Закон Мёрфи

Когда ты в состоянии хоть что-то контролировать, когда делаешь что-то по своей воли, и все идет так, как задумала – лишь тогда ты думаешь, что жизнь по сути не так сложна и отвратительна, что есть в ней какой-то смысл. Дальше ищешь смысл, когда круг привычных вещей вдруг переворачивается с ног на голову, привычный уклад жизни летит в далекие тартарары. И только ты вроде бы уже привыкаешь, и снова все идёт в такую огромную и беспросветную жопу. Например, смерть. Иронично, да? Последним воспоминанием является резкая боль по всему телу, резь в головном мозгу и темнота. Поскольку до этого я уже испытала дикую агонию боли и страдания, это не было для меня чем-то новым. Удивительно, но привыкаешь даже к боли. К сильной и невыносимой. Еще иронично то, что я обрадовалась, когда поняла, что это наконец-то конец. Пришел конец моим страданиям. Темнота даже не пугала, она обволакивала и успокаивала. Я больше не чувствовала что-либо, только спокойствие. И только я пришла к мысли, что вот он – финал моей жизни, как вдали возник белый свет, наподобие тоннеля. Свет в конце туннеля? Меня инстинктивно потянуло туда: не знаю пошла ли я или полетела. Как не старалась оглядеться, я ничего не ощущала и чувствовала физического. Яркий свет становился все ближе, равномерно рассеивался и заполонял все пространство. Темнота полностью отступала, и в один момент стало настолько ярко, что пришлось зажмурить глаза. Что? Я могу зажмурить глаза? Потихоньку попыталась разлепить их, но яркий свет сильно бил после мрачной обстановки, поэтому инстинктивно закрываю лицо рукой. Затем резко распахнула-таки веки, изумленно разглядывая свою ладонь. Словно я вижу её впервые. Затем прошлась взглядом по всему своему телу - все было на месте: руки, ноги, туловище, голова. Словно до сих пор не веря этому, легонько пощупала себя, встряхнула свои волосы. Действительно, это я. И я ощущаю себя. Жаль на мне тот же грязный, местами порванный злосчастный пеньюар и ужасный, избитый, непотребный вид тела. Совсем претило обстоятельство предстать перед Богом или Сатаной, (кто его знает, куда меня определят), в таком виде. Я же леди. Внутренне усмехнулась про себя. Уж сейчас шутить явно не стоит. Озираюсь по сторонам и ничего совершенно не вижу, кроме яркого света. Почему ничего не происходит? — Эй!.. — делаю безуспешную попытку призвать кого-либо. Но в ответ была такая же звенящая тишина. Снова жмурю глаза и обхватываю себя руками, пытаясь подавить в себе страх неизведанного. Паника подступала ко мне с самого низа, изнутри: будоражила кровь, заставляла срываться сердце с обычного ритма, в висках стучало и отдавало болезненным ударом. — Мия… — неожиданно позади меня пространство разрезал мягкий и бархатистый, нежный, ласковый женский голос. И такой родной. Распахиваю широко глаза. Дыхание замирает. Теперь сердце пропускает удар или вовсе останавливается. Все останавливается. Словно в замедленном действии медленно и осторожно оборачиваюсь на голос, боясь, что там ничего не будет, что мне просто послышалось. Но нет. Передо мной стоит и грустно улыбается… — Мама… — выдыхаю я, прошептав это заветное и самое родное слово, которое могло только быть. Она такая же, как я её и запомнила: безумно красивая, темные волосы небрежно собраны в низкий пучок, несколько тонких прядей спадают и обрамляют её лицо, которое было такое же прекрасное. Сияющие лучистые глаза темно-изумрудного цвета созерцают на меня все с такой же добротой, любовью и нежностью. Уголки глаз украшают мелкие морщины, но это лишь добавляют ей шарма. Губы растянуты в улыбке, но она кажется вымученной, во взгляде присутствует безмерная грусть и печаль. — Мама? — все еще повторяю, голос ломается и переходит на писк. Неужели это она, неужели это правда? — Моя милая Мия, моя дочка, — улыбается, глаза заблестели от подступившей влаги. Тянет руки ко мне, и я послушно аккуратно подступаю к ней, все еще боясь, что при первом прикосновении она растворится и исчезнет, и она будет не более, чем обычный фантом или видение, как это часто бывало в моих снах. Осторожно касаюсь пальцами её руки, протянутых ко мне. Все такие же теплые, слегка шершавые. С моих губ срывается судорожный вдох, и я кидаюсь к ней в объятия, сильно сжав её обеими руками. Она в ответ также крепко обняла меня. — Мамочка, — всхлипнула я, слезы крупной росой и серебряной дорожкой покатились из моих глаз. — Прости, меня. Мам, прости, я была отвратительной дочерью. Я не заслуживала твоей любви. Я так виновата перед тобой. Прости, прости, прости, — слова бессвязным ручьем полились из моих уст, приглушенные рыданием и всхлипыванием. — Я так тебя люблю. — Дочка, — мама отстранилась от меня, пронзительно заглядывая мне в лицо. — Что ты такое говоришь? — Я так себя винила все эти годы, — плач не прекращался, и я разразилась еще новой волной истерики. Мама снова крепко обняла меня и нежно гладила по волосам, приговаривая: — Что за глупости, моя соловушка. Мне самой тяжело на душе, что ты так коришь себя. Не надо, Мия. В том, что мы отдалились есть и моя вина… — Нет… — я слегка отдалилась, рукой стирая влагу с лица. — Ты делала только лучшее для меня, а я это не ценила. Просто… просто хочу сказать тебе спасибо за твою любовь. Я так сильно по тебе скучала. Мне так сильно тебя не хватало, мам. Так сильно. Мама лишь улыбнулась и мягко обхватила моё лицо руками, нежно стирая с щек мои слезы. — Дочурка моя, ну разве нужно себя винить. Я всегда любила, люблю и буду любить тебя несмотря ни на что. Ты моя дочь, и этого никогда не отнять. Никогда, — она прислонилась своим лбом к моему, все так же с любовью смотря мне в глаза. — Помнишь, как в детстве. Люблю тебя от луны и обратно. А потом ещё миллион раз туда и обратно и… — До бесконечности, — закончила я, улыбнувшись. — Пойдем в наше любимое место. Нам еще нужно многое с тобой обсудить. Белый свет начал рассеиваться вокруг нас и появились первые очертания деревьев, послышался шелест листьев от беспокойного ветра, стрекот кузнечиков, пение птиц, в нос ударил до боли знакомый запах кустовых роз, лилий и гортензий. Постепенно все стало реалистичнее, и я узнала это место – наш сад, где мы так с мамой любили проводить вдвоем время за душевными беседами. А вот и вдалеке наша беседка из белого дерева, украшенная витиеватыми виноградными лозами, которые прорастали от стенок и закрывали крышу, защищая их обывателей от палящего и назойливого солнца в душные и горячие летние деньки. А больше мы любили устраивать там чаепития, с традиционно свежеиспечёнными домашними круассанами и миндальными печеньями. Еще мы любили сидеть там, наслаждаться прохладой, пить мамин фирменный лимонад и созерцать на потрясающий сад, который она бережно воссоздавала и трепетно ухаживала: в заботливых маминых руках даже обычный полевой цветок вырастал большим и благоухающим растением, который очаровывал своей красотой. Было множество различных сортов, названий которых я даже не все знала: лилии, гортензии, люпины, гиацинты, нарциссы, розы, хризантемы и т.д Вот, к примеру, маленький изящный кустик, на котором растут вроде бы самые обычные розы, но лепестки их были в сотню нежнее, чем у других роз, не маминых, цвета ярче и насыщеннее, сам бутон дышит свежестью, яркостью и жизнью. Розы были любимыми мамиными цветами, поэтому их разнообразие было огромным: от белых, красных, персиковых клумбовых, до диких кустовых роз. А как они благоухали. Аромат заполнял всё пространство, и от сладкого запаха даже кружилась голова. Были у нас в саду и гордые, могущественные деревья, как кипарис, огромные стволы в которых уходили ввысь. Узловатые, они были покрыты жесткой иногда очень шершавой, а иногда невероятно гладкой корой. В детстве я обожала лазить по ним, взбираться на высокие ветки. Даже был любимый домик на дереве, который папа заботливо построил. И мы с ребятами обожали пропадать там, играя в незатейливые игры. А ночью тащили туда всевозможные подушки, пледы, фонарики, и пугали друг друга страшными рассказами и байками. Мальчики шутливо щипали нас, девочек, за ногу в щекотливый и напряженный момент, а мы от испуга верещали и пищали. А днем больше любили устраивать пикники, под прохладной тенью большого, могучего и ветвистого зеленого навеса дерева. Мягкая изумрудная трава так и манила пробежаться по ней босиком, бабочки, летавшие повсюду, так и завлекали наше детское внимание и заставляли гнаться за ними, хлопая в ладоши и изливаясь лучистым, звонким смехом. Птицы пели так, как не поют нигде: голоса их были очень звонкими и чистыми. Можно было слушать их часами. Соловьи почти не умолкали, и можно было гулять по дорожкам, наслаждаясь их райским пением. Особенно в саду было прекрасно ранним утром. Повсюду волшебница заря разбрасывала блестящие капельки росы, бриллиантами переливаясь на первых солнечных лучах, что озаряли весь сад теплыми зайчиками, и дарили непередаваемое чувство счастья. Но время неотвратимо шло вперед, и это забытое детское счастье и беззаботность оставалось где-то позади: перестали дружить со многими ребятами, многие выросли в брутальных или депрессивных подростков и просто делали вид, что не знали друг друга. Домика на дереве скоро не стало, разобрали за ненадобностью. А вскоре не стало и вообще самого сада, потому что не стало мамы… Никто так не смог ухаживать трепетно с любовью и заботой, как она. Как бы мы с папой не старались сохранить её творение, сад потихоньку загибался, отцветал, увядал и умирал. Скоро безутешные попытки были брошены, и сад одиноко зарос сорняками, плющом. Когда-то благоухающие клумбы заросли преем и полынью. А запах совсем не манил, а наоборот заставлял поскорее уйти, пройти и мимо, и забыть, какая жизнь тут царила, когда мама была жива. И беседка со временем потеряла свой изыск: краска облупилась, виноградная лоза иссохла, дерево прогнило, и крыша прогнулась под натиском времени. Никто больше не ходил туда и не устраивал чаепития. Но сейчас, перед нами был тот сад – мамин. Все такой же роскошный, манящий и очаровательный. Ведь в воспоминаниях мамы он и оставался таким: живым и родным. От нахлынувшей ностальгии снова защипало в глазах, а в горле встал ноющий ком. Мама аккуратно взяла меня за руку, и мы побрели вдоль клумб, окутанных терпким ароматов цветов, по тропинке к той самой нашей беседке. Сезон был под стать, и виноград наливался от свежего, насыщенного сока, дурманя голову своим невероятным запахом, так и маня попробовать его на вкус. Мы молча прошли к скамейке и поудобнее устроились на нем, продолжая в тишине созерцать на сад. Я обвила руками предплечье мамы и прислонила голову к её плечу, вдыхая её родной аромат, который заставлял забыть обо всех горестях и просто наслаждаться таким долгожданным и счастливым моментом. — Я умерла? — спустя какое-то время полюбопытствовала я. — Не совсем, — спокойным и ровным тоном ответила мама. — Я не позволю тебе умереть раньше времени. Не сейчас. — Это как? — слегка отстранилась от мамы, заглядывая с изумлением ей в лицо. Она мягко улыбнулась и заботливо заправила мне за ухо выбившуюся прядь. — Это Лимб. Место между миром живых и мертвых. Ты не совсем обычная, Мия. Ты не можешь так просто умереть. Воздух застрял где-то в грудной клетке, а сознание подкинуло картинку событий перед моей так называемой смертью: предательство, пытки, пробудившаяся сила Луны. — Ты Дитя Луны, — лишь подтвердила мама, в её глазах заиграл беспокойный огонёк. — Так ты знаешь? — моему удивлению не было предела, я крепко сжала её ладонь в свою. — Тогда почему ты… была… обычной? Глаза матери на миг погрустнели, потеряли свой привычный блеск, она снова устремила свой взор на цветущий сад, но взгляд больше не был сконцентрирован на созерцании. Было видно, как она ушла глубоко в свои мысли. — Это легенда передавалась из поколения в поколение по женской линии. Нашей задачей было охранять эту тайну, и не дать силе пробудиться, сохраняя баланс между видами. Это священная тайна передалась мне от моей бабушки, маму я, к сожалению, не сумела застать, она умерла, рожая меня. Еще она сказала, что… по легенде следующий ребенок как раз будет рожден под полнолунием, кровавым полнолунием в созвездие девы, и что найдутся те, кто попытается воспользоваться этим. Сперва я не предавала значения этой легенде, а когда я носила под сердцем тебя, и когда твое рождение приближалась, с ужасом понимала, что роды совпадали на этот день, — мама резко остановилась, нервно сглотнув. Посмотрела на меня и слегка погладила ладонью по моей скуле, с той же любовью заглядывая мне в глаза. — И тогда было решено советом старейшин, а таких как мы было много, сразу при рождении усилить твою печать Прародительницы Лиллиты, еще больше, чтобы ни при каких обстоятельствах никто не смог сорвать его. Это был своего рода ритуал, и своей кровью я поставила печать. Может поэтому мы с тобой сейчас встретились, но, как бы это не было, я очень ждала нашей встречи. Правда, я надеялась, застать тебя милой старухой, но никак не молодой. И потом… ко мне пришли эти вампиры, требуя снять печать… Они истребили почти всех, пытаясь пробудить эту Силу Луны. Я прижала палец к губам, понимая, что это был тот день, когда… её убили. Ненависть бушующим пламенем пробудилась во мне. — Они убили тебя, — прошептала я со злобой. Мама лишь горестно выдохнула и с болью посмотрела мне в глаза. — Мне так жаль, что я оставила тебя, — она обняла меня. — Мой соловушек, прости, что тебе пришлось пройти через эту боль. Внутри меня колотила злость, до боли впиваясь ногтями в мягкую кожу, сжимаю кулаки. — Я им всем отомщу, любым способом, — прошипела я со злостью. — Мия, — мама отстранилась, обхватывая моё лицо руками. — Ты не должна злостью отвечать на злость. Это порождает насилие и ненависть. Ты не должна. — Но ведь они, — пыталась возразить я. — Стоп. Ты говорила, что мне еще не время умирать… — Ты должна вернуться назад. — Нет, — я лихорадочно помотала головой. — Нет, мам. Я не хочу возвращаться, — слезы снова подступили к глазам. — Я хочу остаться тут с тобой. Не хочу назад, там… Меня предали, мам. — Я знаю, дочка, — её глаза также стали влажными. — Мне выпало счастье и одновременно несчастье наблюдать за тобой. Я радовалась твоим успехам, одновременно грустила, когда тебе было плохо. Я всегда была с тобой рядом. Всегда. Просто не могла никак сказать или намекнуть тебе об этом. И… моё золотце, предательство любимого человека – это тяжелая и ужасная вещь, которая вообще может быть. Но ты должна пережить это. Ты должна жить. — Нет, — зажала рот рукой, всхлипывая и готовая вот-вот разреветься. — Не могу, мам. Не могу. У меня внутри всё, как лед. Но чувствую, будто горю. Я чувствую такую невыносимую боль в сердце. Она поражает меня. — Мия, моя дочка. Все это пройдет, обязательно, — она прижала мою голову к своей груди, снова утешающе гладя меня по волосам. — Не пройдет, мама, не пройдет. Я словно потеряла свой воздух. Я свою душу потеряла. Видела рай в его глазах, а он собственноручно затащил меня в ад. Я зарыдала, крепко стиснув её в объятия. Мама заплакала в ответ, теснее прижимая меня к себе. Какой матери не будет тяжело на душе, когда его ребенка истязает большое горе. Неожиданно сады стали терять свои четкие очертания, белый свет снова начал заполонять пространство. — Мам… — осторожно нахмурилась я. — У нас мало времени, — с тревогой прошептала она. — Нет, нет, мам. Я хочу остаться. — Дочка, — мама снова отстранилась и серьезно посмотрела мне в глаза. — Запомни. Тебе выпала воля и выбор перезаписать историю. Найди старую ведунью Клаудинью, и она тебе все расскажет. — Мам, нет. Позволь остаться. В нашем мире ничего больше нет. Хочу быть с тобой! — хныкала я, как капризный ребенок. — Не говори так. Там папа, там Триша. Как они без тебя. И обязательно найдется, если уже не нашелся, человек, который станет для тебя семьей. Ведь порой семья не имеет ничего общего с кровью или со временем. Главное, вовремя понять, что это и есть твой человек, и не отпускать. — Мам… — свет все больше рассеивался, и образ мамы становился менее отчетливым, что до невообразимости пугало меня. — Не уходи. — Мне придется сейчас снять печать полностью. Тому вампиру это удалось сделать лишь наполовину, но он знает, что я сейчас сниму и попытается воспользоваться, чтобы украсть твою силу. Найди силы противостоять ему и не дать этому случиться. Мия, весь мир в твоих руках. Я верю в тебя. Ты сможешь. Ты же моя девочка. Она приложила руку к моей груди и прошептала непонятное мне заклинание на латинском. Внутри меня снова начало разливаться теплое чувство, совсем как тогда, когда Сила Луны пробудилась во мне. Вместе с этим чувством, яркость больше заполняла местность и забирала от меня маму. Неужели она и правда уходит? Неужели я возвращаюсь в этот для меня дикий ад? — Я люблю тебя. Люблю сильно. До луны и обратно, — я отчаянно хваталась за рукав её платья, цепляясь за неё, пытаясь вернуть и не дать уйти. Но сад уже полностью исчез, оставался лишь образ мамы, что неумолимо исчезал. — И так миллион раз туда обратно, — шепчет она, улыбаясь. — И до бесконечности, — промолвили мы в унисон, кидаясь к друг друга в прощальные и последние объятия. «Прощай, дочка. Будь хорошей девочкой, — мама испарилась, напоследок остались лишь эти слова.» Яркая вспышка озарила моё лицо, возвращая меня в реальность, и я проснулась. *** — Зачем понадобилось её убивать? Ритуал разве не предполагает, что объект должен быть живым? — вкрадчивый голос Виктора прорезает мертвую тишину. Анхель Мора в ответ лишь еле слышно хмыкает, презрительно ведет челюстью в бок и не считает нужным отвечать на вопрос его подопечного. Его уже ничего не волнует. А то, что волнует – лежит прямо перед ним воочию. И больше ничего не важно. Тем временем Джон сзади вампиров огибает помещение по периметру и подбегает к Ральфу, кладет руки ему на плечи и начинает трясти его, пытаясь привести в чувство. — Слышишь меня? Очнись, нам нужно быстрей выбираться отсюда, пока нас не превратили в фарш. Девочка уже мертва, мы ничем больше не поможем и не верн… На этих словах появляется яркий, ослепительный с голубоватым оттенком свет, который озаряет всю комнату и заставляет всех находившихся здесь непроизвольно зажмуриться и закрыть лицо руками. Из-за этого не виден источник света, лишь ясно, что он исходит из центра комнаты, где лежала Мия. Спустя около 10 секунд вспышка ослабевает и превращается в один луч, который пробивается вверх сквозь потолок. И лишь тогда можно было заметить, что свет бьется из грудной клетки Мии. Её тело приподнимается воздух, слышится, как кости встают на место. Глаза широко распахнуты, ярко горят синим пламенем, а на лбу уже знакомый лунный месяц. Она широко расставляет руки и приподнимается, начиная осматривать присутствующих. Стоило Господину только вытащить клинок из трости, как раздается оглушительный крик Мии, и стены рушатся в камни, а самих вампиров отбрасывает на далекое расстояние. Оборотни были заботливо защищены прозрачным барьером, падающие обломки не наносили им вреда. — Вы за все заплатите, — не своим голос зло причитает девушка. Она вытягивает руку, приподнимая тела Господина в воздух, и начинает яростно и остервенело колбасить его то по стенам, полу, быстро, хаотично, беспорядочно. Затем другой рукой приподнимает близлежащий кол самого Анхеля, и развернув его острым концом, отправляет в сторону вампира и вонзает ему прямо в сердце. Анхель широко раскрывает глаза, и все еще не веря, ошарашенно смотрит на Итана и Виктора, которые безучастно стоят рядом и наблюдают за тем, как умирает их Господин. — Какого дьявола, — шипит он. — Почему вы не остановили её? Как вы смели? Его убили его же оружием. Его клинок был сделан из чистого золота и пропитан редким змеиным ядом, который мгновенно забирал жизнь. — Простите, Господин, — спокойным тоном отвечает Итан. — Правила изменились. — Предатели, — хрипит последнее слово вампир, и его тело рассыпается в прах. Мия опускается на землю, чтобы теперь расправиться с двумя остальными вампирами, но с удивлением обнаруживает, что их и след пропал. Они словно испарились. Чертыхается про себя, но обещает себе найти их позже. А пока нужно выбираться, здание ломается, и рассыпается, скоро тут будут одни руины. Она шагает к оборотням и оглядывается в поиске Макса. Куда он подевался? Барьер благополучно защищает её от камней тоже. — Где Макс? — спрашивает она, подходя к Джону и Ральфу. — Он уже вернулся. Потом объясню. Нам нужно уходить, за той дверью портал. Нужно быстрее добраться до него, пока он не разрушился. Девушка кивает, и бросает изумленный взгляд на опустошенного Ральфа. Внутри неё неприятно колет, но решает не задавать лишних вопросов, пока они не выберутся отсюда. Бегом достигает той двери, петляя между глыбами и валунами. Здание уже наполовину было разрушено, но к счастью, портал еще действовал. Мия с диким удивлением разглядывает это облако, но после того как Джон шагает туда, поддерживая Ральфа, согласно шагает следом, и трое исчезают за телепортом, оставляя разрушаться каменное сооружение до конца.