно разводил бардак, выстраивая из библиографических редкостей немыслимые сооружения церетелевского размаха на всех горизонтальных поверхностях. И учебники оказались прекрасным поводом вообще не уходить к себе, практически переехав сюда. «А какого, собственно, хрена мы всё ещё ищем поводы?» — задумался вдруг Агар. Самое смешное, что съехаться совсем давно уже стало чистой формальностью. Соседка, приятная девушка, пару раз дававшая Агару дельные советы по кормлению и лечению кошек, переехала ещё летом… А через пару дней Гарик, довольный и сияющий, объявил, что наконец обзавёлся собственным жильём. Агар тогда, помнится, охуел от перспектив жить дверь в дверь, растерялся, почти испугался даже… но посмотрел на повзрослевшего, гордого Кузнецова — и благоразумно оставил сомнения при себе. Но, тем не менее, новая квартира уже полгода оставалась практически необжитой — поводы засыпать вместе оба, как выяснилось, умели находить просто блестяще. Впрочем, мысли мыслями, но время текло стремительно. Зверинец надо было накормить, а потом ещё собраться — Арчибальд устраивал шоу, и отвертеться, в отличие от Гарика, Агару не удалось. Отогнав смутную тревогу, что строгий костюм, почти забытый с университетских времен, может и… скажем, подсесть за полгода, Агар ещё повздыхал над руинами своей библиотеки. Потом вытащил из-под книжных завалов чашку с остатками чая и отправился на кухню воевать со злоебучими оладушками.

***

Запах оладушек заставил всё-таки выползти из-под одеяла. Гарик спихнул с себя разоспавшегося Уёбище и побрёл, зевая, в ванную. Денёк предстоял — не бей лежачего. Марина Евгеньевна, она же Маринка по версии Агара, совсем ещё молоденькая преподша по химии, расслабляться не давала: кто её любимый учитель и педагогический кумир, Гарик бы и без подсказок догадался… Но в своём курсовике он был уверен, а перспектива помахать перед носом ворчащего Агара зачёткой с честно заработанным «отлом» грела душу. Запах с кухни заставлял исходить слюной, как какую-то несчастную собаку Павлова, и Гарик усмехнулся. Оладушки-как-у-мамки заменили заскучавшему было Агару мелианцин: с их рецептурой он ебался с таким же азартом, как когда-то — с синтезом проклятого антибиотика. Он экспериментировал с ингредиентами, выводил какие-то загадочные формулы, даже припёр домой, к ужасу Гарика, лабораторные весы — соль, муку и соду отмерял буквально в микрограммах, записывал результаты в специальный блокнот… …и каждый раз, пробуя, впадал в ярость: получалось не то. На взгляд Гарика, оладушки были хоть и не то, но вполне съедобные. По правде-то говоря, героически уничтожая неудавшиеся попытки, они с Уёбищем килограмм пять на двоих точно набрали… Но Агар был недоволен и продолжал экспериментировать. На годовщину отношений Гарик даже подумывал в подарок раскрыть ему секрет… Но, во-первых, наблюдать за попытками было весело и вкусно, куда там всяким макдональдсам, а во-вторых… А во-вторых и главных, Гарик в Агара верил. Гений он или нет? Догадается, в конце-то концов. Сегодня, искренне решил Гарик, порция бодрящей утренней кулинарной войны Агару точно не повредит. Шеф устроил из запуска третьей промышленной линии по производству мелианцина настоящее шоу, с прессой, гостями из минздрава и хуй знает чем ещё. Две линии уже работали, но третья была особенной: совместный, как-никак, проект двух фармацевтических концернов… и символическое воссоединение братьев Железновых. И шеф, и Роланд шипели друг на друга, как два матёрых кота на одной территории, доводили окружающих до нервного тика… И, кажется, были совершенно счастливы. Агару, как голливудской звезде, в сегодняшнем действе отводилась важная роль: не очень заумно рассказывать на камеры о сложности и уникальности разработки, сверкать фотогеничным лицом и попытаться не откусывать головы журналистам. С последним он мог и не справиться: в прошлый раз, когда особо одарённая девица с умным видом спросила Агара, как именно надо использовать суппозитории с мелианцином… Неловко, в общем, вышло. Гарик до сих пор ржал, вспоминая.

***

Ведомый заманчивым запахом, Гарик открыл дверь на кухню… и замер с открытым ртом, стремительно теряя сцепление с реальностью. Агар стоял у окна, неторопливо попивая кофе, и задумчиво читал… Гариков злополучный курсовик. Белоснежная рубашка с расстёгнутым воротником, брюки со стрелками, узкий серый жилет и, главное, почти забытое выражение лица вмиг отбросили Гарика куда-то на полтора года назад, и он замер, как тогда, в первый раз увидев… — И это, Кузнецов, вы называете курсовой работой? — ехидно спросил Агар, подняв глаза. — У какой слабоумной мартышки вы списывали, Игорь Юрьевич? — Ой, — выдохнул Гарик, вцепившись в косяк, чтобы не упасть. — Ой-ой. Внезапно и без объявления войны в трусах стало тесно, во рту — сухо, а в животе будто пружина свернулась. Гарик судорожно облизнул губы и зажмурился. — Родной, я же пошутил, — встревоженно откликнулся Агар. — Отличная работа, ты… — Пошути так ещё, — хрипло, совсем чужим голосом попросил Гарик. — Пожалуйста. Агар Виссарионович… — Вот же блядь, — выдохнул Агар. — Вот же… Гарик приоткрыл глаза, потряс головой, сгоняя наваждение. Наваждение сгоняться отказывалось. — Кузнецо-ов, — издевательски протянул Агар, и Гарик понял, что пиздец таки наступил. Прямо на него и наступил. Огромным лакированным ботинком. — Не думал, что вам так нравится химия. По вашей курсовой и не скажешь. Гарик покосился на свой пах — предатель член оттянул боксеры наглядней некуда. И ведь даже футболку не надел, чтобы прикрыться, балбес, ехидно прокомментировал здравый смысл. Хотя… Гарик ухмыльнулся и послал здравый смысл на хуй. — Агар Виссарионович, — добавив в голос жалобности, заявил он. — Я очень, очень люблю химию! Я готов заниматься с вами химией в любое время дня и ночи. — Я вижу, — глухо отозвался Агар. — Тогда не стойте в дверях, Кузнецов, и подойдите сюда. Покажу вам ваши ошибки. — И минус балл? — уточнил Гарик, подходя. Склонился над столом, якобы разглядывая собственный курсовик. Перед глазами всё расплывалось. — Минус балл, — согласился Агар. — Минус столько баллов, что заебётесь отрабатывать, Кузнецов. Гарик почти растёкся грудью по столу, расставил ноги пошире, отклячил задницу. Агар подошёл сзади, вплотную; от его потяжелевшего, неровного дыхания по спине побежали мурашки. Гладкая ткань брюк прижалась к голым ногам, и Гарик, вздрогнув, подался навстречу. — Сами найдёте ошибки, Кузнецов, — низко, обволакивающе и совершенно садистки прошептал Агар, — или вам показать? Он чуть двигал бёдрами, потираясь, и Гарик зажмурился до боли, сжал кулак зубами. — Показа-а-ать, — почти выстонал он. — Показа-а-ть, пожалуйста! Горячие, даже сквозь натянувшуюся ткань боксеров обжигающие пальцы впились в ягодицу. — Бензольное кольцо, — отстранённо сказал Агар, выводя прямо на поджавшейся Гариковой заднице круги, — изображается вот так. А свободные радикалы… Пальцы скользнули ниже, прошлись по мошонке, и Гарик взвыл уже в голос. — А свободные радикалы, — задумчиво повторил Агар, собрав в горсть поджавшиеся яички, — а свободные радикалы… Что там со свободными радикалами, Кузнецов? — Имеют неспаренные электроны, — выдохнул Гарик. — Очень неспаренные? — невозмутимо уточнил Агар. — Очень-очень неспаренные? — И усиливают реакцию, — всхлипнул Гарик. — Вот так? — безжалостные пальцы огладили член сквозь ткань, обвели повлажневшую головку… — Су-ука, — взвыл Гарик. — Вот так, да! — Хамите преподавателю? — в голосе Агара прорезались опасные — и чертовски возбуждающие нотки. — Минус балл. И… наказание. Пальцы выпустили напрягшийся до ломоты член, оттянули резинку боксеров, с силой отпустили. Гарика словно током прошило, он дёрнулся и взвыл, вжимаясь задницей в Агаровы бёдра, переступил ногами, помогая стянуть с себя боксеры. — Вот же блядь, — выдохнул Агар. Резко перехватил Гарика под рёбра, развернул, усаживая на стол лицом к себе, лихорадочно спустил до колен брюки вместе с трусами. — Так что там с бензольным кольцом? — напомнил Гарик, вжимаясь теснее и обхватывая его руками за плечи. — Оно… м-м-м… бензольное, — глубокомысленно выдал Агар, утыкаясь Гарику в шею и лихорадочно целуя. — И кольцо, да. — Постараюсь запомнить, Агар Виссарионович, — пообещал Гарик, просунув руку между телами и обхватывая оба члена. Двинул ладонью, хрипло выдохнул и откинул голову, подставляясь под суматошно целующие, почти кусающие губы… — Родной мой, ебанутый, любимый, — невпопад шептал Агар, царапал кожу бородкой, как кипятком обдавая. Перехватил Гарикову ладонь, задал свой ритм — резче, злее, отчаянно почти. — Как бы я без тебя? Люблю, Гарик, люблю тебя… Гарик не то чтобы слышал — спинным мозгом, всей кожей, оголёнными нервами впитывал его, вжимался теснее, вздрагивал крупно и глушил стоны в быстрые укусы… Долго он не продержался: тугая пружина в животе словно распрямилась вмиг, дугой выгибая, под веками вспыхнуло… Агар не отстал, кончил следом, через несколько быстрых резких движений. Уткнулся лбом Гарику в плечо, дышал надсаженно, молчал. Гарик, чувствуя, как сердце плавится и стекает куда-то вниз, в нутро, в дрожащие разведённые бёдра, гладил лениво его плечи, впитывал запах свежевыглаженной рубашки, секса, пота… — Переодеваться придётся теперь, — усмехнулся Агар, так и не отстранившись. — Что ж ты, ебанутый, делаешь-то со мной? — А ты так иди, — кое-как восстановив дыхание, посоветовал Гарик, отстранившись и разглядывая очень характерные потёки на сером жилете. — Пусть все видят, что ты не только гениальный химик, но и счастлив в личной жизни. — Заманчиво, — согласился Агар. — Вот только Арчибальд мне потом такую личную жизнь устроит… Да и тебе заодно. Что на тебя нашло-то? Гарик ещё потёрся щекой о щёку, неохотно отстранился. Говорить не хотелось. Не хотелось вот так, на бегу, после отчаянной дрочки вдвоём прямо на кухонном столе. Не хотелось говорить, что понял: влип так, что никогда не отпустит. Никогда-никогда, ни в одном из миров. — Да вот, тренируюсь зачёт сдавать, — ухмыльнулся он вместо тех слов, которым не время и не место было сейчас. — Как думаешь, сдам? Агар замер, посмотрел на него тяжело, непонятно и потянулся за телефоном. Гарик ждал, умирая от любопытства — логика Агара до сих пор иногда ставила его в тупик. — Марин, — сказал Агар в трубку. — Узнала? Да, спасибо, хорошо. У тебя когда с приматами зачёт? Второй курс, Кузнецов. Да-да, он. Поставь ему автомат. Да, я ручаюсь. И за курсовик тоже, сам проверял. Спасибо, дорогая, созвонимся. — Ты охуел?! — взвыл Гарик, сообразив. — Да я к этому зачёту готовился!.. Я курсовик всю ночь писал, а ты!.. Да как ты вообще мог! Я бы сам сдал!  — Ну, считай, что сам и сдал, — ухмыльнулся Агар. — Не зря тренировался. — Да я пошутил, собака ты бешеная, — вздохнул Гарик. — Неужели ты думаешь, что я мог бы?.. Агар посмотрел внимательно, сжал губы, притянул к себе, обнимая. — Не шути так, родной, — попросил он глухо. — Даже в шутку не говори такое. Не обижайся, я верю, просто… Ну, это паника какая-то. Ну хочешь, я Маринке снова позвоню, попрошу, чтоб на зачёте тебя без жалости дрючила? Гарик сдался. Оставалось или убить его нахер, или смеяться. — Это самое романтичное предложение, какое я только слышал, — признался он. — Но, пожалуй, откажусь. Пусть уж так. Пойду тогда дальше спать, раз зачёт я всё-таки заработал… Кстати, а ты не опоздаешь? Агар отшатнулся, уставился на часы… Гарик устроился прямо на столе, приятно остужавшем голую задницу, и посмотрел на него — взлохмаченного, в спущенных до колен брюках, заляпанном спермой жилете. Рядом обнаружилось целое блюдо оладушков — и как только не свалили в процессе?.. — Вот же блядь, — от души ругнулся Агар, пытаясь то ли подтянуть брюки, то ли снять уже окончательно. — Вот же… — Идеально, — резюмировал Гарик, уцепив остывший, но всё ещё вкусный оладушек. — Счастье есть.